Но он понимал, что на переговорах не должно быть никого, кроме уже названных лиц. В противном случае граф ухватится за возможность пригласить своего наблюдателя из числа тех, кто, по его мнению, должен присутствовать, и тогда переговоры уже не состоятся.
Мнрогар, несомненно, тоже не придет, если появятся не оговоренные с ним представители. Тролль, возможно, смирится с присутствием Арагха. Но, если явится кто-нибудь еще, он, скорее всего, исчезнет до того, как будет произнесено его имя.
Подлинная проблема заключалась в том, что ни у Мнрогара, ни у графа не было никакого желания договориться. Но они должны договориться. Джим вновь вернулся к своим доводам, на которые он не слышал ответа:
— Если ты отделаешься от Мнрогара, милорд, ты не только окажешься перед фактом, что в твоем лесу много троллей, но и никогда не выяснишь, кто из гостей — переодетый тролль.
— А откуда ты знаешь о нем? — прорычал граф. — Все, что нам известно, рассказал этот Мнрогар или как его там, А слово тролля — тьфу!
Джим заметил, что вокруг слишком много этих «тьфу», или, возможно, раньше он не обращал на это внимания.
— Вряд ли тролль, живущий в подземелье замка, настолько обезумел, чтобы трясти стены, готовые обрушиться на него самого, если не предположить, что среди нас находится другой тролль, — мягко вставил Чендос.
Граф повернулся к нему.
— Нет, сэр Джон. — Граф выглядел еще более недовольным, он понимал, что у него нет достойного ответа на слова Чендоса. — Это возможно. Я не совсем уверен. Знаю только, что этот тролль находится внизу, под нами.
— Да, милорд, — сказал Джим, — но твои действия в отношении этого тролля несколько ограничены. Если ты спустишься вниз с воинами, он ведь может исчезнуть. Но он не исчезнет навсегда. Правда, он выходит поохотиться в лесу, но, чтобы поймать его там, нужна большая удача. Он может выйти и между двумя приемами пищи, ведь он довольно много ест. Скорее, его можно обнаружить, если найти место, где тоннель выходит в лес. Но ведь если поставить там часового, тролль обнаружит его до того, как выйдет из тоннеля, и тогда он выроет еще один тоннель, прямо из своей берлоги. Короче, ты больше выиграешь, если поговоришь с ним, и меньше — любыми другими средствами.
— Но у меня есть мой долг! — рявкнул граф. Он посмотрел на Чендоса:
— Есть у меня долг, сэр Джон?
— Несомненно, милорд, — утешил его Чендос. — С другой стороны, долг можно рассматривать с разных точек зрения. И может вполне оказаться, что переговоры с твоим троллем из подземелья — лучший способ выполнения этого долга.
— Ты так считаешь? — спросил граф. У него не было длинной бороды, как у Каролинуса, чтобы жевать ее, выражая недовольство в подобных случаях. Но Джиму показалось, что, будь у графа борода, он бы ее жевал.
— Конечно, милорд, — быстро сказал Джим, надеясь, что обнаружил брешь в обороне графа. — Вообще говоря, ты единственный, с кем тролль согласен иметь дело. Он, конечно, не будет говорить ни с кем, кроме тебя, и предварительные переговоры, скорее всего, абсолютно необходимы для той цели, которой ты хочешь добиться, — не допустить дальнейшего расшатывания замка, не допустить появления новых трещин в стенах.
— Ты знаешь об этом? — рявкнул граф, наливаясь яростью. Брови его сдвинулись.
— Да, милорд. Каролинус мне рассказал.
— Ax… гм, — вздохнул граф, успокаиваясь.
— Я как раз хотел сказать, милорд, — продолжил Джим, — что для того, чтобы обнаружить неизвестного тролля, несомненно, нужна предварительная беседа. Она возможна только на самом высоком уровне, между живущим в замке троллем и тобой.
— Предварительная беседа? — Граф широко раскрытыми глазами уставился на Джима.
— Переговоры, — объяснил Чендос.
— Ах, переговоры, — протянул граф. — Что ж, я полагаю, существует…
— Правда, — задумчиво, словно только для себя, заговорил Чендос, — подобного прецедента нет. Сомневаюсь, чтобы какой-либо граф где-либо в мире вел когда-либо переговоры с троллем столь преклонного возраста, троллем, который жил здесь, когда римляне правили нашим островом. Вообще говоря, я в этом уверен. История сохранила бы столь необычное событие. Имя графа было бы не только большими буквами вписано в монастырские хроники, но и осталось бы в памяти простого народа…
— Гм…— Граф, прочистив горло, вопросительно посмотрел на Чендоса, который разглядывал, что-то вдали и не хотел встречаться с ним глазами. — Его имя осталось бы в памяти? Да-да. Полагаю, так и произошло бы, конечно, случись такое. Да, ты совершенно прав.
Мысли галопом неслись в голове Джима. Брешь, которую он обнаружил в позиции графа, была очень умно использована Чендосом для того, чтобы задеть тщеславие хозяина замка. В этом мире четырнадцатого столетия, как обнаружил Джим, людей отличала важная черта: все они были несостоявшимися актерами. Наследный принц, например, мог разбрасываться милостями и подарками направо и налево, как ему заблагорассудится. И делал это, несмотря на все попытки сдержать его. Он чувствовал себя вправе, ведь это по-королевски. И какую бы роль судьба ни уготовила человеку, он играл ее до конца.
Каждый король хватался за любую возможность выглядеть большим королем, чем прочие. Каждый принц стремился быть большим принцем, и так далее, включая и графа. Это распространялось и на людей более низкого ранга, каждый стремился показать себя больше и лучше, чем другие из его сословия. Вот и сейчас граф Сомерсетский, стоя перед Джимом, уже видел, как монахи вписывают его имя в хроники. Перспективы намечались самые радужные. Граф был рыцарем и должен всю жизнь оставаться рыцарем, а способы попасть на главную сцену были весьма опасны, и на это надо еще осмелиться. Таким образом, к тому времени, когда люди, подобные графу, сэру Брайену или сэру Гаримору, созревали, чтобы перейти из сквайров в рыцари, они хватались за малейшую возможность, едва перед ними блеснет луч надежды. Цена раны или даже смерть легко забывалась в предвкушении удачи. Ясно, что графом сейчас владели такие мысли.
Однако за последние десять лет граф успел осознать, что в жизни есть и иные ценности, кроме меча и копья. Это осознание вместе с пониманием, что жизнь хороша, что он может прожить еще довольно много лет, заставили графа отступить перед соблазном войти в хроники.
Джим рискнул продолжить игру. Граф еще оборонялся, но именно сейчас или никогда надо подтолкнуть его в нужном направлении. Джим намеревался по возможности не посвящать графа в то, что Каролинус и Арагх хотят участвовать во встрече. Джим решил прощупать почву просто потому, что не доверял графу, полагая, что известное ему может стать достоянием всех.
Если бы граф поклялся не разглашать сказанное Джимом, все было бы надежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Мнрогар, несомненно, тоже не придет, если появятся не оговоренные с ним представители. Тролль, возможно, смирится с присутствием Арагха. Но, если явится кто-нибудь еще, он, скорее всего, исчезнет до того, как будет произнесено его имя.
Подлинная проблема заключалась в том, что ни у Мнрогара, ни у графа не было никакого желания договориться. Но они должны договориться. Джим вновь вернулся к своим доводам, на которые он не слышал ответа:
— Если ты отделаешься от Мнрогара, милорд, ты не только окажешься перед фактом, что в твоем лесу много троллей, но и никогда не выяснишь, кто из гостей — переодетый тролль.
— А откуда ты знаешь о нем? — прорычал граф. — Все, что нам известно, рассказал этот Мнрогар или как его там, А слово тролля — тьфу!
Джим заметил, что вокруг слишком много этих «тьфу», или, возможно, раньше он не обращал на это внимания.
— Вряд ли тролль, живущий в подземелье замка, настолько обезумел, чтобы трясти стены, готовые обрушиться на него самого, если не предположить, что среди нас находится другой тролль, — мягко вставил Чендос.
Граф повернулся к нему.
— Нет, сэр Джон. — Граф выглядел еще более недовольным, он понимал, что у него нет достойного ответа на слова Чендоса. — Это возможно. Я не совсем уверен. Знаю только, что этот тролль находится внизу, под нами.
— Да, милорд, — сказал Джим, — но твои действия в отношении этого тролля несколько ограничены. Если ты спустишься вниз с воинами, он ведь может исчезнуть. Но он не исчезнет навсегда. Правда, он выходит поохотиться в лесу, но, чтобы поймать его там, нужна большая удача. Он может выйти и между двумя приемами пищи, ведь он довольно много ест. Скорее, его можно обнаружить, если найти место, где тоннель выходит в лес. Но ведь если поставить там часового, тролль обнаружит его до того, как выйдет из тоннеля, и тогда он выроет еще один тоннель, прямо из своей берлоги. Короче, ты больше выиграешь, если поговоришь с ним, и меньше — любыми другими средствами.
— Но у меня есть мой долг! — рявкнул граф. Он посмотрел на Чендоса:
— Есть у меня долг, сэр Джон?
— Несомненно, милорд, — утешил его Чендос. — С другой стороны, долг можно рассматривать с разных точек зрения. И может вполне оказаться, что переговоры с твоим троллем из подземелья — лучший способ выполнения этого долга.
— Ты так считаешь? — спросил граф. У него не было длинной бороды, как у Каролинуса, чтобы жевать ее, выражая недовольство в подобных случаях. Но Джиму показалось, что, будь у графа борода, он бы ее жевал.
— Конечно, милорд, — быстро сказал Джим, надеясь, что обнаружил брешь в обороне графа. — Вообще говоря, ты единственный, с кем тролль согласен иметь дело. Он, конечно, не будет говорить ни с кем, кроме тебя, и предварительные переговоры, скорее всего, абсолютно необходимы для той цели, которой ты хочешь добиться, — не допустить дальнейшего расшатывания замка, не допустить появления новых трещин в стенах.
— Ты знаешь об этом? — рявкнул граф, наливаясь яростью. Брови его сдвинулись.
— Да, милорд. Каролинус мне рассказал.
— Ax… гм, — вздохнул граф, успокаиваясь.
— Я как раз хотел сказать, милорд, — продолжил Джим, — что для того, чтобы обнаружить неизвестного тролля, несомненно, нужна предварительная беседа. Она возможна только на самом высоком уровне, между живущим в замке троллем и тобой.
— Предварительная беседа? — Граф широко раскрытыми глазами уставился на Джима.
— Переговоры, — объяснил Чендос.
— Ах, переговоры, — протянул граф. — Что ж, я полагаю, существует…
— Правда, — задумчиво, словно только для себя, заговорил Чендос, — подобного прецедента нет. Сомневаюсь, чтобы какой-либо граф где-либо в мире вел когда-либо переговоры с троллем столь преклонного возраста, троллем, который жил здесь, когда римляне правили нашим островом. Вообще говоря, я в этом уверен. История сохранила бы столь необычное событие. Имя графа было бы не только большими буквами вписано в монастырские хроники, но и осталось бы в памяти простого народа…
— Гм…— Граф, прочистив горло, вопросительно посмотрел на Чендоса, который разглядывал, что-то вдали и не хотел встречаться с ним глазами. — Его имя осталось бы в памяти? Да-да. Полагаю, так и произошло бы, конечно, случись такое. Да, ты совершенно прав.
Мысли галопом неслись в голове Джима. Брешь, которую он обнаружил в позиции графа, была очень умно использована Чендосом для того, чтобы задеть тщеславие хозяина замка. В этом мире четырнадцатого столетия, как обнаружил Джим, людей отличала важная черта: все они были несостоявшимися актерами. Наследный принц, например, мог разбрасываться милостями и подарками направо и налево, как ему заблагорассудится. И делал это, несмотря на все попытки сдержать его. Он чувствовал себя вправе, ведь это по-королевски. И какую бы роль судьба ни уготовила человеку, он играл ее до конца.
Каждый король хватался за любую возможность выглядеть большим королем, чем прочие. Каждый принц стремился быть большим принцем, и так далее, включая и графа. Это распространялось и на людей более низкого ранга, каждый стремился показать себя больше и лучше, чем другие из его сословия. Вот и сейчас граф Сомерсетский, стоя перед Джимом, уже видел, как монахи вписывают его имя в хроники. Перспективы намечались самые радужные. Граф был рыцарем и должен всю жизнь оставаться рыцарем, а способы попасть на главную сцену были весьма опасны, и на это надо еще осмелиться. Таким образом, к тому времени, когда люди, подобные графу, сэру Брайену или сэру Гаримору, созревали, чтобы перейти из сквайров в рыцари, они хватались за малейшую возможность, едва перед ними блеснет луч надежды. Цена раны или даже смерть легко забывалась в предвкушении удачи. Ясно, что графом сейчас владели такие мысли.
Однако за последние десять лет граф успел осознать, что в жизни есть и иные ценности, кроме меча и копья. Это осознание вместе с пониманием, что жизнь хороша, что он может прожить еще довольно много лет, заставили графа отступить перед соблазном войти в хроники.
Джим рискнул продолжить игру. Граф еще оборонялся, но именно сейчас или никогда надо подтолкнуть его в нужном направлении. Джим намеревался по возможности не посвящать графа в то, что Каролинус и Арагх хотят участвовать во встрече. Джим решил прощупать почву просто потому, что не доверял графу, полагая, что известное ему может стать достоянием всех.
Если бы граф поклялся не разглашать сказанное Джимом, все было бы надежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117