Бомбы должны быть настолько безопасны, чтобы девушки, устроившиеся на временную работу воспитательницами детских садов – такие тоже были среди моих товарищей, – не испытывали мук совести, если им придется заниматься изготовлением бомб рядом с той комнатой, где играют дети.
Помимо всего прочего, наши изготовленные из труб бомбы предполагали большую разрушительную силу. Мощность взрыва не только теоретически – на бумаге, но и фактически – в деле, то есть во время партизанских боев, которые развернутся в таком огромном городе, как Токио, должна была быть максимальной.
Честно говоря, в нашей группе, куда входило много студентов физического факультета, поручать работу по конструированию и изготовлению бомб мне, человеку, специализирующемуся по истории, вряд ли было разумно. Но я тогда с наглой, ничем не подкрепленной самоуверенностью предложил план создания новой бомбы, вызвал на спор своих соперников, наголову разбил их и в конце концов, заручившись полной поддержкой товарищей, стал во главе секретной мастерской. Задуманное нами предприятие было столь важным, что не шло ни в какое сравнение с нашими повседневными делами; если бы, скажем, у меня вдруг возникло намерение предать группу, к которой я примкнул, мне бы ничего не стоило сокрушить всю нашу организацию, и тем не менее мастерская была отдана в полное мое распоряжение. Разумеется, такое условие выдвинул я сам, а мои товарищи были убеждены, что если мне не дадут полную свободу действий, то мой талант, направленный на создание идеальных бомб из обрезков металлических труб, не сможет проявиться.
В таких условиях я спроектировал бомбу и дошел даже до создания опытного образца. В комнате, которую я снимал, хранилось столько взрывчатки, что ее хватило бы, чтобы разнести все здания в радиусе ста метров. Думаю, я мог бы гордиться тем, насколько тщательно и всесторонне была продумана конструкция, но руки у меня неумелые, не приспособленные к такой работе, и поэтому каждый день, каждое мгновение существовала реальная опасность, что наш край лишится человека, которого на деньги, собранные отцом-настоятелем у влиятельных стариков, отправили в Токийский университет, чтобы он, получив образование, написал историю деревни-государства-микрокосма. Я и сам прекрасно знал, как легко могу взлететь на воздух – возможно, мною двигало подсознательное желание бежать таким образом уготованной мне миссии летописца нашего края. Но на последнем этапе конструирования и производства бомбы меня вдруг остановил образ корабля дураков времен созидания деревни-государства-микрокосма. Я спохватился. Тогда-то впервые – видимо, уже повзрослев – я и начал серьезно, с полным сознанием долга готовить себя к миссии человека, призванного описать мифы и предания нашего края.
И вот я, студент исторического отделения, который в тот период забыл или пытался забыть о своей миссии летописца деревни-государства-микрокосма, взяв с собой три уже готовые бомбы, отправился на мыс Восточный Идзу. На старой дороге у самой оконечности мыса я присмотрел обнаженные отливом огромные камни. Вернувшись туда поздно ночью, я увидел, что их облюбовали рыбаки. Огоньки карманных фонариков свидетельствовали о том, что они оккупировали все камни, торчащие из воды. Войдя в прибрежные заросли бамбука, я уселся на чемодан с бомбами и стал ждать, пока рыбаки уйдут, – другого выхода у меня не было. От воды несло гнилью, временами так, что дышать было невозможно. Эта вонь, казалось, выворачивала нутро. На рассвете мимо зарослей, где я прятался, стайкой проплыли, отправляясь на лов, суденышки местных рыбаков. Они прошли мимо, и их черные контуры резко обозначились на фоне моря, кажущегося сплошной темной стеной. У меня даже голова закружилась: корабль дураков, созидатели нашего края, ведомые Разрушителем, подумал я. Созидатели плыли вверх по течению на корабле, груженном материалами и продовольствием для строительства нового мира, потом они разобрали корабль, построили плоты и поднялись еще выше по реке, затем соорудили нечто напоминающее волокуши, потащили на них свою поклажу дальше, пока не добрались наконец до огромных обломков скал и глыб черной окаменевшей земли. Эти обломки загораживали выход из долины, откуда шел невыносимо тяжелый запах, точно гнетом давивший тех, кто прибыл сюда с моря. Тогда Разрушитель взялся взорвать эти огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли. Теперь же я как пионер новой техники взрыва, взяв на себя миссию Разрушителя, прятался в прибрежных зарослях бамбука. Да, сестренка, именно как человек, взявший на себя роль Разрушителя.
Наконец наступило утро, и я решил участь этих бомб, только что предназначавшихся для уничтожения омытых водой скал над морем; это решение перечеркнуло меня, как их создателя, и доказало, сколь неотвратима миссия человека, призванного описать мифы и предания нашего края. Привязав три свои бомбы к стволу старого бамбука, который был гораздо красивее таких же растений – использовавшихся во время праздников – в нашем крае, я сразу же отправился на родину. И вот, сестренка, через десять лет после предательства, совершенного мной в детстве по отношению к отцу-настоятелю, теперь уже сознательно, по собственной воле я решил взяться за описание мифов и преданий нашего края и сделать все, чтобы воскресить их в памяти людей.
Три мои фантастические бомбы из обрезков металлических труб, обнаруженные органами общественного порядка, надолго запомнились им – очень уж велика была их взрывная сила. «Если наступит день, когда эта группа, изготовив в массовом количестве подобные бомбы, начнет партизанскую деятельность…» Мысль об этом стала самым страшным кошмаром для работников службы общественного порядка в нашей стране.
3
На следующий день после возвращения из Малиналько лицо у меня так опухло, что стало в два раза больше обычного, но я, отважно демонстрируя его залитому солнцем Мехико, печально брел по широченной улице Инсургентов, пока не оказался наконец перед кабинетом зубного врача – вывеска была прямо в окне седьмого этажа. Я попал к этому врачу – судя по вывеске, мексиканцу японского происхождения – совершенно случайно, но, подсознательно остановив свой выбор именно на нем, проявил, как мне кажется, признаки полной депрессии, вызванной безмерной усталостью от долгой тряски в машине, где я не сомкнул глаз, страдая от нестерпимой боли. Ведь еще отец-настоятель своей муштрой хотел вдолбить мне в голову, что я принадлежу не Японии, а лишь деревне-государству-микрокосму и, следовательно, не должен сближаться с посторонними людьми только потому, что они по происхождению японцы. Рикардо Толедо Цурута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Помимо всего прочего, наши изготовленные из труб бомбы предполагали большую разрушительную силу. Мощность взрыва не только теоретически – на бумаге, но и фактически – в деле, то есть во время партизанских боев, которые развернутся в таком огромном городе, как Токио, должна была быть максимальной.
Честно говоря, в нашей группе, куда входило много студентов физического факультета, поручать работу по конструированию и изготовлению бомб мне, человеку, специализирующемуся по истории, вряд ли было разумно. Но я тогда с наглой, ничем не подкрепленной самоуверенностью предложил план создания новой бомбы, вызвал на спор своих соперников, наголову разбил их и в конце концов, заручившись полной поддержкой товарищей, стал во главе секретной мастерской. Задуманное нами предприятие было столь важным, что не шло ни в какое сравнение с нашими повседневными делами; если бы, скажем, у меня вдруг возникло намерение предать группу, к которой я примкнул, мне бы ничего не стоило сокрушить всю нашу организацию, и тем не менее мастерская была отдана в полное мое распоряжение. Разумеется, такое условие выдвинул я сам, а мои товарищи были убеждены, что если мне не дадут полную свободу действий, то мой талант, направленный на создание идеальных бомб из обрезков металлических труб, не сможет проявиться.
В таких условиях я спроектировал бомбу и дошел даже до создания опытного образца. В комнате, которую я снимал, хранилось столько взрывчатки, что ее хватило бы, чтобы разнести все здания в радиусе ста метров. Думаю, я мог бы гордиться тем, насколько тщательно и всесторонне была продумана конструкция, но руки у меня неумелые, не приспособленные к такой работе, и поэтому каждый день, каждое мгновение существовала реальная опасность, что наш край лишится человека, которого на деньги, собранные отцом-настоятелем у влиятельных стариков, отправили в Токийский университет, чтобы он, получив образование, написал историю деревни-государства-микрокосма. Я и сам прекрасно знал, как легко могу взлететь на воздух – возможно, мною двигало подсознательное желание бежать таким образом уготованной мне миссии летописца нашего края. Но на последнем этапе конструирования и производства бомбы меня вдруг остановил образ корабля дураков времен созидания деревни-государства-микрокосма. Я спохватился. Тогда-то впервые – видимо, уже повзрослев – я и начал серьезно, с полным сознанием долга готовить себя к миссии человека, призванного описать мифы и предания нашего края.
И вот я, студент исторического отделения, который в тот период забыл или пытался забыть о своей миссии летописца деревни-государства-микрокосма, взяв с собой три уже готовые бомбы, отправился на мыс Восточный Идзу. На старой дороге у самой оконечности мыса я присмотрел обнаженные отливом огромные камни. Вернувшись туда поздно ночью, я увидел, что их облюбовали рыбаки. Огоньки карманных фонариков свидетельствовали о том, что они оккупировали все камни, торчащие из воды. Войдя в прибрежные заросли бамбука, я уселся на чемодан с бомбами и стал ждать, пока рыбаки уйдут, – другого выхода у меня не было. От воды несло гнилью, временами так, что дышать было невозможно. Эта вонь, казалось, выворачивала нутро. На рассвете мимо зарослей, где я прятался, стайкой проплыли, отправляясь на лов, суденышки местных рыбаков. Они прошли мимо, и их черные контуры резко обозначились на фоне моря, кажущегося сплошной темной стеной. У меня даже голова закружилась: корабль дураков, созидатели нашего края, ведомые Разрушителем, подумал я. Созидатели плыли вверх по течению на корабле, груженном материалами и продовольствием для строительства нового мира, потом они разобрали корабль, построили плоты и поднялись еще выше по реке, затем соорудили нечто напоминающее волокуши, потащили на них свою поклажу дальше, пока не добрались наконец до огромных обломков скал и глыб черной окаменевшей земли. Эти обломки загораживали выход из долины, откуда шел невыносимо тяжелый запах, точно гнетом давивший тех, кто прибыл сюда с моря. Тогда Разрушитель взялся взорвать эти огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли. Теперь же я как пионер новой техники взрыва, взяв на себя миссию Разрушителя, прятался в прибрежных зарослях бамбука. Да, сестренка, именно как человек, взявший на себя роль Разрушителя.
Наконец наступило утро, и я решил участь этих бомб, только что предназначавшихся для уничтожения омытых водой скал над морем; это решение перечеркнуло меня, как их создателя, и доказало, сколь неотвратима миссия человека, призванного описать мифы и предания нашего края. Привязав три свои бомбы к стволу старого бамбука, который был гораздо красивее таких же растений – использовавшихся во время праздников – в нашем крае, я сразу же отправился на родину. И вот, сестренка, через десять лет после предательства, совершенного мной в детстве по отношению к отцу-настоятелю, теперь уже сознательно, по собственной воле я решил взяться за описание мифов и преданий нашего края и сделать все, чтобы воскресить их в памяти людей.
Три мои фантастические бомбы из обрезков металлических труб, обнаруженные органами общественного порядка, надолго запомнились им – очень уж велика была их взрывная сила. «Если наступит день, когда эта группа, изготовив в массовом количестве подобные бомбы, начнет партизанскую деятельность…» Мысль об этом стала самым страшным кошмаром для работников службы общественного порядка в нашей стране.
3
На следующий день после возвращения из Малиналько лицо у меня так опухло, что стало в два раза больше обычного, но я, отважно демонстрируя его залитому солнцем Мехико, печально брел по широченной улице Инсургентов, пока не оказался наконец перед кабинетом зубного врача – вывеска была прямо в окне седьмого этажа. Я попал к этому врачу – судя по вывеске, мексиканцу японского происхождения – совершенно случайно, но, подсознательно остановив свой выбор именно на нем, проявил, как мне кажется, признаки полной депрессии, вызванной безмерной усталостью от долгой тряски в машине, где я не сомкнул глаз, страдая от нестерпимой боли. Ведь еще отец-настоятель своей муштрой хотел вдолбить мне в голову, что я принадлежу не Японии, а лишь деревне-государству-микрокосму и, следовательно, не должен сближаться с посторонними людьми только потому, что они по происхождению японцы. Рикардо Толедо Цурута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142