Джозеф Уэмбо
Синий рыцарь
Среда, день первый
1
Колесо загудело, и Ролло пробормотал еврейское ругательство, нанося на блестящую бронзовую поверхность полировальную пасту.
– На этом значке нет ни единой царапинки, – сказал он.
– Да есть, Ролло, есть, – сказал я. – Посмотри внимательнее. Между "с" в слове «Лос» и заглавной "А" в слове «Анджелес». Я его поцарапал о дверь шкафчика в раздевалке.
– Нет там никаких царапин, – повторил Ролло, но все же начал полировать, и бронза на моих глазах стала превращаться в золото, а хром – в серебро. Сразу стали лучше видны синие эмалированные буквы надписи «Полисмен» и номер «4207».
– Что, доволен? – вздохнул он, протягивая мне над витриной руку со значком.
– Неплохо, – ответил я, с удовольствием ощущая тяжесть массивного овального щита, отполированного до такой степени, что он будет отражать солнечный свет, словно зеркало.
– А дела у меня не такие уж и скверные, надо же мне было подшутить над придурковатым старым фараоном вроде тебя. – Ролло почесал макушку, и его седые жесткие волосы тут же стали дыбом, как цыплячьи перъя.
– Что, старый прохиндей, испугался, что кое-кто из твоих друзей-взломщиков увидит меня в твоей лавке и перенесет ворованные драгоценности к другому жулику?
– Хо-хо! Бобу Хоупу следует поостеречься. Когда закончишь доить налогоплательщиков, советую тебе заняться его ремеслом.
– Ладно, пойду-ка я лучше раскрою преступление-другое. Сколько я тебе должен за полировку этого паршивого значка?
– Слушай, не заставляй меня смеяться, у меня почки больные. Двадцать лет ходил ко мне на дармовщинку, и вдруг решил заплатить?
– Ладно, пока, Ролло. Схожу к Сеймуру позавтракать. Он меня понимает и ценит.
– И Сеймур? Хоть я и знаю, что евреи в этом мире должны страдать, но не все же сразу в один день...
– Бывай, старый ботинок.
– Будь осторожен, Бампер.
Я вышел на улицу прямо в раскаленный смог, висящий над Мейн-стрит, остановился полюбоваться работой Ролло. Грани на значке закруглились от полировки за двадцать лет, и на солнце весь он горел огнем. Прицепив значок к рубашке, я глянул на свое отражение в голубом пластиковом козырьке над витриной лавки Ролло. В покоробленном и местами вспученном пластике мое отражение было просто уродливым. Я смотрел на него прямо, а живот тем не менее у меня низко свисал и делал меня похожим на синего кенгуру, задница же казалась шириной в две дубинки. Лицо едва не сливалось с грудью, а крупные розовые щеки и нос приобрели синий венозный цвет, напоминающий цвет униформы, который почему-то в отражении не изменился. И все же из-за значка я продолжал смотреть на себя. Четырехдюймовый овал на груди сверкал так ярко, что через несколько секунд я уже перестал видеть себя. Я просто стоял и пялился на значок чуть не целую минуту.
От ювелирной лавки Ролло до «Деликатесов Сеймура» было всего полквартала, но я решил их проехать. Моя черно-белая машина стояла возле лавки Ролло в запрещенной для стоянки зоне, потому что здесь, в пригороде, машины почти не ездят Не будь тут выкрашенного в красный бордюра, негде было бы поставить даже полицейскую машину. Я открыл белую дверь и осторожно уселся – солнце так нагрело обивку сиденья, что садиться было просто горячо. Я ездил на этой патрульной машине уже шесть месяцев и успел продавить в сиденье удобную и уютную ямку, так что ездил, как в старом добром седле Честно совсем нетрудно продавить пружины в сиденье, если весишь двести семьдесят пять фунтов.
Я поехал к заведению Сеймура и, уже остановившись, заметил двоих парней на противоположной стороне Четвертой улицы на автомобильной стоянке возле «Розового дракона» Я понаблюдал за ними с полминуты, и мне показалось, что они что-то затевают, вероятно, один из них продавал наркотик. Несмотря на то, что проработал уже двадцать лет, я ощутил ту привычную дрожь, которая приходит к полицейскому при виде того, чего обычно не замечают простые граждане. Ну и что? В любое время на Мейн-стрит можно увидеть всякую шушеру – карманников, взломщиков магазинных касс, наркоманов, – а затем ухлопать шесть или восемь рабочих часов на то, чтобы взять эту мелочь с поличным и в конце концов остаться ни с чем. У тебя есть время лишь на то, чтобы схватить того, про кого знаешь, что он явно виновен, остальных же запомнить на будущее.
Двое на стоянке меня заинтересовали, и я решил понаблюдать за ними еще с минуту. Парни оказались туповатыми рохлями. Они до сих пор меня не заметили. Когда я был помоложе, я обычно играл в одну игру. Сейчас я этим почти не занимаюсь. Суть игры проста: я должен объяснить воображаемой личности в черной мантии (Его Честь), откуда офицеру Уильяму А. Моргану извести о, что эти люди совершили противозаконное деяние. Если судья приходил к выводу, что у меня не было достаточно веских причин останавливать, задерживать и обыскивать моего подопечного, то я проигрывал игру. Незаконное задержание и обыск – таков был его приговор.
Обычно я выигрываю игру, независимо от того, воображаемая она или реальная. Говорят, у меня очень хорошая манера вести себя в зале суда, и для пожилого полицейского я очень четко излагаю свои мысли. Да и вид у меня простого честного парня с большими невинными синими глазами. Присяжные меня любят. Очень трудно объяснить другим это «известно». Некоторым полицейским так и не удается проделать это достаточно хорошо. Так вот, начинаю я, мне известно, что один продает другому наркотик из-за... одежды. Это хорошее начало, одежда. День просто удушающе жаркий, Ваша Честь, а на высоком парне рубашка с длинными рукавами, застегнутыми на запястьях. Конечно, чтобы скрыть следы от шприца. Нa другом до сих «казенные ботинки». Это подсказывает мне, что он недавно вышел из окружной тюрьмы, а другой, да, другой – такое одутловатое лицо и отчаянный взгляд можно заработать лишь в тюрьме. Сан-Квентин, может – Фолсом. Причем сидеть надо долго. И я выяснил, что они только что сидели в «Розовом драконе», а в эту забегаловку ходят лишь проститутки, наркоманы и им подобная публика. Все это я рассказываю моему судье, но тут надо вести себя более тонко. Своему воображаемому, а не настоящему судье я могу объяснить все об инстинкте – о том состоянии в нашем деле, когда, подобно животному, чувствуешь, что попал в точку, но объяснить это другому не можешь. Ты чувствуешь правду, и все тут. Попробуйте объяснить это судье, подумал я. Попробуйте ему сказать об этом.
Тут через Мейн-стрит прямо на красный свет заковылял бродяга, и какому-то «линкольну» пришлось резко тормозить. Еще чуть-чуть, и его размазало бы на дороге.
– А ну, иди сюда, черт бы тебя подрал, – заорал я, когда он добрался до тротуара.
– Привет, Бампер, – прохрипел он, придерживая вокруг костлявых бедер штаны, которые велики ему на пять размеров, и изо всех сил стараясь казаться трезвым, хоть его шатало из стороны в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84