- Нахал... сукин ты сын... нахалище какое. И не писал и хотел со всей силы вонзить перо в бумагу, в казенную книгу, и сам не заметил, как взял ручку в кулак.
- Думать не надо, очень просто, - певуче говорил Башкин. Он взял измятый паспорт, что лежал поверх грязного узелка, и, плюнув в пальцы, отвернул:
- Вот: Котин Андрей Иванов, а я Башкин Семен. - Башкин взял с барьера свой паспорт и, высоко задрав локоть, совал паспорт в карман. - Так и запишите. Берите ваши вещи, голубчик, - обернулся Башкин к арестованному.
- Пустить? - буркнул городовой.
Вавич деревянно мотнул головой, все глядя в линованную книгу.
- Боже мой, голубчик, что с вами сделали. Извозчика, извозчика! Сходи за извозчиком, - подталкивал Башкин дворника.
У арестованного тряслись руки, узелок прыгал, он не мог его держать.
- Пойдем, пойдем, пойдем, - скороговоркой выдыхал он. Он держался за Башкина, вис на нем.
Башкин бережно поддерживал его за талию.
Городовой у входа толкнул дверь.
Вавич нажал; хрустнуло с брызгами перо, и Виктор повернул его яро, со скрипом.
- Пшли! - крикнул он городовым.
Дать
ВАВИЧ сидел и слышал только, как шумела кровь в ушах и билась жила о крючок воротника. Дверь взвизгнула, шлепнула, он не глянул и все еще давил кулаком в бумагу, потной горячей рукой. И только на шаги за барьером оглянулся Виктор. Все еще с яростью в глазах глянул на старого надзирателя Воронина. Воронин устало сел и брякнул шашкой, жидкой, обмызганной.
- Фу, туды его бабушку! - Воронин тер рукавом шинели лысый лоб, а шапка слезла за жирный затылок. Он повесил локти на спинки стульев и мотал круглой головой с сивыми усами. - Нынче дома спать не будем! - и дохнул в пол, как корова. - Не-е, голубчики, не будем.
Виктор осторожно положил ручку за чернильницу и сказал сиплым шепотом:
- Военное положение?
- Да, да... дурацкое положение, сукиного сына, - мотал головой Воронин, - расходилось, размоталось, и черно, черно, сукиного сына... от народу черно... чернота, сукиного сына, на улице. И одернуть некому, руки нет, - и Воронин помял в кулаке воздух, - и телеграммы не подать. Побесилось все... и грязь, сукиного сына, - и Воронин выставил из-под стула забрызганное грязью голенище.
И вдруг резко затрещал звонок телефона. Вавич вскочил, Воронин поправил фуражку.
- Слушаю, Московский!
И вот из трубки забил в ухо резкий, как скрежет, голос: убили городового на Второй Слободской. Немедля послать наряд, двадцать человек из резерва, к месту. По постам приказ - с девяти чтоб никого на улицах, кто приблизится - палить без окрика. И патруль с винтовками, и меньше пяти не посылать! Для охраны участка...
Вавич не расслышал густого голоса за треском трубки.
- Что-с?
- Слушать! - загремело в трубке. - Для охраны придет полурота, разместить; кухню во дворе, командира в кабинете пристава.
Теперь только Вавич узнал голос помощника пристава и в уме увидел черные деревянные усы и крепкий черный взгляд.
- Слушаю! - крикнул Вавич.
- Что? Сам? - вскинулся Воронин.
- Помощник, - сказал Виктор и перевел дух.
- Он дельный, дельный. Что там?
- Городового убили на Слободке, и чтоб после девяти стрелять без окрика, если кто будет приближаться.
- Царство небесное! - снял Воронин картуз и боязливой рукой перекрестился. - Вот сукиного сына! - сказал злобно Воронин, глазки белесые ушли за брови, и он оглядел пронзительно всю канцелярию. - Ах так, распротуды вашу бабушку, - он хлестнул свистком на цепочке по шинели, - так вы, туды вашу в кости.
- Старшого сюда! - городовой высунулся в двери, коротко свистнул и крикнул тревожным басом: - Старшого в момент!
- А тут привели одного, вертлявый глист, - сердито, торопливо говорил Вавич.
- Ну! - Воронин глядел в двери.
- И он тут фофаном и потом к телефону и назвонил в жандармское, чтоб отпустить... и еще одного, чтоб с ним, что бежал, сукин сын...
- Ну! - Воронин стукал свистком по барьеру.
- Так я прямо морду хотел ему...
- Чего ж смотрел? - вдруг обернулся и рявкнул Воронин. - Такого б ему телефона дал, чтоб зубов тут до вечера не собрал. Сволочь эту теперь в морду и в подвал! Путается, кляуза собачья, тут промеж ног, распрона...
Воронин не договорил и выскочил навстречу старшему городовому. Тот грузной горой стоял и сипло дышал от спеху.
- Пошли патрулем двадцать с винтовками, чтоб по всем постам сказать стрелять, кто сунется, к чертовой бабушке, - кричал ему вверх в лицо Воронин, - городового убили, на посту застрелили, сукины сыны, из-за угла прохвосты, из-под забора, в смерть - кости бабушку... Бей в дрезину теперь, где заметил - бей! К черту мандраже, разговорчики... пока они тебе пулю, так ты им три! Понял?
Городовой одобрительно и серьезно кивал головой.
- Марш! - гаркнул Воронин. Он покраснел, и усы висели криво, как чужие. Он перевел выпученные глаза на Вавича: - Сколько часов? Полвосьмого? Стой! К девяти всех уберем. Как метелкой, как ш-ш-шчет-кой, во! Чтоб как на погосте.
А за окном уж гудели голоса, тупо стукали в грязь ноги, и вдруг замерло, и "марш!" басом на всю улицу - и рухнул разом тяжелый шаг.
Кого-то толкали в калитку участка, и шипела глухая брань. Воронин подбежал к окну, отдернул форточку и крикнул, срывая голос:
- Дать! Дать! Дай ему в мою голову!
Вавич распахнул дверь, сбежал с лестницы и крикнул с крыльца:
- Дать, дать!
Но калитка уж захлопнулась, и только из-за ворот были слышны глухие удары и вой, вой не человечий, собачий лай и визг.
Виктор бегом через две ступеньки пустился назад в канцелярию. Воронин стоял у дверей.
- Шляпой, шля-пой не быть! Во! - и он потянул что-то правой рукой из левого рукава шинели. - Во! - он тряс в воздухе аршинным проволочным канатом, с гладко заделанным узлом на конце. - Этим вот живилом воров доводил до разговора - во! - И канат вздрогнул в воздухе гибкой судорогой. - Теперь и они узнают - револьверщики. Человек за шестнадцать рублей жизнь свою... жиденок какой-нибудь из-за угла, чертово коренье! - и Воронин рванул дверью.
Вавич пошагал перед барьером. Городовой у двери шумно вздохнул.
- На Второй Слободской кто стоял, не знаешь?
- Кандюк, должно, потом коло церкви Сороченко. Сороченку, должно. Там из-за ограды вдобно. Раз - и квита.
Вавич сел за стол. Он совался руками по книгам, папкам. Городовой из-под козырька глядел за ним, и Вавич кинул на него глазом.
"Надо распорядиться, что б такое распорядиться?" - думал Вавич.
- Почты не было? - спросил он городового, строго, деловито.
Городовой стоял, хмуро облокотясь о притолоку, и не спеша проговорил в стену:
- Какая ж почта, когда бастует! Что, не знаете? И Вавич покраснел.
- Когда людей убивают... - сказал городовой и косо глянул на Виктора.
И Виктор не знал, что крикнуть городовому. Открыл книгу, где груда конвертов подымала переплет. Сделал вид, что не слышит городового, не видит его нахальной постойки, и не для чего, для виду, стал с нарочитым вниманием переглядывать старую почту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73