Радист безнадежно махнул рукой.
– Пока их суда придут – сто раз погибнуть можно. Пароход погиб, куда же торопиться? Люди на шлюпках – не великая ценность. Так они иногда рассуж­дают.
«Октябрь», действительно, сменил курс.
Где-то там, в угрюмом безбрежье, в бескрайних оке­анских просторах затерялись шлюпки с людьми. Холод­ные, усталые после шторма волны, и низкое полярное небо. Серые тучи и вода. Борются ли они, те несчастные люди с погибшего судна? Живет ли в них надежда на помощь, на спасение? Успели ли они снять с парохода провизию, запаслись ли пресной водой?
Только бы снова не пришел шторм: тогда шлюпкам верная гибель.
– Значит, мы идем спасать инглишей, да? – спро­сил Илько.
– Да, у моряков такой закон: если какое-нибудь судно терпит аварию или погибает, значит, сразу же нужно идти на помощь людям.
– Хороший закон, – произнес Илько и, подумав, снова спросил: – А если бы русское судно тонуло, они пошли бы на помощь?
– По закону должны… Ну, Илько, мне идти на вах­ту время…
Я спустился в машинное отделение и поздоровался с Павлом Потаповичем. Старший машинист уже принял вахту и сидел у верстака, делая записи в журнале.
Скорехонько я полил параллели водой, смазал под­шипники и присел на железный ящик для пакли. Мне очень хотелось узнать, что думает Павел Потапович – старый моряк – о смене курса, о спасении англичан. Но спросить я не решался: не дело мальчишке совать свой нос всюду и говорить о том, о чем его еще не спраши­вают. На судне – не во дворе, не на улице, а старший машинист – не Костя Чижов и не Илько. Лучше подо­ждать до поры до времени.
Но Павел Потапович тоже молчал, словно он и не знал о том, что «Октябрь» сменил курс. Захлопнув жур­нал, он ушел в котельное отделение, а вернувшись, стал разбираться в ящиках верстака.
– Берега уже совсем не видно, – с тайной надеж­дой сказал я.
– Теперь, пожалуй, долго и не увидишь, – отозвал­ся старший машинист. – Шлюпка в море – что иголка в стоге сена, не скоро разыщешь.
– А сколько их, шлюпок-то?
– Кто знает, сколько! Пока только одну наш спа­сательный обнаружил и поднял.
– А долго мы искать будем?
– Пока не найдем. Люди гибнут, значит, нужно спасать.
– И всегда так бывает в море, если погибают, нуж­но на спасение идти? – я сам объяснял это Илько, но сейчас мне нужно было продолжить разговор с Павлом Потаповичем.
– А как же иначе! Иначе нельзя…
Павел Потапович задумался и вдруг сказал:
– Конечно, всякое бывает. Мы как-то в шторме ава­рию терпели и SOS – сигнал бедствия – дали. Было поблизости иностранное судно. Оно бы тут же должно к нам на помощь пойти без всяких-всяких. Да капитан там, сукин сын, торгаш оказался. По радио спрашивает: «Сколько заплатите за помощь?» Поторговаться да на­житься на человеческих жизнях хотел! Это все равно что дитя, к примеру, упало бы с причала в воду, а я матери бы его сказал: «Дашь на бутылку водки с за­куской – тогда вытащу».
– Ну и что же, так и не подошел к вам иностранец?
– Какое там! Наш русский транспорт чуть попозд­нее помощь оказал. Плавучесть-то мы не потеряли, он забуксировал нас и притащил в порт.
– Того бы капитана самого за борт нужно! – ска­зал я возмущенно.
– Полагалось бы, – согласился Павел Потапович.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СПАСЕНЫ!
После вахты я долго бродил по палубе и до боли в глазах всматривался в безбрежную океанскую даль: а вдруг мне первому удастся заметить шлюпку! Но, ко­нечно, об этом я мог только мечтать. С высоты капитанского мостика за морем наблюдали вахтенные штур­маны. У них сильные морские бинокли. Разве простым глазом заметишь то, что на огромном расстоянии мож­но увидеть только в морской бинокль!
Однако я не уходил с палубы. Если мне не удастся первому заметить шлюпку, то по крайней мере я мог одним из первых узнать, что терпящие бедствие англи­чане найдены, и сообщить об этом Косте, Илько, радисту Жаворонкову, старшему механику Николаю Ивановичу, всей команде.
– Ты чего на палубе торчишь? – спросил меня Пав­лик Жаворонков, неся капитану очередную радиограмму.
– Так просто… – уклончиво ответил я.
Но радист догадался и рассмеялся:
– Дурной ты, ведь мы еще очень далеко от места гибели «Гордона»! Часов через восемь начнутся поиски, никак не раньше!
Жизнь на «Октябре» шла обычным порядком, вахта за вахтой. Но разговоры у моряков теперь велись толь­ко о том, удастся ли спасти потерпевших кораблекруше­ние. Моряки волновались, спорили, строили всевозмож­ные догадки и предположения, вспоминали и рассказы вали случаи других аварий, поисков, спасательных рей­сов.
Вечером свободные от вахт машинисты, кочегары и матросы не уходили с палубы. На «Октябре» все было подготовлено на тот случай, если шлюпки будут обнару­жены.
Мы с Илько долго не спали в тот вечер. Костя Чижов был на вахте.
– Дима, а если мы их спасем, то дальше что? – спросил Илько.
– В порт доставим.
– Ох они и обрадуются!
– Еще бы!
– Какие они, хорошие или нет? Может быть, ку­лаки…
– Чудак же ты, Илько! Какие же на судне могут быть кулаки! Обыкновенные моряки.
Илько посмотрел на меня недоверчиво и сказал:
– Инглиши…
– Ну и что же, инглиши? Всякие бывают.
– То-то всякие, инглиши – не советские.
На палубу вышел Николай Иванович. Увидев нас, он вытащил знакомые мне с давних пор часы-луковицу и сказал:
– А спать за вас кто будет?
– Не хочется, Николай Иванович.
Механик шутливо нахмурился.
– Сейчас же по койкам! А то как придем в Архангельск, доложу Максимычу, что судовой распорядок на­рушаете. Тогда вам больше моря не видать.
Николай Иванович ушел к себе в каюту. Мы тоже отправились в кубрик и улеглись на койки.
Я долго не мог уснуть, все смотрел на круглое све­товое пятно иллюминатора. Мне хотелось представить людей, спасать которых шел наш пароход. В своем во­ображении я пытался нарисовать картину: море, шлюп­ка и в шлюпке – люди. Одежда у них мокрая, лица усталые, глаза тусклые, потерявшие надежду на жизнь. А море шумит, шумит, и горизонт огромен, и нет на нем желанного дымка корабля, идущего на спасение.
На другой день утром стало известно, что на палубу «Октября» ночью был поднят обломок весла. Это гово­рило о том, что кораблекрушение произошло поблизости. Но это принесло и опасения: неужели люди погибли?
Весь день прошел в томительном ожидании. И толь­ко к вечеру вдали на юго-западе вахтенный штурман заметил точку. Вскоре было точно установлено, что это шлюпка и в ней находятся люди.
…В шлюпке было шесть человек. Первым на борт «Октября» поднялся высокий человек лет тридцати пяти. Он был хорошо сложен и имел вид циркового артиста. В его часто прищуриваемых глазах я заметил холодное высокомерие. Подавая руку капитану «Октября», он ко­ротко улыбнулся и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21