ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вот уже двадцать минут он выражал своё непонимание, как это исследовательский центр, пожирающий бюджетные миллионы, мог оказаться в руках безумцев, которые каждые несколько месяцев устраивают дорогостоящие экспедиции, в то время как нормальные люди едва сводят концы с концами. Йохансон, прекрасно говоривший по-немецки, не испытывал желания обсуждать с ним это, но шофёр не умолкал. При этом он так размахивал руками, что машина то и дело оказывалась в опасном положении.
– Хоть бы кто-нибудь знал, чем они там занимаются, – возмущался таксист. И, не получив ответа, спросил: – Вы из газеты?
– Нет. Я биолог.
Шофёр тут же сменил тему и пустился разглагольствовать о продовольственных скандалах. Он явно видел в Йохансоне человека, который был в ответе за овощи с изменённой генной структурой и сверхдорогие биопродукты.
– Значит, вы биолог. А вы хоть знаете, что можно есть? Вернее, что можно есть без сомнений? Я этого не знаю. Ничего больше нельзя есть. Лучше ничего не есть, что продаётся. Нельзя отдавать им ни цента.
Машину вынесло на встречную полосу.
– Если вы ничего не будете есть, то умрёте с голоду, – заметил Йохансон.
– Ну и что? Какая разница, от чего умирать? Ничего не ешь – умрёшь от голода, ешь что-то – умрёшь от еды.
– Вы, конечно, правы. Но я лично предпочёл бы умереть от допингового куска мяса, чем от радиатора этого бензовоза.
Водитель невозмутимо взялся за руль и ловко обогнал бензовоз. Но он, видно, обиделся на последнее замечание Йохансона и больше не удостоил его ни одним словом, пока они не въехали на территорию института.
– Мне правда интересно было бы узнать, чем они там занимаются, – сказал напоследок таксист.
Йохансон, уже выйдя из машины, нагнулся к дверце:
– Они пытаются спасти вашу профессию таксиста.
Водитель беспомощно моргал, не понимая.
– Но не так уж часто мы возим сюда пассажиров, – неуверенно сказал он.
– Но чтобы делать это, автомобили должны ездить. Если не будет бензина, ваша машина либо заржавеет, либо её переплавят на сковородки. А топливо залегает под морским дном. Метан. Горючее. Они пытаются сделать его доступным.
Таксист наморщил лоб:
– Но ведь никто нам этого толком не объяснил.
– Это пишут во всех газетах.
– Но никто не потрудился объяснить это мне.
Йохансон захлопнул дверцу. Такси развернулось и уехало прочь.
– Доктор Йохансон? – К нему подошёл загорелый молодой человек. Йохансон пожал протянутую руку.
– Герхард Борман?
– Нет. Хейко Салинг. Биолог. Доктор Борман опоздает на четверть часа, у него сейчас доклад. Я могу отвести вас туда. Кстати, ваши черви оказались очень интересными.
– Вы ими занимались?
– Мы тут все ими занимались.
Они вошли в просторное, со вкусом оформленное фойе. Салинг повёл его вверх по лестнице и затем через три стальных подвесных мостика. В «Геомаре» слишком увлекаются дизайном, подумал Йохансон, для научного института это даже подозрительно.
– Вообще-то лекции читаются в аудитории, – объяснил Салинг. – Но сегодня у нас в гостях школьники. Мы водим их по институту, и они могут всюду сунуть нос. Литотеку мы всегда оставляем напоследок. Герхард там рассказывает им сказки.
– О чём?
– О гидрате метана.
Салинг раздвинул дверь, ведущую в литотеку. Она занимала помещение размером с ангар. Вдоль стен стояли приборы и ящики.
– Сюда свозят все пробы, – сказал Салинг. – Преимущественно стержни, вырезанные из осадочных пластов, и пробы морской воды. Заархивированная история Земли. Мы очень гордимся этой коллекцией.
Он помахал рукой, снизу на приветствие ответил рослый человек и снова повернулся к группе подростков, которые с любопытством толпились вокруг него. Йохансон облокотился о перила и стал слушать доклад Бормана.
– …один из самых волнующих моментов, какие нам пришлось пережить, – говорил доктор Борман. – Грейфер на глубине почти восемьсот метров нагрёб несколько центнеров осадочного слоя, пронизанного белым веществом, и вывалил эту массу на рабочую палубу.
– Это было в Тихом океане, – тихо пояснил Салинг. – В 1996 году на корабле «Солнце», километрах в ста от Орегона.
– Нам пришлось торопиться, поскольку гидрат метана очень неустойчивая и ненадёжная штука, – продолжал Борман. – Я думаю, вы знаете об этом не особенно много, поэтому попытаюсь объяснить это так, чтобы никто не заснул от скуки. Что происходит глубоко в море? Среди прочего образуется и газ. Биогенный метан, например, уже миллионы лет образуется при разложении растительных и животных остатков, когда водоросли, планктон и рыба перегнивают, высвобождая большое количество органического углерода. Разложение обеспечивают главным образом бактерии. Но на глубине царят низкие температуры и чрезвычайно высокое давление. Каждые десять метров увеличивают давление воды на один бар. Аквалангисты могут нырнуть на пятьдесят, максимум на семьдесят метров. Считается, что рекорд погружения со сжатым воздухом – сто сорок метров, но повторять его я бы никому не советовал. Такие попытки кончаются, как правило, смертью. А мы здесь говорим о глубинах от пятисот метров и больше! Там совсем другая физика. Если, например, метан в большой концентрации поднимается из глубины Земли к поверхности морского дна, там происходит нечто чрезвычайное. Газ соединяется с холодной глубинной водой, превращаясь в лёд. В газетах вам могло встретиться понятие метановый лёд. Это не совсем точное определение. Замерзает не метан, а окружающая его вода. Молекулы воды кристаллизуются в крошечные структуры в виде клетки, внутри которой находится молекула метана. Вода сжимает газ.
Один из школьников робко поднял руку.
– Хочешь что-то спросить?
Мальчик помялся:
– Пятьсот метров – это ведь не так уж и глубоко?
Борман несколько секунд молча смотрел на него.
– Тебя мои жуткие истории не особенно впечатлили?
– Нет, почему же. Просто я думал… Вот, например, Жак Пикар опускался в батискафе в Марианскую впадину, а это ведь одиннадцать тысяч метров. Вот там действительно глубоко! Почему же этот лёд не возникает там?
– Шапки долой, ты изучил историю глубоководных погружений. Но что ты думаешь сам?
Мальчик задумался и втянул голову в плечи.
– Но это же ясно, – ответила за него одна девочка. – На большой глубине слишком мало живого. Глубже тысячи метров разлагается слишком мало органической материи, поэтому и метана возникает мало.
– Я всегда знал, – пробормотал на мостике Йохансон, – что женщины умнее.
Борман дружески улыбнулся девочке:
– Правильно. Конечно, всегда есть исключения. И фактически гидрат метана есть и на больших глубинах, даже на глубине три километра, если туда намыло осадочный слой с большим содержанием органического материала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242