Тогда, два года назад, она не сразу разобралась, почему первые же «опыты» применения на практике метода Квоты вызвали у нее такое возмущение. В конце концов, думала она, Квота не мошенник, все те, кого он, как это может показаться со стороны, мистифицирует, действительно горят желанием приобрести холодильник, но их удерживают некие скрытые тормоза, и в общем-то они даже счастливы, когда от этих тормозов освобождаются, из покупателя «извлекают желание», которое так и рвется на свободу, чтоб распуститься пышным цветом. Так почему же тогда, почему же ее так возмущает метод, которым Квота извлекает из них это желание?
На следующее утро она извинилась перед дядей Самюэлем и Квотой, объяснив свою вспышку обычной неуравновешенностью женской натуры. И в этот день она присутствовала при торговле, которая шла не только не хуже, но еще бойчее вчерашнего и дала еще лучшие результаты, чем накануне, так как продавцы уже понаторели и действовали теперь увереннее.
В последующие дни, как это ни странно, по мере того как возрастал успех торговли, Флоранс чувствовала себя все более несчастной.
Однако она продержалась до отпуска. В течение первых трех месяцев в «Фрижибоксе» царила атмосфера подъема. Квота действительно не обманул общих ожиданий – по сравнению с предыдущими неделями торговля настолько возросла, что за короткое время был списан весь пассив, возмещены расходы на переоборудование, пополнены денежные фонды и распродано более половины холодильников, которые мертвым грузом лежали на складах. Уже через месяц после начала торговли по новому методу стало возможным удвоить самые низкие ставки зарплаты и соответственно увеличить остальные. Самюэль Бретт, будучи человеком осторожным, пока еще боялся тратить много на личные нужды, но уже подумывал о том, чтобы отремонтировать кабинеты, обновить ковры и мебель в помещении фирмы, привести в порядок фасад здания. Ликование дяди, его счастье радовали Флоранс, и она была благодарна Квоте от всего сердца. Впрочем, Квота с похвальной скромностью редко показывался им на глаза: он возился с планом расширения цехов и магазинов, а также подбирал новые бригады продавцов. Но когда Бретту удавалось уговорить Флоранс спуститься с ним в магазин и посмотреть, как идет торговля, это зрелище, безмерно веселившее его, вызывало в ней глубокую грусть, стыд и даже, пожалуй, угрызения совести. Она ничего не говорила дяде Самюэлю, но в душе терзалась.
Когда в начале июля, как и каждый год, она уезжала в Италию (иногда, впрочем, она посещала Грецию, Испанию или Голландию), она еще не приняла решения относительно будущего. Во всяком случае осознанного, обдуманного заранее. Однако она так тщательно собиралась в дорогу, взяла с собой столько теплых вещей, что окружающие, да и она сама могли без труда догадаться, что покидает она Хаварон с какими-то подспудными мыслями, хотя и не отдает еще себе в этом отчета.
Сойдя в Неаполе с маленького итальянского судна, на которое Флоранс пересела с самолета в Веракрусе, она прежде всего взяла напрокат «тополино». На следующий день на этой маленькой машине она отправилась в Пестум и провела весь день среди развалин древних храмов, у подножия гор на берегу моря, ласково поглаживая гладкий камень нагретых солнцем дорических колонн. Вечером она сняла номер в маленькой гостинице, окруженной пиниями, совсем рядом с зоной раскопок, и долго при свете луны, в тишине, нарушаемой изредка криками совы, высунувшись из окна и вдыхая аромат полыни и сосны, любовалась спящими руинами, над которыми мерцали мириады звезд.
Утром, когда она уже сидела в машине, собираясь уезжать, перед ней появился какой-то мужчина, на вид явно голодный, и стал вытаскивать из всех своих карманов небольшие пакетики из газетной бумаги. В каждом было по какой-нибудь реликвии, перепачканной землей и вроде бы древней, но, бесспорно, поддельной. Флоранс уже хотела было тронуться с места, но что-то ее удержало. Может быть, слабая надежда, что одна из этих «древностей» вдруг окажется подлинной? Ей понравилась головка женщины с отбитым носом, опушенными веками и загадочной улыбкой, но, судя по цене, трудно было поверить, что это не подделка. Мужчина стоял в выжидательной позе, вид у него был жалкий. Флоранс подумала, что, будь на его месте Квота, он в одну минуту довел бы ее желание до апогея, и из какого-то странного чувства справедливости решила купить эту головку у несчастного голодранца, который только и твердил: «Вери гуд, мадам, оч-ч-эн карашо», потрясенный тем, что так быстро и даже без торговли сумел всучить ей свой товар. Флоранс расплатилась и уехала. Головка с закрытыми глазами, которую она положила на сиденье рядом с собой, казалось, загадочно посмеивается. Флоранс время от времени не без раздражения поглядывала на нее.
Когда дорога пошла вдоль моря, Флоранс остановила машину, взяла головку, поскребла ее пилкой для ногтей и обнаружила, что она из гипса. Флоранс с силой швырнула ее в спокойное море. И тут же Флоранс упрекнула себя за глупую вспышку, но все же продолжала злиться, хотя и сама не знала – на кого.
На следующее утро Флоранс все катила по прелестной дороге Калабрии, которая ведет от одной сарацинской башни к другой, извиваясь над морской пучиной, то зеленого цвета, то голубого, такого густого, что он кажется неестественным (нетерпеливые туристы избегают этого пути, не подозревая, какой красоты они лишают себя из-за бессмысленной спешки), и в полдень остановилась на бескрайнем пустынном пляже, который раскинулся между морем и шоссе, чтобы позавтракать сандвичем и ломтем арбуза, купленным утром в Сапри. Она лежала на песке, докуривая сигарету, как вдруг вдали появилось облако пыли, потом из него вынырнул грузовик и без всякой, казалось бы, причины замедлил ход. Машина остановилась недалеко от Флоранс, и сразу же хлопнула дверца. Из кабины выпрыгнул широкоплечий черноглазый шофер с воинственно закрученными усами. Ни справа, ни слева на дороге не видно было ни одной машины, на пляже – ни души. Флоранс стало неуютно, она вспомнила, что Калабрия славится бандитами… Но что делать? И она решила ждать.
Мужчина неторопливо шагал к ней. Он улыбался, и его белые зубы, словно луч света, прорезали загорелое лицо. Он спустился с дюны, подошел к ней – она привстала – и, сев на корточки, обхватил руками колени.
– Иностранка? – радостно спросил он.
Он говорил по-итальянски со странным певучим акцентом. Флоранс хорошо понимала по-итальянски и немножко говорила. Ока ответила «да», и он снова спросил:
– Англичанка? Американка?
Что ему сказать? Тагуальпеканка? И она подтвердила:
– Да, американка.
С его лица не сходила все та же радостная улыбка.
– Впервые на этой дороге я встречаю американку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59