Проснётся ребёнок, заберут его кормить, Кисточка бежит на птичий двор. Уляжется в тени под навесом сарая, делает вид, что дремлет, а сама искоса присматривает за всеми. Заметит, гуси дерутся - подскочит и как рявкнет! А если коза начнёт яблоню обдирать, Кисточка может и покусать легонько. Никому не давала спуску. Даже поросёнка не подпускала чесаться о рейки забора - ещё, мол, повалит изгородь, чего доброго!
Кисточка была всеобщей любимицей в посёлке, многие хозяева хотели заполучить её на день-два постеречь сад или присмотреть за живностью. Заманивали её печеньем и сладостями. Кисточка посмотрит на лакомства, проглотит слюну, но не пойдёт - так была предана хозяйке.
Однажды мы получили от тёти Клавы письмо, в котором она сообщала, что Кисточка родила пятерых щенков, но надо же - случилось несчастье: через неделю попала Кисточка под машину. Трёх щенков забрали соседи, одного тётя оставила себе, а пятого предлагала нам.
В воскресенье мы с отцом съездили в посёлок и вернулись с сыном Кисточки.
У щенка был мокрый нос, мягкие подушечки на лапах и пепельная, дымчатая шёрстка. Мы сразу его и прозвали Дымом. Он был ещё совсем маленький, точно игрушка из шерстяных ниток, от него ещё пахло молоком.
В первый день щенок ничего не брал в рот. И в блюдце наливали ему молока, и в бутылку с соской - не пьёт, и всё тут! Поскуливает, дрожит и всё время ноги подбирает - они у него на полу расползались. Я уж стал побаиваться, как бы он не умер голодной смертью, как вдруг вспомнил, что на нашем чердаке кошка Марфа выкармливает котят.
Сунув щенка за пазуху, я залез с ним на чердак и подложил Марфе. Она как раз лежала с котятами у трубы. И только я протиснул щенка между котятами, как он уткнулся в кошкин живот и зачмокал. А Марфа ничего, даже не отодвинулась, только приподнялась, посмотрела на щенка и снова улеглась.
Прошло несколько дней. Марфа привыкла к своему приёмному сыну, даже вылизывала его, как своих котят. Щенок тоже освоился в кошачьем семействе: ел и спал вместе с котятами и вместе с ними играл Марфиным хвостом. Правда, у него была и своя любимая игрушка - обмусоленная косточка. У него резались зубы, и он постоянно её грыз.
Всё шло хорошо до тех пор, пока котята не превратились из сосунков в маленьких кошек. Вот тогда Марфа стала приносить им воробьев и мышей. Котятам принесёт - те урчат, довольные, а положит добычу перед щенком - он отворачивается, Марфа подвинет лапой к нему еду, а он пятится. Зато с удовольствием уплетал кашу, которую я ему приносил.
Однажды Марфа со своим семейством спустилась во двор: впереди вышагивала сама, за ней - пузатый, прыткий щенок с неё ростом, а дальше катились пушистые комочки. Во дворе котята со щенком стали носиться друг за другом, играть. Котята залезали на дерево, и щенок пытался, но сваливался. Ударится, взвизгнет, но снова прыгает на ствол. Тут я и понял, что пора забирать его от кошек. Только это оказалось не так-то просто Марфа ни в какую не хотела его отдавать: только потянусь к Дыму, она шипит и распускает когти. С трудом отнял у неё щенка.
В жаркие дни мы с Дымом бегали на речку купаться. Дым любил барахтаться на мелководье, а чуть затащишь на глубину - скорее спешит к берегу или ещё хуже - начнёт карабкаться мне на спину. Однажды я взял и нырнул, а вынырнув в стороне, увидел: Дым кружит на одном месте и растерянно озирается. Потом заметил невдалеке голубую шапку, такую же, как у меня, и помчал к пловцу. Подплыл и стал забираться к нему на спину. А пловцом оказалась девушка. Она обернулась и как завизжит! Но ещё больше испугался Дым. Он даже поднырнул - только уши остались на воде, а потом дунул к берегу.
По воскресеньям у деда Игната собирались все "собачники". И дядя Костя, и я приходили с собаками. Бабка раздует самовар, достанет пироги и ватрушки, усядемся мы за стол, и собаки тут как тут. Смотрят прямо в рот, тоже пирогов и ватрушек хотят. Я дам им по одному, а бабка как крикнет:
- А ну, пошли во двор, попрошайки! А тебе, Буран, как не стыдно? Ведь кастрюлю картошки слопал! Такой обжора, прямо стыд и срам!
И Буран уходит пристыжённый, а за ним и Снегур с Полканом, и мой Дым.
Во дворе они начинали бороться. Понарошку, кто кого: Буран всех троих или они его. Дурашливые Полкан с Дымом сразу набрасывались на Бурана. Прыгали перед его носом, тявкали, всё хотели в лапу вцепиться, а Снегур не спешил: кружил вдалеке с хитрющей мордой; потом заходил сзади и - прыг Бурану на загривок. Тут уж и Полкан с Дымом набросятся на Бурана, а он, как великан, громко засопит, набычится, развернётся - собаки так и летят кубарем в разные стороны. Иногда и я принимал участие в этой возне. Вчетвером-то мы Бурана одолевали.
Вот так я и рос среди собак, и узнавал их повадки; даже научился подражать их голосам. Приду к дяде Косте и загавкаю из-за угла сиплым голосом, и Снегур с Полканом заливаются, сбитые с толку, - думают, Буран решил их напугать. Или забегу к деду Игнату, спрячусь за дверь и залаю точь-в-точь как Полкан - визгливым, захлёбывающимся лаем. И Буран сразу выскочит и сердито зарычит.
Постепенно я научился различать голоса всех собак в окрестности. Понимал, что означает каждый лай и вой, отчего пёс повизгивает или поскуливает, то есть я в совершенстве выучил собачий язык. И собаки стали принимать меня за своего. Даже совсем незнакомые псы, с дальних улиц. Бывало, столкнусь с такой собакой нос к носу, пёс оскалится, шерсть на загривке поднимет, а я пристально посмотрю ему в глаза и рыкну что-нибудь такое: "Брось, мол, знаю я эти штучки! Своих не узнаёшь?!" И пёс сразу стушуется, заюлит, заковыляет ко мне виляющей походкой. Подойдёт, уткнётся головой в ногу, вроде бы извиняется: "Уж ты, того, не сердись, обознался немного. Ходят тут всякие. Я думал, и ты такой же, как они, а ты, оказывается, наш. Вон весь в ссадинах и синяках. От тебя вон и пахнет-то псиной..."
В то время я к любому волкодаву мог подойти - был уверен, никогда не цапнет.
Буран умер от старости. До самой смерти он сторожил дом, следил за порядком на птичьем дворе и возил сани с дровами. Когда дядя Костя уехал из нашего города, Снегура взяли сторожем в зоосад. К этому времени он уже стал совсем чудным, порой совсем забывал, где находится. С его конурой соседствовал птичий вольер, так он бросался на клетки с маленькими птицами. Рядом в клетке сидел огромный попугай, но Снегур его почему-то не видел. А один раз этот дуралей сорвался с привязи и бросился на клетку хорька, и тот умер от разрыва сердца.
Глупого Полкана взяли к себе соседи, сказали: "У Полкана такая красивая шерсть".
А Дым стал моим другом и равноправным членом нашей семьи. С тех пор как он у нас появился, отец стал чаще бывать на воздухе, и мама уже не говорила, что у него зелёный цвет лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23