Большое количество людей, видных людей, весьма влиятельных людей считают, что в случае принятия предложения доктора Торна будет нанесен губительный удар по самому понятию свободы выбора.
Я поинтересовался, почему. Секретарь Кабинета начал было многословно, но совсем неубедительно разглагольствовать о том, какую опасность для свободы выбора представляют собой введение карательного налогообложения и запрет на рекламу продукта, который сам по себе является абсолютно законным. Однако я не дал ему договорить, категорически заявив, что все это не более, чем сплошная демагогия и чушь! Никто не говорит о запрете на курение, как таковое. Я также поинтересовался, следует ли считать ударом по свободе любое повышение налогов…
От прямого ответа он, как всегда, попытался уклониться.
– Ну… это зависит от того, насколько велико повышение налогов.
Забавный ответ. Что ж, попробую развить его, с позволения сказать, аргументацию.
– Значит, повышение на двадцать пенсов можно считать ударом по свободе?
– Господин премьер-министр… – запротестовал он.
Но я не стал выслушивать его надуманных возражений, а продолжил свой нажим.
– Ну а двадцать пять пенсов? Тридцать? Тридцать один пенс? Может ли это считаться наступлением на свободу только потому, что наносится заметный ущерб вашему благосостоянию?
А что, по-моему, ничего! Хотя Хамфри даже не улыбнулся. Только мрачно заметил, что это очень остроумно.
В конце концов мы согласились, что рекламирование является существенным только при наличии свободного выбора, поскольку свободный выбор зависит от наличия полной информации. Таким образом, рекламирование должно осуществляться в интересах обеих сторон процесса. Значит, если табачные компании тратят по меньшей мере 100 миллионов фунтов на рекламу и продвижение своей продукции, то не должны ли они платить такую же сумму на доведение до сведения общественности аргументов против курения? Такой справедливый подход, уверен, найдет полное понимание у всех тех видных и влиятельных людей, которые, как утверждает Хамфри, выступают в защиту свободы выбора.
– Господин премьер-министр, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Боюсь, мне придется еще раз напомнить вам, что принятие этого предложения вызовет весьма серьезные осложнения. Я предвижу возникновение непредвиденных проблем…
– Таких как?… – спросил я.
Мой совершенно невинный вопрос вызвал у Хамфри приступ острого раздражения.
– Если бы я мог их предвидеть, они не были бы непредвиденными! – резко ответил он.
– Но вы сами только что сказали, что уже предвидите их, – бодрым тоном напомнил я ему.
Поняв, что его загнали в угол, секретарь Кабинета предпринял последнюю отчаянную попытку спасти положение.
– Господин премьер-министр, ну а как, в таком случае, насчет создания соответствующего независимого комитета? Скажем, парламентского… или королевской комиссии?
Тут я задал ему вопрос, который очень хотел задать еще несколько дней назад и только ждал подходящего случая.
– Послушайте, Хамфри, а почему вы так радеете за табачную промышленность?
Как я и ожидал, он предпочел этот вопрос проигнорировать, вместо ответа продолжив:
– А может, комитет казначейства? В качестве первой инстанции…
А вот, наконец, пришел и мой черед.
– Даже не говорите мне о казначействе, Хамфри! Ведь они делают все наоборот. В частности, возражают против моего, казалось бы, логического намерения включить сокращение налогов на полтора миллиарда фунтов в мою новую оборонную стратегию. – Я демонстративно вздохнул, подумал, не переигрываю ли в смысле драматизма, и продолжил: – Конечно, если бы казначейство проявило определенную гибкость, то…
Хамфри, как и ожидалось, тут же все понял. И с просветленным от радости лицом торопливо забормотал.
– Да-да, конечно же… э-э-э… Вряд ли они уже приняли окончательное решение по тому, другому вопросу.
Я изобразил на своем лице самое искреннее удивление.
– На самом деле?
– Естественно, нет, господин премьер-министр. Ведь гибкость в таких вопросах – это самое главное. При желании они вполне смогли бы найти приемлемый вариант, нисколько не сомневаюсь.
– Думаете, смогли бы? – недоверчиво переспросил я.
– Безусловно, – уже совершенно другим тоном произнес Хамфри, быстро приспосабливаясь к своему новому статусу переговорщика. – Единственным камнем преткновения здесь может стать то, что в случае принятия антитабачного предложения казначейство будет слишком занято проведением его в жизнь и у руководства просто не останется времени на какие-либо иные сокращения.
Теперь мы говорили на одном, понятном только нам языке.
– Видите ли, Хамфри, – со значением заметил я. – Дело в том, что в смысле приоритетности интересы табачных компаний не идут ни в какое сравнение с интересами национальной обороны.
Теперь Хамфри точно знал, на какую именно сделку я готов согласиться. И ее условия – quid pro quo – были для него вполне приемлемы, это было видно невооруженным глазом. Оставалось только согласовать их с казначейством…
23 мая
Сегодня узнал о первом, хотя и относительно небольшом осложнении.
Ко мне довольно неожиданно явился Питер Торн.
– У меня потрясающее известие, господин премьер-министр, – начал он, едва переступив порог моего кабинета в палате общин. – Нас полностью поддерживают Британская медицинская ассоциация, Королевский педиатрический колледж и по меньшей мере восемь других высших научных и медицинских колледжей Великобритании!
От такой потрясающей новости у меня сердце ушло в пятки. Так быстро? Нет, такого стремительного прогресса не ожидал даже я! Пришлось объяснить ему, что хотя сама по себе новость, конечно же, преотличная, провести его предложение в жизнь немедленно все равно не удастся.
– Да-да, конечно же не удастся, это понятно, – неожиданно быстро согласился он. – Надо только, чтобы в течение ближайших трех месяцев о его поддержке сначала официально объявили как о правительственной политике, а затем в течение года включили в Белую книгу. Так что времени у нас хоть отбавляй!
Его энтузиазм просто трогателен. Честно говоря, мне даже жаль, что его проекту суждено пойти под нож. Особенно после того, как его обсуждение с секретарем Кабинета было настолько триумфальным, что я сам почти поверил в него. Стараясь, по возможности, не подать виду, я сказал ему, что у меня назревают серьезные проблемы с казначейством. Он тут же догадался, откуда ветер дует. И главное, куда…
Его глаза сузились.
– Не думаю, что это что-нибудь, о чем вы не знали заранее, так ведь?
– Все не так просто, как вы думаете, Питер…
Он сделал глубокий вдох. Как будто собирался прыгнуть в ледяную прорубь. А затем… затем последовала угроза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Я поинтересовался, почему. Секретарь Кабинета начал было многословно, но совсем неубедительно разглагольствовать о том, какую опасность для свободы выбора представляют собой введение карательного налогообложения и запрет на рекламу продукта, который сам по себе является абсолютно законным. Однако я не дал ему договорить, категорически заявив, что все это не более, чем сплошная демагогия и чушь! Никто не говорит о запрете на курение, как таковое. Я также поинтересовался, следует ли считать ударом по свободе любое повышение налогов…
От прямого ответа он, как всегда, попытался уклониться.
– Ну… это зависит от того, насколько велико повышение налогов.
Забавный ответ. Что ж, попробую развить его, с позволения сказать, аргументацию.
– Значит, повышение на двадцать пенсов можно считать ударом по свободе?
– Господин премьер-министр… – запротестовал он.
Но я не стал выслушивать его надуманных возражений, а продолжил свой нажим.
– Ну а двадцать пять пенсов? Тридцать? Тридцать один пенс? Может ли это считаться наступлением на свободу только потому, что наносится заметный ущерб вашему благосостоянию?
А что, по-моему, ничего! Хотя Хамфри даже не улыбнулся. Только мрачно заметил, что это очень остроумно.
В конце концов мы согласились, что рекламирование является существенным только при наличии свободного выбора, поскольку свободный выбор зависит от наличия полной информации. Таким образом, рекламирование должно осуществляться в интересах обеих сторон процесса. Значит, если табачные компании тратят по меньшей мере 100 миллионов фунтов на рекламу и продвижение своей продукции, то не должны ли они платить такую же сумму на доведение до сведения общественности аргументов против курения? Такой справедливый подход, уверен, найдет полное понимание у всех тех видных и влиятельных людей, которые, как утверждает Хамфри, выступают в защиту свободы выбора.
– Господин премьер-министр, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Боюсь, мне придется еще раз напомнить вам, что принятие этого предложения вызовет весьма серьезные осложнения. Я предвижу возникновение непредвиденных проблем…
– Таких как?… – спросил я.
Мой совершенно невинный вопрос вызвал у Хамфри приступ острого раздражения.
– Если бы я мог их предвидеть, они не были бы непредвиденными! – резко ответил он.
– Но вы сами только что сказали, что уже предвидите их, – бодрым тоном напомнил я ему.
Поняв, что его загнали в угол, секретарь Кабинета предпринял последнюю отчаянную попытку спасти положение.
– Господин премьер-министр, ну а как, в таком случае, насчет создания соответствующего независимого комитета? Скажем, парламентского… или королевской комиссии?
Тут я задал ему вопрос, который очень хотел задать еще несколько дней назад и только ждал подходящего случая.
– Послушайте, Хамфри, а почему вы так радеете за табачную промышленность?
Как я и ожидал, он предпочел этот вопрос проигнорировать, вместо ответа продолжив:
– А может, комитет казначейства? В качестве первой инстанции…
А вот, наконец, пришел и мой черед.
– Даже не говорите мне о казначействе, Хамфри! Ведь они делают все наоборот. В частности, возражают против моего, казалось бы, логического намерения включить сокращение налогов на полтора миллиарда фунтов в мою новую оборонную стратегию. – Я демонстративно вздохнул, подумал, не переигрываю ли в смысле драматизма, и продолжил: – Конечно, если бы казначейство проявило определенную гибкость, то…
Хамфри, как и ожидалось, тут же все понял. И с просветленным от радости лицом торопливо забормотал.
– Да-да, конечно же… э-э-э… Вряд ли они уже приняли окончательное решение по тому, другому вопросу.
Я изобразил на своем лице самое искреннее удивление.
– На самом деле?
– Естественно, нет, господин премьер-министр. Ведь гибкость в таких вопросах – это самое главное. При желании они вполне смогли бы найти приемлемый вариант, нисколько не сомневаюсь.
– Думаете, смогли бы? – недоверчиво переспросил я.
– Безусловно, – уже совершенно другим тоном произнес Хамфри, быстро приспосабливаясь к своему новому статусу переговорщика. – Единственным камнем преткновения здесь может стать то, что в случае принятия антитабачного предложения казначейство будет слишком занято проведением его в жизнь и у руководства просто не останется времени на какие-либо иные сокращения.
Теперь мы говорили на одном, понятном только нам языке.
– Видите ли, Хамфри, – со значением заметил я. – Дело в том, что в смысле приоритетности интересы табачных компаний не идут ни в какое сравнение с интересами национальной обороны.
Теперь Хамфри точно знал, на какую именно сделку я готов согласиться. И ее условия – quid pro quo – были для него вполне приемлемы, это было видно невооруженным глазом. Оставалось только согласовать их с казначейством…
23 мая
Сегодня узнал о первом, хотя и относительно небольшом осложнении.
Ко мне довольно неожиданно явился Питер Торн.
– У меня потрясающее известие, господин премьер-министр, – начал он, едва переступив порог моего кабинета в палате общин. – Нас полностью поддерживают Британская медицинская ассоциация, Королевский педиатрический колледж и по меньшей мере восемь других высших научных и медицинских колледжей Великобритании!
От такой потрясающей новости у меня сердце ушло в пятки. Так быстро? Нет, такого стремительного прогресса не ожидал даже я! Пришлось объяснить ему, что хотя сама по себе новость, конечно же, преотличная, провести его предложение в жизнь немедленно все равно не удастся.
– Да-да, конечно же не удастся, это понятно, – неожиданно быстро согласился он. – Надо только, чтобы в течение ближайших трех месяцев о его поддержке сначала официально объявили как о правительственной политике, а затем в течение года включили в Белую книгу. Так что времени у нас хоть отбавляй!
Его энтузиазм просто трогателен. Честно говоря, мне даже жаль, что его проекту суждено пойти под нож. Особенно после того, как его обсуждение с секретарем Кабинета было настолько триумфальным, что я сам почти поверил в него. Стараясь, по возможности, не подать виду, я сказал ему, что у меня назревают серьезные проблемы с казначейством. Он тут же догадался, откуда ветер дует. И главное, куда…
Его глаза сузились.
– Не думаю, что это что-нибудь, о чем вы не знали заранее, так ведь?
– Все не так просто, как вы думаете, Питер…
Он сделал глубокий вдох. Как будто собирался прыгнуть в ледяную прорубь. А затем… затем последовала угроза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193