…ДА, НО ВЕДЬ НИКТО ЕЩЕ НЕ ЛЮБИЛ ЕЕ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА…
– Я пошутил, – сказал я. – Я не женат.
– Я знаю, – сказала она. Мы остановились около почты.
– Платите за телефон, – сказал я.
Она кивнула, и мы вошли внутрь.
Я посмотрел, как она идет к окошкам, около которых стоят люди.
…И ПОНЯЛ, ЧТО БЕЗ НЕЕ ЖИТЬ НЕ МОЖЕТ…
Она подошла к очереди.
– Мне за телефон… разрешите, – сказала она людям.
– А вот, в очередь.
– Я очень тороплюсь, – сказала она.
– Девочка, в очередь.
…ДЕВОЧКА – НАЗВАЛИ ЕЕ… ОН СРАЗУ ПОБЛЕК. ОН ОПОМНИЛСЯ…
Я достал из кармана две копейки и пошел к автомату.
Девушка испуганно оглянулась из очереди и отыскала меня глазами.
– Да, я, – сказал я, плотно закрыв дверцу. – Ну, кто, кто? Алеша… Вика, старика на горизонте не видно?… Прекрасно… Тогда я сейчас вернусь… Ну что значит не разрешил!…
Привет.
Девушка выбежала из очереди. Я вылез из будки.
– Вы уходите? – спросила она.
– Да.
– Я хочу вас увидеть еще раз, – сказала она.
– Вот еще. Зачем? – сказал я.
Она кинулась к наклонному столу и ручкой написала на промокашке. Вернулась и протянула мне руку, как будто милостыню просила.
Я посмотрел на красную, детскую еще совсем руку и понял, что это она мне протянула руку помощи.
Я взял промокашку и сунул ее в карман. Я протянул ей руку, но она убрала свою.
– Нет. Не буду прощаться, – сказала она. – Позвоните, когда захотите. Даже можно ночью…
Я кивнул и вышел.
Она глядела мне вслед, когда я проходил мимо окон почты.
Нет, я, конечно, не позвоню. Нашли дурака! Что я, враг себе? Нет, я себе не враг.
Глава 2. НЕТ, РЫЖИК, НЕТ…
Я бы, конечно, не пошел на свидание, но этому предшествовали чрезвычайные события у нас в лаборатории.
Когда я вошел в лабораторию, Митина команда праздновала победу. На опущенном кульмане стоял коньяк, а в вытяжном шкафу – тарелка с дорогобужским сыром, запах которого все равно заполнял лабораторию.
– Надеюсь, вы не против? – спросил Митя.
– О нет, – сказал я. – Нисколько. Но стоит ли, пардон, гадить в лаборатории?
– Никто не гадит. Проще – хотите выпить? – спросил Митя.
– Только на нейтральной почве.
– Хорошо. Пошли в беседку.
Мы пошли в беседку.
Нашу фирму строили недавно. Это огромное здание с зарешеченными окнами нижнего этажа. Оно стоит на пустыре, заваленном строительным мусором. За пустырем – сарай для несекретного оборудования – бочки с цементом, рваные покрышки и сиплый кот, который хотя и не пьет, однако ест любые закуски. Скоро беседку сломают, но сейчас это место для лицейских пирушек и круговой чаши в нерабочее время. За беседкой – шоссе и огороды. Вдали Москва.
Все бы обошлось наверно, если бы Митя не взялся нас поучать. Нас, это Памфилия, меня и Анюту. Панфилову я позвонил по телефону, Анюта сбегала за боржомом. Анюта – мой самый большой друг. Ей восемнадцать лет, она работает у нас курьером и учится на учительницу в педагогическом техникуме.
– Давай, давай, – сказал я, выслушав Митины поучения. – Произнесем тронные речи.
Мне давно уже хотелось потолковать с Митей по существу.
– Долой школярство! – сказал Митя. – Я кончил.
В его устах это означало – долой фантастику. Ученый Митя считает фантастику ликбезом, то есть детским уровнем мышления.
Помнится, был спор насчет физиков и лириков – кто лучше? Формула неточная. Этот спор о нравственном идеале и о методе творчества.
И тогда Панфилов произнес тронную речь.
– Время беременно фантастическими открытиями, – сказал Панфилов. – Необычайно расцвела фантастика. А ведь фантастика – это лирика науки.
Панфилов сказал:
– Но лирика – это особый способ мышления. Он объемный в отличие от линейного логического. В лирике образ возбуждается от образа, и цельное представление возникает в мозгу, минуя промежуточные связи, минуя всякие «следовательно». А вдруг способ лирического мышления для творчества вообще органичней обычного метода умозаключений? А вдруг слабое развитие этого метода является следствием недостаточного понимания самого предмета науки? Вы уверены, Митя, что человечеству не предстоит качественный скачок в самом способе мышления? Ведь из истории науки известно, что многие открытия приходят внезапно. Давно известно, что открытия приходят на стыке двух наук. Но не возникает ли у вас мысль об открытиях на стыке науки и искусства? Ведь тогда фантазия, романтика – это модель такого мышления, а искусство в целом, вызывая душевные встряски, есть способ пробуждения такого рода мышления.
– Мышление – это мышление, – сказал Митя. – Вот Аносов, ведь он же не физик. Вы не физик, Алексей Николаевич. Я говорю жестокую правду. Характера у вас нет. Вы бы могли быть кем угодно. Даже кинооператором.
– Думайте, что говорите, – сказал я. – Эй, вы…
– Перестань. Он прав, – сказал Памфилий. – Он бы мог быть кем угодно. Ну и что плохого?
– Да нет, пожалуйста. Разве я против, – сказал Митя и рассмеялся весело. – Просто говорю, почему у него маловато успехов. А те, что есть, случайные.
Он говорил обо мне как о покойнике. Черт с ним, со мной! Он говорил об определенном типе ученого. И кроме того, никто из нас не хочет принадлежать к типу. Каждый хочет быть сам по себе. Господи, но только не дилетантом!… И еще я подумал, что у человека наглого всегда более прочная позиция. Завидно.
– Не кипятись, – сказал мне Памфилий. – Митя, вы резвитесь потому, что у вас куча новых идей. Но это не новые идеи. Это новые выводы из старых идей. Породить основную идею вы не можете.
– Вы это точно знаете?
– Конечно– А он может. Он не физик, он человек. Следовательно, он поэт.
– Ха-ха, – сказал Митя, сказал и не засмеялся. – Вас я обижать не хочу.
– Вы не хорохорьтесь. Это серьезней, чем вы думаете, – сказал Памфилий. – Это вовсе не разговор о профессии. Стихи может писать каждый. Всеобщее десятиклассное образование все-таки. Все знают кучу слов и всякие там корневые рифмы. Но при чем тут поэзия? Поэзия – это творчество.
– Творчество – это разум! – икнув, сообщил Митя и осушил кубок доброго вина. – Следовательно, это мужество, трезвость, порядок. Пусть трудный, но порядок. В то время как всякая романтика, искусство, фантастика, лирика – это детское перескакивание через факты. Скачки, вызванные желанием невозможного.
– Чепуха, – сказал Памфилий. – Порядок – это только подготовка к творчеству. И открытия – это только результат творчества. А что такое творчество, увы, никто не знает. Может быть, это душевный резонанс на что-то. А вот на что?… Какой-нибудь физик додумается. Но это будете не вы.
– Ну вы-то с вашими идеями тоже далеко не пойдете, – сказал Митя. – То-то – сейчас вся поэзия никудышная. Это знает каждый.
Тогда я произнес тронную речь. Я сказал:
– Митя, лапочка, ваши все успехи есть следствие старых запасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32