ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


А Стэн Паркер все это время разрывался между призраками золота и эбенового дерева и мирной жизнью плоти. У него не было желания сдернуть шапку с гвоздя и сказать: «Ну, прощайте. Я еду в чужие земли». Не это бросило его в испарину. Его одолевали более смутные желания. В этой тесной дощатой комнате, словно во сне, возникло перед ним все прекрасное в мире, и он даже смог бы тронуть его рукой. Казалось, вот-вот прозвучат все те слова, которых он никогда не произносил. Где-то глубоко, где едва их разыщешь, в нем таились эти высокие слова о любви, о прекрасном. Но он только еще раз сказал:
– Золотой берег, да? – и потянулся за бутылкой.
В жилах слились вся его сила и вся его беспомощность.
– Я еще огольцом был, – сказал он, – когда читал сочинения Шекспира. Какую-то малость я раскумекал. Сдается мне, я во всем могу раскумекать только самую малость.
– Литература, – ответствовал пришелец, – это величайшее утешение для людей, – ну, правда, есть еще одно-два других.
– На, ешь, – сказала молодая женщина, собирая с тарелок обглоданные кости и бросая их в открытую дверь собаке.
Ее угнетала печальность этой ночи и то, что души этих двух мужчин ушли от нее и даже не бросали ей объедков. Та поэзия, что возникала за словами, была доступна только им двоим. У пришельца, когда он стал рассказывать об Эфиопии и Заливе, заалел нос. А такое настроение мужа она подмечала уже раза два, и оно вызывало в ней уважение и смутную зависть.
– Да, – продолжал пришелец, – может, это и не единственное и не главное утешение, но оно заслуживает почтительнейшего отзыва. Хорошее чтение имеет много преимуществ, хотя некоторые предпочитают во весь голос распевать псалмы либо достать с полки бутылочку. Вы сами убедитесь, – добавил он. – Уж поверьте мне.
Он прикончил ром.
– С другой стороны, вы в несколько особом положении.
Слушая слова гостя и чувствуя, что снова попала в фокус внимания мужчин, Эми Паркер обошла стол и прислонилась к мужу. Ее ладонь скользнула по волоскам на его руке возле локтя.
– Это почему? – спросила она.
– Потому, что вас еще не коснулась рука всемогущего. Вас не били по голове, не спускали с лестницы, не плевали вам в лицо. Понятно?
Он не только пьян, этот старик, он, кажется, еще и не в своем уме, подумал Стэн Паркер. Чувствуя плечом тепло жены, он знал, что ни то, ни другое состояние ему не грозит.
– Все молодые супруги растительного пола, – сказал пришелец. – Они в счет не идут. Кабачки и тыквы. Плюх в постель и давай миловаться.
– Такому, как вы, в самый раз библии продавать, – усмехнулась молодая женщина.
– Такие и не такие для всего в самый раз, – зевнул гость, скривив рот на сторону. – А если говорить о библиях, то во мне пылал такой огонь, вы даже не поверите. Ослепительный. Да, да. Только это было недолго.
Волосы его, несколько унылых прядей, свисали на лицо. Муж и жена сидели, прижавшись друг к другу. Это верно, их мало что трогало. Их лица золотисто лоснились от скрытого довольства.
– А теперь, с вашего позволения, я где-нибудь прикорну, – сказал гость, ослабляя пояс на брюках. – В голове такое круговерчение, что впору только растянуться. Славненькая какая у вас штучка.
Штучку он вертел в пальцах, дотянувшись до полочки над очагом.
– Это, – сказала женщина, – серебряная терочка для мускатного ореха, мне ее подарили на свадьбу.
– А, свадьбы! Как мы стараемся застраховать себя!
Его поместили снаружи, на двух-трех мешках. Он мгновенно заснул.
Над бессмертными деревьями уже взошла неистовая луна. Продолговатое строение заливал лунный свет. Огонь в очаге обратился в угли, пламя уже не одухотворяло человеческую плоть, и потому все то поэтическое, что пытался постигнуть человек, стало сущим вздором. Привычка взяла верх: мужчина и женщина спокойно раздевались, готовясь лечь спать. Лежа спиной друг к другу, они знали, что будет дальше. Они знали, что руки их встретятся. Они услышали, как знакомо вздохнула постель.
– Эми, – шепнул он в щеку жены.
Тишина состояла из множества звуков.
– Тсс-тсс… – произнесла она. –Там же этот старикашка за окном.
Но близость его тела заставила ее примириться и с этим. Темнота захлестнула их обоих и понесла. Берега нежности расступались перед их искусной осторожностью. Потом из-под деревьев на них наплыл сон.
Когда наконец настало утро, бесхитростное, полное птичьих голосов, и рыжий пес с визгом помчался по росе за кроликом, Эми Паркер, снова та же тоненькая молодая женщина с заспанным лицом, села в кровати и вспомнила о старом бродяжке.
– Наверно, он ждет завтрака, Стэн, а грудинка такая соленая. Надо было ее вымочить, да я позабыла.
– У него, небось, глотка луженая, он не разберет, какая там грудинка. Слопает и облизнется, – сказал муж, которому сейчас все было безразлично, кроме теплого запаха сна и отпечатка ее тела, который еще хранили простыни.
– Уж ты скажешь. Пусти же! – засмеялась женщина.
Шаркая по полу шлепанцами, она натянула на себя платье.
– Смотри-ка, – сказала она и, встряхнув головой, машинально пригладила волосы. – Смотри-ка, – сказала она утру за окном, – подумать только – его нет!
Его действительно не было. Невинно лежали мешки, на которых он спал, пока нечто, быть может неспокойная совесть, не вытолкнуло его на дорогу к той большой реке, куда он держал путь.
Позже, подметая веранду, где он спал, и выбрасывая сор, она никак не могла выбросить этого гостя из головы. Так мало людей входило в ее жизнь, что она запоминала цвет глаз и все родинки на лице у каждого. Она жалела, что нельзя навсегда закрепить свои сны и вынуть отражения из зеркал. И сейчас, когда она ретиво подметала на веранде пол, мыслями уйдя в минувшее, ее потянуло в комнату поглядеть на то, что принадлежит ей навсегда. Гордиться было особенно нечем; никаких бесполезных вещей, кроме серебряной терочки для мускатного ореха.
И тут, несмотря на прохладу, Эми Паркер бросило в жар.
– Стэн! – крикнула она и побежала, задевая юбкой кур. – Стэн! – повторяла она на бегу, топча мохнатые шарики шандры. – Знаешь, что он сделал, этот старик? – еле выговорила она, прерывисто дыша. – Он стащил серебряную терку!
Руки мужа были в земле. И земля была влажная, черная и спокойная.
Он присвистнул.
– Стащил? – сказал он. – Вот старый плут!
Она глядела на его обнаженную шею. В эту пору по утрам от капусты шло голубоватое сияние.
– Она-то была ни к чему, – добавил он.
– Ну ясно, ни к чему.
Но была запальчивость в этих медленных словах, как бы тянувшихся вслед за ней, когда она повернула к дому. Конечно, от терки не было проку, разве только подержать ее в руках, как в то утро, когда они ехали на повозке из Юраги по равнине мимо винебловской дохлой коровы. Или когда летели искры и старик с библиями молол смешную чепуху, чем дальше к ночи, тем больше, а она под конец тоже смогла предъявить свое единственное сокровище, свой Золотой Берег, только осязаемый, – серебряную терочку для мускатных орехов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173