МАСТЕРА


Нагой, он стоял один, во тьме, и обеими руками держал над головой
горящий факел, от которого густыми клубами валил дым. В красном свете
факела землю под ногами было видно всего на несколько шагов вперед; дальше
простирался мрак. Время от времени налетал порыв ветра; вдруг становился
виден (или это только ему мерещилось?) блеск чьих-то глаз, становилось
слышно подобно далекому грому бормотанье: "держи его выше!" Он тянул факел
выше, хотя руки дрожали и факел в них дрожал тоже. Бормочущая тьма,
обступив его, закрывала все пути к бегству.
Красное пламя заплясало сильней, ветер стал холоднее. Онемевшие руки
задрожали снова, факел начал клониться то в одну сторону, то в другую; по
лицу стекал липкий пот; уши уже почти не воспринимали тихого, но все
вокруг заполняющего рокота: "Выше, выше держи!"... Время остановилось, но
рокот разрастался, вот он уже стал воем, но почему-то (и это было страшно)
в круге света по-прежнему не появлялся никто.
- Теперь иди! - бурей провыл могучий голос. - Иди вперед! Не опуская
факела, он шагнул вперед. Земли под ногой у него не оказалось. С воплем о
помощи он упал в тьму и гул. Впереди не было ничего, только языки пламени
метнулись к его глазам - падая, он не выпустил из рук факела.
Время... время, и свет, и боль, все началось снова. Он стоял на
четвереньках в канаве, в грязи. Лицо саднило, а глаза, хотя было светло,
видели все (мир), как сквозь пелену тумана. Он оторвал взгляд от своей
запятнанной грязью наготы и обратил его к стоящей над ним светлой, но
неясной фигуре. Казалось, что свет исходит и от ее белых волос, и от
складок белого плаща. Глаза смотрели на Ганиля, голос говорил:
- Ты лежишь в Могиле. Ты лежишь в Могиле Знания. Там же лежат и
больше не поднимутся никогда из-под пепла от Адского Огня твои предки.
Голос стал тверже:
- Встань, падший Человек!
Ганиль, пошатываясь, встал на ноги. Белая фигура продолжала,
показывая на факел:
- Это Свет Человеческого Разума. Это он привел тебя в могилу. Брось
его.
Оказывается, рука его до сих пор сжимает облепленную грязью черную
обугленную палку; он разжал руку.
- Теперь, восстав из мрака, - почти пропела, торжественно и ликующе,
лучезарная фигура, - иди в Свет Обычного дня!
К Ганилю, чтобы поддержать его, потянулось множество рук. Рядом уже
стояли тазы с теплой водой, кто то уже мыл его и тер губками; потом его
вытерли досуха. И вот он стоит чистый, и ему очень тепло в сером плаще,
заботливо накинутом на его плечи, а вокруг, в большом светлом зале,
повсюду слышатся веселая болтовня и смех, Какой-то лысый человек хлопнул
его по плечу:
- Пошли, уже пора давать Клятву.
- Все... все сделал правильно?
- Абсолютно! Только слишком долго держал над головой этот дурацкий
факел, Мы уже думали, что нам весь день придется рычать в темноте. Идем.
Потолок, лежащий на белых балках, был очень высокий; пол под ногами
был черный; с потолка до пола (высота стен была, футов в тридцать)
ниспадал сверкающий белизной занавес, и к нему повели Ганиля.
- Завеса Тайны, - совсем буднично пояснил ему кто-то.
Говор и смех оборвались; теперь все молча и неподвижно стояли вокруг
него. В этом безмолвии белый занавес раздвинулся. По-прежнему, как сквозь
туман, Ганиль увидел высокий алтарь, длинный стол, старика в белом,
облачении.
- Поклянешься ли ты вместе нашей Клятвой?
Кто-то, слегка толкнув Ганиля, подсказал ему шепотом: "Поклянусь".
- Поклянусь, - запинаясь, проговорил Ганиль.
- Клянитесь же, давшие Клятву! - и старик поднял над головой железный
стержень, на конце которого был укреплен серебряный "икс", - "Под Крестом
Обычного Дня клянусь не разглашать обряды и тайны моей Ложи".
- "Под Крестом... клянусь... обряды..." - забормотали вокруг: Ганиля
опять толкнули, и он забормотал вместе с остальными:
- "...Хорошо поступать, хорошо работать, хорошо думать..."
Когда Ганиль повторил эти слова, кто-то шепнул ему на ухо: "Не
клянись".
- "...Бежать всех ересей, предавать всех чернокнижников Судам
Коллегии и повиноваться Высшим Мастерам моей Ложи от, ныне и до самой
смерти..."
Бормотанье, бормотанье... Одни вроде бы действительно повторяли
длинную фразу, другие, похоже, нет; Ганиль, совсем растерявшись, не зная,
как ему быть, пробормотал слово или два, потом умолк.
- "...и клянусь не посвящать в Тайну Машин тех, кому не надлежит ее
знать. Я призываю в свидетели моей клятвы Солнце".
Голоса потонули в оглушительном скрежету, часть потолка вместе с
кровлей медленно, рывками, начала подниматься, и за ней показалось
желто-серое, затянутое облаками летнее небо.
- Смотрите же на Свет Обычного Дня! - вдохновенно возгласил старик.
Ганиль поднял голову и уставился вверх. Поднимавшаяся на оси часть
крыши остановилась на полпути - по-видимому, в механизме что-то заело;
раздалось громкое лязганье, потом наступила тишина. Очень медленно старик
подошел к Ганилю, поцеловал его в обе щеки и сказал:
- Добро пожаловать, Мастер Ганиль, отныне и ты причастен обрядам
Тайны Машин.
Посвящение совершилось, Ганиль был теперь одним из Мастеров своей
Ложи.
- Ну и ожог же у тебя! - сказал лысый.
Все они уже шли по коридору назад, Ганиль ощупал лицо рукой, кожа на
левой стороне, на щеке и у виска, была ободрана, и дотрагиваться было
больно.
- Тебе здорово повезло, что уцелел глаз, - продолжал лысый.
- Чуть было не ослеп от Света Разума, а? - сказал тихий голос.
Обернувшись, Ганиль увидел человека со светлой кожей и голубыми
глазами - голубыми по-настоящему, как у кота-альбиноса или у слепой
лошади, Ганиль, чтобы не смотреть на уродство, сразу отвел глаза в
сторону, но светлокожий продолжал тихим голосом (что был тот же самый
голос, который во время принесения Клятвы прошептал: "Не клянись"):
- Я Миид Светлокожий, мы с тобой будем работать вместе в Мастерской
Ли. Как насчет пива, когда мы отсюда выберемся?
Было очень странно после всех потрясений и торжественных церемоний
этого дня очутиться в сыром, пахнущем пивом тепле харчевни. Голова у
Ганиля закружилась, Миид Светлокожий выпил полкружки, с видимым
удовольствием стер с губ пену и спросил:
- Ну, что ты скажешь о посвящении?
- Оно... оно...
- Подавляет?
- Да, - обрадовался Ганиль, - лучше не скажешь - именно подавляет.
- И даже... унижает? - подсказал Светлокожий.
- Да, великое... великое таинство.
Ганиль сокрушенно уставился в кружку с пивом, Миид улыбнулся и сказал
тем же своим тихим голосом:
1 2 3 4 5 6