Но что мне запомнилось больше всего – это его слова ближе к концу фильма. После того, как действие наркотика прошло, его спрашивают, что же он понял в ходе этого эксперимента. И вот какой вывод он делает: «Абсолютного времени не существует. И абсолютного пространства – тоже».
Когда я сидел и ждал, пока закипит чайник, я понял, что он имел в виду. В этот момент я сделал шаг за пределы времени. Словно бы та часть меня, которая удерживала меня в настоящем, исчезла или отключилась. Все времена стали равно и мгновенно достижимы. Прошлое, настоящее, будущее. Желания навещать прошлое у меня не было. Я уже был в нем и простился с ним, а с чем не простился – так и слава Богу. Но будущее! Именно будущее! Я увидел его и ужаснулся. Я увидел, что мне предстоит, и я знал, почему.
Я увидел себя в тюрьме. Может быть, в тюрьме времени? Годы и годы за решеткой, а потом меня освободили, выкинув на безлюдном болоте. А потом я увидел яркие огни, Лондон и себя самого – богатым человеком, в хорошем костюме, в шикарной машине. А потом, прорезая мрачный горизонт, надо мной нависло исполинское здание, величественная готическая громада, и в нем – дикая оргия, наркотики, женщины с длинными ногами. Эта часть мне особенно понравилась, и тут я задержался в своем путешествии по времени, чтобы получше рассмотреть все подробности и частности собственного падения в пропасть порока. И было это весьма приятно.
Но кончилось все трагично. Кончилось это смертью, которая потрясла мир, а вскоре после этого была великолепная вечеринка, которая по какой-то, не вполне ясной причине мне совсем не понравилась. А потом мир сошел с ума. Это был конец света, как мы его себе представляем. Ядерная война. И затем – радиоактивные пустыни и кое-где – поселения тех, кому удалось выжить.
Вот эта часть ни к черту не годилась. Дешевое подражание «Безумному Максу». Так что я как можно быстрее промотал ее. Но почти сразу притормозил на действительно омерзительной сцене, от которой меня чуть не стошнило.
Я оказался в крошечном подвале под руинами, и передо мной сидел какой-то дряхлый старик. И этот старик выговаривал мне за что-то, а я жутко ненавидел его, и вдруг я принялся его убивать. Мои руки ухватили его морщинистую шею и выжимали из него дух.
И еще я увидел, как я пишу эти слова сейчас, в 2008 году. И вспоминаю, как я вспоминал то, что буду вспоминать.
Если можно так выразиться.
Я уверен, что мне с легкостью удалось бы выйти за пределы собственного, не слишком длинного, жизненного пути, и отправиться в вечность, если бы меня так грубо не прервали. Я не знаю, кто именно ворвался в кухню через окно, вырвал шнур от чайника из розетки и принялся бить меня этим чайником по голове. Мне показалось, что он был поджар и одет в твид, но, поскольку я очень быстро потерял сознание, я могу ошибаться.
Вам, конечно, знакомо то паническое ощущение, когда вы просыпаетесь наутро после того, как упились в дым и обкурились в хлам, и обнаруживаете, что не способны двигаться, а потом до вас медленно доходит, что кто-то вам приклеил голову к полу, а потом до вас медленно доходит, что никто вам ничего не приклеил, что вас просто стошнило во сне, и блевотина высохла, и щека прилипла к линолеуму, и…
Нет. Вам, конечно, не знакомо это ощущение, правда?
Ну что ж, это почти так же погано, как и утро в тюремной камере. Почти, но не совсем.
Я попытался подъять свое непослушное тело, но у меня ничего не вышло. К счастью, мне под руку попалась лопаточка, которую я уронил на прошлой неделе. Каким-то образом ее запихали под плиту, и теперь мне удалось осторожно ввести ее в щель между полом и собственной физиономией, и, орудуя ей, как рычагом, освободиться из вонючего плена. Чудовищное ощущение, можете мне поверить, я чуть не задохнулся, работая над собой, и понял, что должен выпить чаю.
Не буду надоедать вам рассказом о том, что случилось, когда я снова воткнул шнур от чайника в розетку.
Однако то, что случилось, по всей вероятности, спасло мне жизнь, или рассудок, по меньшей мере. Если бы не повторное избиение, если бы не прибытие скорой помощи, которая отвезла меня в больницу, я бы наверняка снова отправился на фестиваль, и тогда то, что случилось со всеми зрителями, с этими ни в чем не повинными людьми, без всякого сомнения случилось бы и со мной. Кто бы ни послал меня в нокаут на этот раз, избавил меня от этого.
Но зачем он меня от этого избавил?
И почему?
Чтобы я мог продолжать жить, зная все, что случится, не будучи способным предотвратить это?
Чтобы я стал чем-то вроде беспомощной марионетки, обреченной на страшную участь?
Чтобы пурпурный кафтан истины расправил крылья, и, ухмыляясь, поглотил дряблую пепельницу завтрашнего дня?
Ты сам– то понял, что сказал?
Да ладно, это все же были шестидесятые годы.
Мне удалось составить общую картину того, что произошло в тот день, на основе разговоров в больнице, собственных бесед с Норманом и другими людьми, секретных полицейских протоколов, которые попали мне в руки, а также конфискованных киноматериалов. И до сих пор никто не рассказывал, как это было на самом деле.
Я буду первым.
Для начала давайте прослушаем запись, сделанную на допросе водителя машины скорой помощи, Мика Лоуфа по прозвищу «Тефтель».
– Ну что, запись включили? Лады. Так мы, значит, приняли вызов часов в десять утра, в воскресенье. Только-только вышел. Я вроде как в отпуске был, на пару дней, к тетке ездил. Что? Как? Правду сказать? Я правду говорю. Детектор показывает, что нет? Лады, как скажете, ну не к тетке. Какая разница? Ну, значит, просто говорю, что видел. Значит, приняли вызов в дом через улицу от больницы. Ну, позвонили, значит, сказали, что там мужика, Эдвином звали, избили какие-то типы, навроде цыган, и что он истекает кровью на кухне. Ну мы и поехали, да?
Ну и там ехать нужно вдоль садов, а я не знал, что там вроде фестиваль какой-то, и вот мы едем, и видим – там толпа народу, просто тыща человек, не меньше, и они вроде как раскачиваются все под музыку. Все под музыку, все как один, просто здорово. Ну и было жарко, да, и я окно открыл, а музыки не слышно. Я и говорю напарнику, Чоки, дескать, Чоки, говорю, смотри, эти идиоты хиппи уже без музыки пляшут. А Чоки мне говорит, чтоб я на сцену посмотрел. Мы тогда встали, и смотрим – а на сцене музыкантов нет, ни одного нет, а только куча цветков всяких в горшках, а перед ними, значит, микрофоны, как будто они – музыканты и есть. Ну свихнуться, точно.
Что? Химикаты? А, насчет химикатов, значит. Ну что, мне больно нечего рассказывать, я все в полиции рассказал. Мы когда к дому подъехали, значит – передняя дверь открыта. Ну, мы заходим, и тут же обратно, потому что без респиратора не войдешь, вонища стоит страшная. Там полно было бочек в прихожей. Имущество Соединенных Штатов, понимаете ли, в общем, навроде боеприпасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Когда я сидел и ждал, пока закипит чайник, я понял, что он имел в виду. В этот момент я сделал шаг за пределы времени. Словно бы та часть меня, которая удерживала меня в настоящем, исчезла или отключилась. Все времена стали равно и мгновенно достижимы. Прошлое, настоящее, будущее. Желания навещать прошлое у меня не было. Я уже был в нем и простился с ним, а с чем не простился – так и слава Богу. Но будущее! Именно будущее! Я увидел его и ужаснулся. Я увидел, что мне предстоит, и я знал, почему.
Я увидел себя в тюрьме. Может быть, в тюрьме времени? Годы и годы за решеткой, а потом меня освободили, выкинув на безлюдном болоте. А потом я увидел яркие огни, Лондон и себя самого – богатым человеком, в хорошем костюме, в шикарной машине. А потом, прорезая мрачный горизонт, надо мной нависло исполинское здание, величественная готическая громада, и в нем – дикая оргия, наркотики, женщины с длинными ногами. Эта часть мне особенно понравилась, и тут я задержался в своем путешествии по времени, чтобы получше рассмотреть все подробности и частности собственного падения в пропасть порока. И было это весьма приятно.
Но кончилось все трагично. Кончилось это смертью, которая потрясла мир, а вскоре после этого была великолепная вечеринка, которая по какой-то, не вполне ясной причине мне совсем не понравилась. А потом мир сошел с ума. Это был конец света, как мы его себе представляем. Ядерная война. И затем – радиоактивные пустыни и кое-где – поселения тех, кому удалось выжить.
Вот эта часть ни к черту не годилась. Дешевое подражание «Безумному Максу». Так что я как можно быстрее промотал ее. Но почти сразу притормозил на действительно омерзительной сцене, от которой меня чуть не стошнило.
Я оказался в крошечном подвале под руинами, и передо мной сидел какой-то дряхлый старик. И этот старик выговаривал мне за что-то, а я жутко ненавидел его, и вдруг я принялся его убивать. Мои руки ухватили его морщинистую шею и выжимали из него дух.
И еще я увидел, как я пишу эти слова сейчас, в 2008 году. И вспоминаю, как я вспоминал то, что буду вспоминать.
Если можно так выразиться.
Я уверен, что мне с легкостью удалось бы выйти за пределы собственного, не слишком длинного, жизненного пути, и отправиться в вечность, если бы меня так грубо не прервали. Я не знаю, кто именно ворвался в кухню через окно, вырвал шнур от чайника из розетки и принялся бить меня этим чайником по голове. Мне показалось, что он был поджар и одет в твид, но, поскольку я очень быстро потерял сознание, я могу ошибаться.
Вам, конечно, знакомо то паническое ощущение, когда вы просыпаетесь наутро после того, как упились в дым и обкурились в хлам, и обнаруживаете, что не способны двигаться, а потом до вас медленно доходит, что кто-то вам приклеил голову к полу, а потом до вас медленно доходит, что никто вам ничего не приклеил, что вас просто стошнило во сне, и блевотина высохла, и щека прилипла к линолеуму, и…
Нет. Вам, конечно, не знакомо это ощущение, правда?
Ну что ж, это почти так же погано, как и утро в тюремной камере. Почти, но не совсем.
Я попытался подъять свое непослушное тело, но у меня ничего не вышло. К счастью, мне под руку попалась лопаточка, которую я уронил на прошлой неделе. Каким-то образом ее запихали под плиту, и теперь мне удалось осторожно ввести ее в щель между полом и собственной физиономией, и, орудуя ей, как рычагом, освободиться из вонючего плена. Чудовищное ощущение, можете мне поверить, я чуть не задохнулся, работая над собой, и понял, что должен выпить чаю.
Не буду надоедать вам рассказом о том, что случилось, когда я снова воткнул шнур от чайника в розетку.
Однако то, что случилось, по всей вероятности, спасло мне жизнь, или рассудок, по меньшей мере. Если бы не повторное избиение, если бы не прибытие скорой помощи, которая отвезла меня в больницу, я бы наверняка снова отправился на фестиваль, и тогда то, что случилось со всеми зрителями, с этими ни в чем не повинными людьми, без всякого сомнения случилось бы и со мной. Кто бы ни послал меня в нокаут на этот раз, избавил меня от этого.
Но зачем он меня от этого избавил?
И почему?
Чтобы я мог продолжать жить, зная все, что случится, не будучи способным предотвратить это?
Чтобы я стал чем-то вроде беспомощной марионетки, обреченной на страшную участь?
Чтобы пурпурный кафтан истины расправил крылья, и, ухмыляясь, поглотил дряблую пепельницу завтрашнего дня?
Ты сам– то понял, что сказал?
Да ладно, это все же были шестидесятые годы.
Мне удалось составить общую картину того, что произошло в тот день, на основе разговоров в больнице, собственных бесед с Норманом и другими людьми, секретных полицейских протоколов, которые попали мне в руки, а также конфискованных киноматериалов. И до сих пор никто не рассказывал, как это было на самом деле.
Я буду первым.
Для начала давайте прослушаем запись, сделанную на допросе водителя машины скорой помощи, Мика Лоуфа по прозвищу «Тефтель».
– Ну что, запись включили? Лады. Так мы, значит, приняли вызов часов в десять утра, в воскресенье. Только-только вышел. Я вроде как в отпуске был, на пару дней, к тетке ездил. Что? Как? Правду сказать? Я правду говорю. Детектор показывает, что нет? Лады, как скажете, ну не к тетке. Какая разница? Ну, значит, просто говорю, что видел. Значит, приняли вызов в дом через улицу от больницы. Ну, позвонили, значит, сказали, что там мужика, Эдвином звали, избили какие-то типы, навроде цыган, и что он истекает кровью на кухне. Ну мы и поехали, да?
Ну и там ехать нужно вдоль садов, а я не знал, что там вроде фестиваль какой-то, и вот мы едем, и видим – там толпа народу, просто тыща человек, не меньше, и они вроде как раскачиваются все под музыку. Все под музыку, все как один, просто здорово. Ну и было жарко, да, и я окно открыл, а музыки не слышно. Я и говорю напарнику, Чоки, дескать, Чоки, говорю, смотри, эти идиоты хиппи уже без музыки пляшут. А Чоки мне говорит, чтоб я на сцену посмотрел. Мы тогда встали, и смотрим – а на сцене музыкантов нет, ни одного нет, а только куча цветков всяких в горшках, а перед ними, значит, микрофоны, как будто они – музыканты и есть. Ну свихнуться, точно.
Что? Химикаты? А, насчет химикатов, значит. Ну что, мне больно нечего рассказывать, я все в полиции рассказал. Мы когда к дому подъехали, значит – передняя дверь открыта. Ну, мы заходим, и тут же обратно, потому что без респиратора не войдешь, вонища стоит страшная. Там полно было бочек в прихожей. Имущество Соединенных Штатов, понимаете ли, в общем, навроде боеприпасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69