Уилкинсон был действительно хорошим другом. Но таков ли он сейчас? Это беспокоило Гайозо, поэтому он задумчиво возразил:
— Да, ты действительно многие годы служил моей стране, но только потому, что это было тебе выгодно. Уилкинсон возмутился.
— Клянусь честью, Гайозо! Да за кого ты меня принимаешь? Мое слово нерушимо, я
поклялся служить Испании! Как ты можешь сомневаться во мне?
В голосе Уилкинсона было столько искренности, что Гайозо на мгновение заколебался. Возможно, многие интриги не его рук дело. Возможно, и Нолан не шпион. Но сомнения все же оставались, и Гайозо спросил:
— Ты отрицаешь, что Нолан посылает тебе информацию, необходимую для того, чтобы провести через наши земли крупные силы, и которая может быть полезной для тех, кто хотел бы оторвать у Испании столь лакомый кусок?
Скрывая гнев и тревогу, сохраняя на лице выражение оскорбленной невинности, Уилкинсон театрально воскликнул:
— Что за подлая клевета! Кто смеет так порочить мое имя? Я не делал этого, Гайозо! Моя честность хорошо известна, и я готов защищать ее даже ценой жизни! Назови мне того подлеца, который посмел очернить мое имя и честь, и я докажу тебе, кто истинный негодяй!
Это была потрясающая речь! Уилкинсон хорошо сыграл свою роль. Его голубые глаза блестели от праведного гнева, толстые щеки покраснели от негодования. Но слова Уилкинсона не убедили Гайозо: бравый генерал и раньше устраивал подобные сцены, когда его вранье всплывало наружу.
А за окном Леони во весь рот зевнула и раздраженно подумала: «Мой Бог! Прекратят ли эти двое когда-нибудь свою болтовню?»
Услышанный разговор Леони воспринимала как беспорядочное бормотание, если только она не приближалась вплотную к окну или мужчины не переходили на крик. Но все это мало интересовало ее. Время шло, и беспокойство Леони возрастало. Казалось, что ее ночные бдения могут оказаться напрасными.
Леони вновь бросила короткий взгляд на окно, и на этот раз чуть не опоздала, потому что Гайозо собрал стопку векселей, прихватил бокал виски и, сопровождаемый другим мужчиной, вышел в дверь слева от Леони. Взволнованная девушка тихонечко пробралась вдоль стены дома до следующего окна и, к счастью, вновь увидела Гайозо с векселями. По-видимому, это был его кабинет. У противоположной от Леони стены размещался огромный двухтумбовый письменный стол. Множество бумаг, разбросанных на столе, свидетельствовали о том, что именно здесь губернатор делает большую часть своей работы. Комната была красиво обставлена. Пол покрывал толстый ковер багровых и оливково-зеленых тонов, на котором беспорядочно стояли кресла с изогнутыми спинками. Окна располагались по одной из стен, и через них Леони временами бросала в комнату осторожные взгляды.
Заглянув в комнату очередной раз, она увидела, что губернатор положил векселя на угол стола, взял лежащую рядом бумагу и с презрением протянул ее Уилкинсону. Тяжело глядя, он требовательно спросил:
— Будешь утверждать, что это предназначалось не тебе?
Уилкинсон, взглянув на документ, небрежно бросил его на стопку векселей.
— Безусловно! Я даже не знаю, что там. Это тебе, Гайозо, стоило бы объяснить свое поведение, — агрессивно возразил генерал. — Я человек чести и друг Испании, а ты позволяешь себе какие-то грязные намеки… Да, намеки! Я думаю, ты должен извиниться!
Гайозо прорычал, дрожа от гнева:
— Я не буду извиняться! — затем, с трудом сдерживая себя, сухо произнес:
— Совсем недавно мы перехватили посыльного от Нолана и узнали, что он пересылает информацию кому-то в Соединенные Штаты.
Гайозо не сомневался, что эта информация предназначалась Уилкинсону. Генерал помертвел, когда увидел спокойное лицо Гайозо. Заикаясь от нанесенного оскорбления, он произнес:
— И-и-и т-т-ты веришь, что именно мне предназначалась эта информация? Невозможно!
Гайозо пристально посмотрел на Уилкинсона и мягко сказал:
— И ты действительно не узнал карту, которую я тебе показал?
Уилкинсон бросил безразличный взгляд и беспечно ответил:
— Возможно, это действительно работа Нолана, но ко мне она не имеет никакого отношения, — и, перейдя от защиты к нападению, спросил:
— Что заставляет тебя думать, что карта предназначалась именно мне?
Гайозо усмехнулся:
— Абсолютно все, мой генерал! Твое покровительство Нолану хорошо известно, даже несмотря на то, что в последнее время вы оба это скрываете.
Уилкинсон продолжал сохранять вид оскорбленной невинности.
Решив, что настало время дать понять генералу, как много известно о делах Нолана, Гайозо мягко прошептал:
— Я думаю, тебе пора узнать, что уже три месяца в ближайшем окружении Нолана находится мой шпион, — и прежде, чем Уилкинсон попытался прервать его, сладким голосом продолжил:
— Он сообщил, что Нолан, составляя какие-то карты, болтал о своем лучшем друге, очень важном человеке, генерале Уилкинсоне. И еще он хвастался, что последний решил отторгнуть от Испании земли западнее реки Сабины.
Уилкинсон выглядел так, будто вот-вот лопнет. Грудь распирал голубой, шитый золотом мундир так, что казалось, нитки, которыми пришиты пуговицы кителя, не выдержат. Лицо покраснело, а голос прерывался от ярости:
— Но это нелепость! Ложь! Большей чепухи я в жизни не слышал! — Уставившись на Гайозо тяжелым взглядом, он потребовал:
— Не верь в эту чушь! Бог мой, это выше моего разумения!
— Посмотрим, — непреклонно сказал Гайозо. По настоящему испуганный и сбитый с толку, Уилкинсон оперся о стол и стал уговаривать губернатора:
— Поверь мне, Мануэль! Я ничего об этом не знал! Ты должен мне верить!
Гайозо задумчиво посмотрел на него.
— Я действительно не знаю, во что верить, — наконец сказал он, — но думаю, что ты — человек неискренний.
Леони, вновь заглянувшая в окно, с удовлетворением заметила, что разговор подходит к концу:
— Отлично! Неужели они наконец закончат?
И, о мой Бог, пусть губернатор оставит векселя там, где они сейчас лежат.
Ее молитвы были услышаны. Гайозо поднялся из-за стола и направился к двери в той стороне, где находилась Леони. Она вновь опустилась на землю, и кровь ее застыла в жилах.
Гайозо остановился в дверях и сказал:
— Я должен еще раз сопоставить все факты, прежде чем представлю доклад вице-королю. Но хочу предупредить: не думаю, что доклад будет для тебя благоприятен.
Губернатор прошел в комнату для карточной игры. Уилкинсон некоторое время стоял у стола. На его лице смешались ненависть и страх. Краем глаза он заметил возле векселей карту и, будучи не в силах совладать с собой, торопливо спрятал ее в карман мундира. В это время Гайозо просунул голову в дверь и сказал:
— Ну-ка, налей мне коньяку. Он там, на столе. А потом иди сюда и попытайся еще раз объяснить, почему я должен тебе верить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Да, ты действительно многие годы служил моей стране, но только потому, что это было тебе выгодно. Уилкинсон возмутился.
— Клянусь честью, Гайозо! Да за кого ты меня принимаешь? Мое слово нерушимо, я
поклялся служить Испании! Как ты можешь сомневаться во мне?
В голосе Уилкинсона было столько искренности, что Гайозо на мгновение заколебался. Возможно, многие интриги не его рук дело. Возможно, и Нолан не шпион. Но сомнения все же оставались, и Гайозо спросил:
— Ты отрицаешь, что Нолан посылает тебе информацию, необходимую для того, чтобы провести через наши земли крупные силы, и которая может быть полезной для тех, кто хотел бы оторвать у Испании столь лакомый кусок?
Скрывая гнев и тревогу, сохраняя на лице выражение оскорбленной невинности, Уилкинсон театрально воскликнул:
— Что за подлая клевета! Кто смеет так порочить мое имя? Я не делал этого, Гайозо! Моя честность хорошо известна, и я готов защищать ее даже ценой жизни! Назови мне того подлеца, который посмел очернить мое имя и честь, и я докажу тебе, кто истинный негодяй!
Это была потрясающая речь! Уилкинсон хорошо сыграл свою роль. Его голубые глаза блестели от праведного гнева, толстые щеки покраснели от негодования. Но слова Уилкинсона не убедили Гайозо: бравый генерал и раньше устраивал подобные сцены, когда его вранье всплывало наружу.
А за окном Леони во весь рот зевнула и раздраженно подумала: «Мой Бог! Прекратят ли эти двое когда-нибудь свою болтовню?»
Услышанный разговор Леони воспринимала как беспорядочное бормотание, если только она не приближалась вплотную к окну или мужчины не переходили на крик. Но все это мало интересовало ее. Время шло, и беспокойство Леони возрастало. Казалось, что ее ночные бдения могут оказаться напрасными.
Леони вновь бросила короткий взгляд на окно, и на этот раз чуть не опоздала, потому что Гайозо собрал стопку векселей, прихватил бокал виски и, сопровождаемый другим мужчиной, вышел в дверь слева от Леони. Взволнованная девушка тихонечко пробралась вдоль стены дома до следующего окна и, к счастью, вновь увидела Гайозо с векселями. По-видимому, это был его кабинет. У противоположной от Леони стены размещался огромный двухтумбовый письменный стол. Множество бумаг, разбросанных на столе, свидетельствовали о том, что именно здесь губернатор делает большую часть своей работы. Комната была красиво обставлена. Пол покрывал толстый ковер багровых и оливково-зеленых тонов, на котором беспорядочно стояли кресла с изогнутыми спинками. Окна располагались по одной из стен, и через них Леони временами бросала в комнату осторожные взгляды.
Заглянув в комнату очередной раз, она увидела, что губернатор положил векселя на угол стола, взял лежащую рядом бумагу и с презрением протянул ее Уилкинсону. Тяжело глядя, он требовательно спросил:
— Будешь утверждать, что это предназначалось не тебе?
Уилкинсон, взглянув на документ, небрежно бросил его на стопку векселей.
— Безусловно! Я даже не знаю, что там. Это тебе, Гайозо, стоило бы объяснить свое поведение, — агрессивно возразил генерал. — Я человек чести и друг Испании, а ты позволяешь себе какие-то грязные намеки… Да, намеки! Я думаю, ты должен извиниться!
Гайозо прорычал, дрожа от гнева:
— Я не буду извиняться! — затем, с трудом сдерживая себя, сухо произнес:
— Совсем недавно мы перехватили посыльного от Нолана и узнали, что он пересылает информацию кому-то в Соединенные Штаты.
Гайозо не сомневался, что эта информация предназначалась Уилкинсону. Генерал помертвел, когда увидел спокойное лицо Гайозо. Заикаясь от нанесенного оскорбления, он произнес:
— И-и-и т-т-ты веришь, что именно мне предназначалась эта информация? Невозможно!
Гайозо пристально посмотрел на Уилкинсона и мягко сказал:
— И ты действительно не узнал карту, которую я тебе показал?
Уилкинсон бросил безразличный взгляд и беспечно ответил:
— Возможно, это действительно работа Нолана, но ко мне она не имеет никакого отношения, — и, перейдя от защиты к нападению, спросил:
— Что заставляет тебя думать, что карта предназначалась именно мне?
Гайозо усмехнулся:
— Абсолютно все, мой генерал! Твое покровительство Нолану хорошо известно, даже несмотря на то, что в последнее время вы оба это скрываете.
Уилкинсон продолжал сохранять вид оскорбленной невинности.
Решив, что настало время дать понять генералу, как много известно о делах Нолана, Гайозо мягко прошептал:
— Я думаю, тебе пора узнать, что уже три месяца в ближайшем окружении Нолана находится мой шпион, — и прежде, чем Уилкинсон попытался прервать его, сладким голосом продолжил:
— Он сообщил, что Нолан, составляя какие-то карты, болтал о своем лучшем друге, очень важном человеке, генерале Уилкинсоне. И еще он хвастался, что последний решил отторгнуть от Испании земли западнее реки Сабины.
Уилкинсон выглядел так, будто вот-вот лопнет. Грудь распирал голубой, шитый золотом мундир так, что казалось, нитки, которыми пришиты пуговицы кителя, не выдержат. Лицо покраснело, а голос прерывался от ярости:
— Но это нелепость! Ложь! Большей чепухи я в жизни не слышал! — Уставившись на Гайозо тяжелым взглядом, он потребовал:
— Не верь в эту чушь! Бог мой, это выше моего разумения!
— Посмотрим, — непреклонно сказал Гайозо. По настоящему испуганный и сбитый с толку, Уилкинсон оперся о стол и стал уговаривать губернатора:
— Поверь мне, Мануэль! Я ничего об этом не знал! Ты должен мне верить!
Гайозо задумчиво посмотрел на него.
— Я действительно не знаю, во что верить, — наконец сказал он, — но думаю, что ты — человек неискренний.
Леони, вновь заглянувшая в окно, с удовлетворением заметила, что разговор подходит к концу:
— Отлично! Неужели они наконец закончат?
И, о мой Бог, пусть губернатор оставит векселя там, где они сейчас лежат.
Ее молитвы были услышаны. Гайозо поднялся из-за стола и направился к двери в той стороне, где находилась Леони. Она вновь опустилась на землю, и кровь ее застыла в жилах.
Гайозо остановился в дверях и сказал:
— Я должен еще раз сопоставить все факты, прежде чем представлю доклад вице-королю. Но хочу предупредить: не думаю, что доклад будет для тебя благоприятен.
Губернатор прошел в комнату для карточной игры. Уилкинсон некоторое время стоял у стола. На его лице смешались ненависть и страх. Краем глаза он заметил возле векселей карту и, будучи не в силах совладать с собой, торопливо спрятал ее в карман мундира. В это время Гайозо просунул голову в дверь и сказал:
— Ну-ка, налей мне коньяку. Он там, на столе. А потом иди сюда и попытайся еще раз объяснить, почему я должен тебе верить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109