ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Роза распятия – 3

Scan by Mobb Deep; OCR&spellcheck by Zavalery
«Генри Миллер. Нексус.»: Издательства: АСТ, Транзиткнига; М.; 2004
ISBN 5-17-019909-0, 5-9578-0410-X
Аннотация
Секс. Смерть. Искусство...
Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.
«Нексус» — такой, каков он есть!

Генри Миллер
Нексус
1
Гав! Гав-гав! Гав! Гав!
Лай в ночи. Лай… лай… Кричу — нет ответа. Ору что есть мочи — но даже эхо не отвечает мне.
Что выбираешь ты — Восток Ксеркса или Восток Христа?
Один — с язвой в мозгу.
Наконец один. Чудесно! Но только я ждал другого. Если бы удалось оказаться наедине с Богом.
Гав! Гав-гав!
Закрыв глаза, я мысленно вызвал ее образ. Вот он — плывет во тьме, маска, проступающая в морской пене: bouche Тиллы Дюрье, изогнутый в форме лука; белые ровные зубки; глаза, потемневшие от густо нанесенной туши; на веках поблескивают голубые тени; черные как смоль волосы свободно ниспадают на плечи. Актриса с Карпат и плоскокрышей Вены. Венера, восставшая с мостовых Бруклина.
Гав! Гав-гав! Гав! Гав!
Я кричу, но для всех мой крик — только шепот. Меня зовут Айзек Даст. И нахожусь я, согласно Данте, на пятых небесах. Как Стриндберг в бреду, я повторяю: «Какое это имеет значение? Есть соперник, нет его — какое это имеет значение?»
Почему лезут в голову странные, полузабытые имена? Так звали моих однокашников из родной Alma Mater: Мортон Шнедиг, Уильям Марвин, Израэл Сигел, Бернард Пистнер, Луис Шнейдер, Кларенс Донагью, Уильям Оверенд, Джон Куртц, Пэт Маккефри, Уильям Корб, Артур Копвиссар, Салли Лейбовиц, Френсис Глэнти… Никого из них я не видел со школьных времен. Стерты из памяти. Выжжены с корнем.
Вы здесь, друзья?
Нет ответа.
Это ты, дорогой Август, вскидываешь голову во мраке? Да, это он, Стриндберг, его лоб украшен рогами. Le cocu magnifique .
В некие счастливые времена — когда? давно ли? на какой планете? — я, помнится, переходил от стены к стене, приветствуя старых друзей: Леона Бакста, Уистлера, Ловиса Коринта, Брейгеля Старшего, Боттичелли, Босха, Джотто, Чимабуэ, Пьеро делла Франческа, Грюневальда, Гольбейна, Лукаса Кранаха, Ван Гога, Утрилло, Гогена, Пиранези, Утамаро, Хокусая, Хиросигэ — и Стену Плача, а также Гойю и Тернера. В каждом — своя изюминка. Но Тилла Дюрье непревзойденна — этот зовущий чувственный рот с раскрытыми, словно лепестки темной розы, губами.
Теперь стены опустели. Но будь они даже увешаны шедеврами, я бы ничего не увидел. Мрак застлал мне глаза. Подобно Бальзаку, я живу среди воображаемых картин. Даже рамы и те придуманы.
Айзек Даст , рожденный из праха и в прах возвращающийся. Прах — к праху. Прибавьте кодицилл ради уважения к традиции.
Анастасия, известная также как Хегоробру, а также как Берта Филигри с озера Тахо-Титикака, член Имперского царского суда, находится сейчас в больничной палате. Она легла туда по собственному желанию, чтобы выяснить, в своем ли она уме. Сол лает в бреду, ему мерещится, что он Айзек Даст. Волею судеб мы заброшены в дешевую меблированную комнату с умывальником и двуспальными кроватями. Зигзаги молнии то и дело рассекают ночное небо. Граф Бруга , милейшая кукла, занял место на комоде среди яванских и тибетских божков. У него плывущий взгляд безумца, опустошившего чашу стерно. На парик из крученых алых нитей нахлобучена крошечная шапочка в богемном стиле — словно только что из Галереи Дюфайел. Он прислонен к книгам, отобранным для нас Стасей до того, как ей отправиться в психиатрическую лечебницу. Вот так они располагаются слева направо:
«Императорская оргия», «Подземелья Ватикана», «Сквозь ад», «Смерть в Венеции», «Анатема», «Герой нашего времени», «Трагическое ощущение жизни людей и народов», «Словарь сатаны», «Ноябрьские ветви», «По ту сторону принципа удовольствия», «Лисистрата», «Эпикуреец Марий», «Золотой осел», «Джуд Незаметный», «Таинственный незнакомец», «Цветочек», « Virginbus Puerisgue», «Королева Маб», «Великий бог Пан», «Путешествия Марко Поло», «Песни Билитис», «Неизвестная жизнь Иисуса», «Тристрам Шенди», «Золотой горшок», «Черная бриония», «Корень и цветок» .
И только один серьезный пробел: нет «Метафизики пола» Розанова.
Там же я нашел обрывок оберточной бумаги, на котором почерком Стаси было написано (несомненно, цитата) следующее: «Этот оригинальный мыслитель Н. Федоров, из русских русский, открыл собственную модель анархизма, враждебную к государству».
Покажи я выписку Кронскому, он тут же побежит в психушку и предъявит бумагу как доказательство. Доказательство — чего? Того, что Стася пребывает в здравом уме.
Когда это было? Вчера? Да, вчера, около четырех утра, когда я шел встречать Мону к станции метро. Как вы думаете, кого я приметил тогда? Кто лениво брел по занесенным снегом улицам? Мона и ее друг-борец Джим Дрисколл. Глядя на них, можно было подумать, что они собирают фиалки на залитой солнцем опушке. Их не тревожили снег со льдом и свирепый ветер с реки, они не боялись ни Божьего, ни людского суда. Просто шли себе, смеялись, болтали, что-то напевали. Свободные — как птицы.
Прислушайся к пению жаворонка у врат рая!
Какое-то время я шел за ними, их беспечность почти передалась мне. Машинально я свернул налево, туда, где жил Осецкий. Уточняю — в меблированных комнатах. У него, как всегда, горел свет, до меня доносились звуки пианолы — morceaux choisis de Дохнаньи .
«Привет вам, сладкозвучные блошки», — подумал я, проходя мимо. В стороне Гованус-Кэнел струился туман. Должно быть, подтаивал лед.
Вернувшись домой, я застал ее перед зеркалом — она наносила на лицо крем.
— Ну, и где же ты был? — В ее голосе звучал чуть ли не упрек.
— А ты давно дома? — задал я встречный вопрос.
— Тыщу лет.
— Странно. Я бы поклялся, что видел тебя всего лишь минут двадцать назад. Может, мне приснилось. Забавно, но в этом сне вы с Джимом Дрисколлом шли по улице, держась за руки…
— Вэл, ты не болен?
— Нет, скорее уж пьян. Грежу наяву.
Она положила прохладную руку на мой лоб, послушала пульс. Ничего настораживающего. Это окончательно сбило ее с толку. Ну зачем я выдумываю все эти истории? Только для того, чтобы ее мучить? Неужели нам и без того мало хлопот — особенно сейчас, когда Стася лежит в лечебнице и просрочена квартплата? Надо мне быть поделикатнее.
Я показываю на будильник. Шесть часов.
— Знаю, — говорит она.
— Выходит, не тебя я видел несколько минут назад?
Она смотрит на меня с жалостью, как на сумасшедшего.
— Не бери в голову, дорогая, — небрежно бросаю я. — Видишь ли, я всю ночь пил шампанское. Теперь мне ясно, что видел я не тебя, а твое астральное тело. — Пауза. — Главное, у Стаси все хорошо. Я долго беседовал с ее лечащим врачом…
— Ты?…
— За неимением лучшей перспективы решил проведать Стасю, отнес ей русскую шарлотку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102