Только женщинам и детям было разрешено принимать участие в этой протестной акции, направленной против ядерных ракет, Соединенных Штатов и мужчин. Возможно, кстати, и в обратном порядке… Ракеты рассматривались в качестве фаллического символа. По мнению фрейдистов, для этого типа женщин характерен острый синдром явной зависти к пенису. Выражение любой формы поддержки женщинам «Гринем-коммон», даже весьма ограниченной, считалось «прогрессивным подходом». – Ред.) После чего Стэнфорд сначала стал священником Эссекского университета, затем вице-ректором теологического колледжа, ну а теперь он секретарь комитета по разоружению при Британском совете церквей.
В его curriculum vitae был только один серьезный пробел.
– А простым викарием в приходе он когда-нибудь служил? – любопытства ради поинтересовался я.
Бернарда мой вопрос явно удивил.
– Нет, господин премьер-министр, священнослужители, которые хотят стать епископами, обычно избегают конкретной работы с паствой.
– Честолюбец, – заметил Хамфри.
– Как и Икар, – с загадочным видом произнес мой главный личный секретарь.
– Так или иначе, но политический смутьян нам ни к чему. Особенно в столь чувствительной области, как религия, – подвел я черту.
Бернард понимающе кивнул.
– Каким упрямцем был тот глупый грек, кто сына своего учил искусству летать как птица!
Я недовольно потребовал, чтобы он прекратил морочить мне голову греческими премудростями.
(Хэкер ошибался. Бернард Вули процитировал ему пьесу Шекспира «Генри VI», часть III. – Ред.)
Секретарь Кабинета отреагировал на мое решение осторожным одобрением. Сказал, что, выступая в качестве епископа и члена палаты лордов, Стэнфорд добавил бы нам всем немало лишней головной боли и проблем.
– Он совсем не тот человек, на которого можно рассчитывать, – добавил я. – От этих епископов вообще мало проку. Все, на что они способны, это постоянно выклянчивать у меня деньги на благотворительность. Но ведь нельзя же решать проблемы, каждый раз выбрасывая на это кучу денег! Особенно денег наших налогоплательщиков. Нет, нашей стране куда нужнее высокий дух моральной ответственности и больше надежды на себя и только на себя одного…
А Хамфри с понимающей улыбкой заметил:
– До чего же забавно наблюдать, как политики в наши дни все чаще говорят о морали, а епископы – о политике.
Что ж, в общем и целом он прав. К тому же Бернард привел нам еще один впечатляющий эпизод из карьеры Стэнфорда. Оказывается, в свое время он предложил возвести новую церковь в южной части Лондона, строительный проект которой предусматривал специальные помещения для приготовления апельсинового сока, «планирования семьи» и организации демонстраций, но никакого зала для Святого причастия. Впрочем, справедливости ради, следует добавить, что для этого вполне можно было использовать один из залов так называемого «двойного назначения».
– Да-да, конечно же, – многозначительно подтвердил Хамфри. – Ведь руководство Церковью находится в руках истинных теологов.
– Ну и что, интересно, это может означать? – спросил я.
– Видите ли, – с готовностью объяснил он, – теология – это отличное средство помогать агностикам оставаться в лоне церкви.
– Возможно, я несколько наивен, но… – начал было я, однако Хамфри не дал мне договорить.
– Господин премьер-министр, что вы! Никогда о себе не говорите так. Иначе…
Глупая лесть! Неужели ему было трудно употребить что-нибудь вроде ложной скромности! Конечно же, я совсем не считаю себя наивным! Я жестом заставил его замолчать и продолжил:
– Мне кажется, Церковью должны управлять простые, чистые, искренне верящие в Бога люди, а не приземленные политиканы, для которых главное – их собственная карьера.
– Да, само собой разумеется, хотя здесь можно возразить, что, по их глубочайшему убеждению, чем большего они добьются, тем больше смогут сделать для общества, – по-отечески улыбнувшись, парировал секретарь Кабинета. При этом даже не повысив голос.
– Все это не более чем лицемерное словоблудие, Хамфри.
Он пожал плечами.
– Собственно, вы хотели того же самого, когда добивались Номера 10, разве не так, господин премьер-министр?
Тут до меня дошло: а ведь он прав, тысячу раз прав! И тем не менее, этого Стэнфорда я все равно не хочу.
Хамфри терпеливо объяснил мне, что, конечно же, можно пойти самым простым путем – взять и отвергнуть обоих кандидатов. Хотя… прецедент получился бы поистине беспрецедентный, и в соответствующих кругах вряд ли вызвал бы одобрение.
– Даже если один из предложенных кандидатов хочет убрать из церкви Бога, а второй – убрать из нее королеву?
– Королева неотделима от англиканской церкви, господин премьер-министр. Она ее естественная составная часть.
– На самом деле? А Бог?
– Лично мне кажется, он, что называется, предмет выбора. Добровольного выбора! – ответил мой постоянный заместитель, допивая свой бокал с виски.
9 июня
Произошел интересный поворот событий в кумранском деле Фионы Мак-Грегор, той самой несчастной медсестры. Последние несколько дней от МИДа не было практически никаких известий. Что совсем неудивительно, поскольку наш МИД существует вовсе не для того, чтобы что-то делать, а в основном для того, чтобы объяснять, почему этого не следует делать!
За ужином я попытался было как можно популярнее растолковать это своей жене Энни, но она никак не хотела понять саму идею. Все время перебивала меня какими-то детскими, не имеющими прямого отношения к делу вопросами вроде: «Неужели им нет до этого дела?»
– Нет, – коротко ответил я.
Однако она, похоже, не поняла ответа и снова спросила:
– Но разве это не ужасно?
Конечно же, это ужасно! И наносит правительству непоправимый ущерб. Однако, несмотря на это, все эти мидовцы только пожимают плечами и тупо повторяют, что нам ни в коем случае не следует огорчать кумранцев.
– Наши функционеры просто не желают видеть ничего, что выходит за рамки их собственных эгоистических интересов, – не скрывая раздражения, констатировал я.
– Как же ей, наверное, тяжело, – сочувственно сказала Энни.
– Кому? – недоуменно спросил я, потом понял, что моя жена имеет в виду ту самую медсестру, и поспешил добавить. – Да, естественно, нелегко.
Энни холодно посмотрела на меня.
– Судя по всему, о ее судьбе ты волнуешься не больше, чем твой МИД, Джим.
Не думаю, что это так уж справедливо. Впрочем, по мнению моей жены, если МИД больше всего беспокоит его популярность среди арабов, то меня больше всего беспокоит моя собственная популярность среди британского электората. Но это не совсем так! Хотя если в какой-то части это и так, то что тут плохого? Я являюсь законно избранным представителем народа и, значит, просто обязан всемерно заботиться о том, чтобы мой электорат был доволен, разве нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
В его curriculum vitae был только один серьезный пробел.
– А простым викарием в приходе он когда-нибудь служил? – любопытства ради поинтересовался я.
Бернарда мой вопрос явно удивил.
– Нет, господин премьер-министр, священнослужители, которые хотят стать епископами, обычно избегают конкретной работы с паствой.
– Честолюбец, – заметил Хамфри.
– Как и Икар, – с загадочным видом произнес мой главный личный секретарь.
– Так или иначе, но политический смутьян нам ни к чему. Особенно в столь чувствительной области, как религия, – подвел я черту.
Бернард понимающе кивнул.
– Каким упрямцем был тот глупый грек, кто сына своего учил искусству летать как птица!
Я недовольно потребовал, чтобы он прекратил морочить мне голову греческими премудростями.
(Хэкер ошибался. Бернард Вули процитировал ему пьесу Шекспира «Генри VI», часть III. – Ред.)
Секретарь Кабинета отреагировал на мое решение осторожным одобрением. Сказал, что, выступая в качестве епископа и члена палаты лордов, Стэнфорд добавил бы нам всем немало лишней головной боли и проблем.
– Он совсем не тот человек, на которого можно рассчитывать, – добавил я. – От этих епископов вообще мало проку. Все, на что они способны, это постоянно выклянчивать у меня деньги на благотворительность. Но ведь нельзя же решать проблемы, каждый раз выбрасывая на это кучу денег! Особенно денег наших налогоплательщиков. Нет, нашей стране куда нужнее высокий дух моральной ответственности и больше надежды на себя и только на себя одного…
А Хамфри с понимающей улыбкой заметил:
– До чего же забавно наблюдать, как политики в наши дни все чаще говорят о морали, а епископы – о политике.
Что ж, в общем и целом он прав. К тому же Бернард привел нам еще один впечатляющий эпизод из карьеры Стэнфорда. Оказывается, в свое время он предложил возвести новую церковь в южной части Лондона, строительный проект которой предусматривал специальные помещения для приготовления апельсинового сока, «планирования семьи» и организации демонстраций, но никакого зала для Святого причастия. Впрочем, справедливости ради, следует добавить, что для этого вполне можно было использовать один из залов так называемого «двойного назначения».
– Да-да, конечно же, – многозначительно подтвердил Хамфри. – Ведь руководство Церковью находится в руках истинных теологов.
– Ну и что, интересно, это может означать? – спросил я.
– Видите ли, – с готовностью объяснил он, – теология – это отличное средство помогать агностикам оставаться в лоне церкви.
– Возможно, я несколько наивен, но… – начал было я, однако Хамфри не дал мне договорить.
– Господин премьер-министр, что вы! Никогда о себе не говорите так. Иначе…
Глупая лесть! Неужели ему было трудно употребить что-нибудь вроде ложной скромности! Конечно же, я совсем не считаю себя наивным! Я жестом заставил его замолчать и продолжил:
– Мне кажется, Церковью должны управлять простые, чистые, искренне верящие в Бога люди, а не приземленные политиканы, для которых главное – их собственная карьера.
– Да, само собой разумеется, хотя здесь можно возразить, что, по их глубочайшему убеждению, чем большего они добьются, тем больше смогут сделать для общества, – по-отечески улыбнувшись, парировал секретарь Кабинета. При этом даже не повысив голос.
– Все это не более чем лицемерное словоблудие, Хамфри.
Он пожал плечами.
– Собственно, вы хотели того же самого, когда добивались Номера 10, разве не так, господин премьер-министр?
Тут до меня дошло: а ведь он прав, тысячу раз прав! И тем не менее, этого Стэнфорда я все равно не хочу.
Хамфри терпеливо объяснил мне, что, конечно же, можно пойти самым простым путем – взять и отвергнуть обоих кандидатов. Хотя… прецедент получился бы поистине беспрецедентный, и в соответствующих кругах вряд ли вызвал бы одобрение.
– Даже если один из предложенных кандидатов хочет убрать из церкви Бога, а второй – убрать из нее королеву?
– Королева неотделима от англиканской церкви, господин премьер-министр. Она ее естественная составная часть.
– На самом деле? А Бог?
– Лично мне кажется, он, что называется, предмет выбора. Добровольного выбора! – ответил мой постоянный заместитель, допивая свой бокал с виски.
9 июня
Произошел интересный поворот событий в кумранском деле Фионы Мак-Грегор, той самой несчастной медсестры. Последние несколько дней от МИДа не было практически никаких известий. Что совсем неудивительно, поскольку наш МИД существует вовсе не для того, чтобы что-то делать, а в основном для того, чтобы объяснять, почему этого не следует делать!
За ужином я попытался было как можно популярнее растолковать это своей жене Энни, но она никак не хотела понять саму идею. Все время перебивала меня какими-то детскими, не имеющими прямого отношения к делу вопросами вроде: «Неужели им нет до этого дела?»
– Нет, – коротко ответил я.
Однако она, похоже, не поняла ответа и снова спросила:
– Но разве это не ужасно?
Конечно же, это ужасно! И наносит правительству непоправимый ущерб. Однако, несмотря на это, все эти мидовцы только пожимают плечами и тупо повторяют, что нам ни в коем случае не следует огорчать кумранцев.
– Наши функционеры просто не желают видеть ничего, что выходит за рамки их собственных эгоистических интересов, – не скрывая раздражения, констатировал я.
– Как же ей, наверное, тяжело, – сочувственно сказала Энни.
– Кому? – недоуменно спросил я, потом понял, что моя жена имеет в виду ту самую медсестру, и поспешил добавить. – Да, естественно, нелегко.
Энни холодно посмотрела на меня.
– Судя по всему, о ее судьбе ты волнуешься не больше, чем твой МИД, Джим.
Не думаю, что это так уж справедливо. Впрочем, по мнению моей жены, если МИД больше всего беспокоит его популярность среди арабов, то меня больше всего беспокоит моя собственная популярность среди британского электората. Но это не совсем так! Хотя если в какой-то части это и так, то что тут плохого? Я являюсь законно избранным представителем народа и, значит, просто обязан всемерно заботиться о том, чтобы мой электорат был доволен, разве нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193