И сам приходи, хватит в игрушки играть.
Рыбкин тут же отправился выполнять приказание Вити. Стешка и Груша пришли быстро, Лукинична же упорствовала – ей, мол, к Вассиане надо, отвар готовить. Так что Рыбкину пришлось тащить ее силком.
– Ты, мать, не кричи, не кричи, – начальственным тоном выговаривал старухе Растопченко. Всех трех женщин он усадил на скамейку под раскидистой вишней и прохаживался перед ними, заложив руки за спину, – мы тоже по серьезному делу собрались. И мы о государыне заботимся, а о государе тем паче. Так что, согласитесь, нет у нас более неотложных дел, как об их здравии, а главное, безопасности печься. Так что терпеньице попрошу, и без саботажа, без увиливаний, то есть. Рыбкин, сядь тоже, не маячь, – прикрикнул он на Леху.
– Да ладно, – отмахнулся сержант, но сел.
– Вот, значит, слушайте меня, бабоньки. Вы сами видали только что, что порядка у нас нет.
– Так я и говорю… – подала голос Лукинична.
– Сейчас, мать, слушай меня, – строго оборвал ее Витя. – У нас тут не дискуссионный клуб, а оперативка. Каждому будет дана ориентировка, а потом вопросы…
Видя, что женщины от изумления открыли рты, Витя вздохнул и постарался объяснить доступнее:
– Необходимо, бабоньки, присматривать вокруг, что да как. За людьми, что в усадьбе проживают, за пришлыми всякими, за иностранцами особенно. Вот случилось сегодня, а мы и не знаем, кто сделал, как это у него получилось. А лях этот, которого в лесу пленили, он на жизнь нашего князя умышлял. Шутка ли? Так вот, с сегодняшнего дня все, что увидите, услышите странного, подозрительного, необычного по любой причине – сразу мне пересказывайте. Весь день слушайте, наблюдайте, а вечером – на доклад, но не прямо бежать, глаза вытаращив, а по порядку. Порядок сейчас установим. Во-первых, у каждой из вас будет кличка. Так и докладывать: не Стешка видала или слыхала, а… – Витя задумался на секунду, как бы ее обозвать, – ну, ладно, Лаймой будешь. Поняла?
– Не-е-е… – на глазах Стеши появились слезы, – а почему нас как коров-то, по кличкам?
– Это для секретности, – с досадой объяснил Витя, – чтобы не догадался никто, что ты – это ты. Ясно?
Стеша в недоумении пожала плечами
– Ну, хорошо.
– Ой, я не буду! – всхлипнула вдруг Груша и закрыла руками лицо. – Я боюсь!
– А ты князя любишь? А княгиню? – спрашивал ее Витя обвинительно-скорбным тоном. – Они тебя кормят-поят. Никто не обещает, что будет легко. Конечно, трудно, а надо, надо, девочка. – Витя хотел погладить Грушу по волосам, но наткнулся на кокошник. – Извините. Вот, – деловито продолжал он, снова возвращаясь к Стеше, – значит вечером, время установим позже, подходишь не ко мне прямо, поняла, не ко мне бежишь, а вот к товарищу Рыбкину, и говоришь, мол, Лайма просит связь.
– Что-что? – снова изумились в один голос женщины
– Связь, – повторил Витя, – так это называется. Рыбкин сообщает тебе, когда и где я буду тебя ждать. И ты мне тихонечко, во время прогулки или еще как, все сообщаешь. Но долго не болтать, быстренько все. Поняли? Вопросы есть? Нет. Очень хорошо. Теперь с кличками. Значит, Стешка, мы решили – Лайма, ты Груша, – Витя потер лоб, – ты Груша Аллой будешь, запоминай. Ал-ла. Ну, а Лукинична….. Лукинична… Ну, а Лукинична – Жасмин.
– Ой!
– Что такое? – Витя обернулся: Рыбкин, пытаясь сдержать смех, упал со скамейки.
– Товарищ Рыбкин, прекратите паясничать! – рассердился Витя. – Вы же на совещании.
– Виноват, – Рыбкин поднялся, потирая ушибленное место, но все равно сдавленно хихикая.
– Всем все ясно? – еще раз обратился Витя к аудитории. – Есть вопросы, товарищи?
– Есть, – снова встряла Лукинична
– Слушаю вас. – Витя подошел к ней. Лукинична встала и, уперев руки в бока, спросила подозрительно:
– А ты кто таков, чтоб мне тут указания выдавать. Не князь, никто, вообще, без роду, без племени, иноземец заезжий. Почем я знаю, что ты сам не замышляешь чего? Девчонки-то, они глупые, они тебе поверят, а меня не проведешь – знаю я вас, окаянных, чего только не придумаете, только чтоб девок за мягкие места хватать. Так что иди ты, милок, подобру-поздорову, а то вот княгине-то матушке как расскажу, узнаешь тогда.
– Я князю жизнь спас, – Витя совсем не собирался отступать. Он уже почувствовал себя на рабочем месте и был уверен в себе как никогда. – Вот, полюбуйся, старая дура, – он показал Лукиничне перстень. – Узнаешь? Княжеский. Князь Алексей Петрович мне сегодня ночью за храбрость подарил, что я того ляха в плен взял. Так что я теперь головой отвечаю за жизнь его и за жизнь княгини. А вы все должны мне помогать. А княгине ничего говорить не надо, ни к чему ее тревожить раньше времени, она, бедолага, и так вон сколько пережила сегодня, так что поберечь ее надо. И вообще, рты держите на замке. Никому ни слова. Знаем только мы, кто здесь присутствует. Ясно? Все. Никаких вопросов. Встать. Нале-во!.. Ой… – Тут Витя опомнился, что зашел слишком далеко, и окинув взглядом вскочивших ошарашенных женщин, промямлил уже без прежнего задора:
– Ну, расходитесь, расходитесь. Но не вместе, а по одному, и в разные стороны. Рыбкин, покажи, – и все-таки не удержался, хлопнул по заду проходящую мимо Стешу.
“Хороший материальчик! Есть с кем работать”, подумал он, довольный собой.
* * *
Петухи уже пропели зорьку. Солнце вставало – шел первый час дня. Князь Никита Романович Ухтомский вошел в кабинет Алексея Петровича и, поклонившись, положил перед ним на стол кинжал, завернутый в тряпицу. Князь Белозерский писал к своему двоюродному брату князю Захарию Сугорскому в Смоленск, окна его кабинета выходили на противоположную от парадного крыльца сторону, потому криков и шума у дома он не слышал. Оторвав глаза от письма, он с удивлением взглянул на сверток, положенный перед ним Никитой:
– Что это? Где свен с пленным? Что-то долго он его не ведет.
– Пленный убит, – мрачно сообщил Никита. – Вот этим.
Он развернул тряпицу.
– Как это? – Князь Алексей Петрович был неприятно удивлен новостью. – Я же приказал свену следить за пленным в оба… Кто убил?
– Если б знать. Свен-то и не виноват, он следил. Да, видать, еще кто-то следит, да весьма внимательно.
– Ты сам видел?
– Я не видел. Когда прибежал, лях был уже мертв. Но Сома видал. Говорит, будто с неба нож прилетел. Я Соме верю.
– Что нож с неба прилетел? – невесело усмехнулся Алексей Петрович, постукивая пальцами по столу.
– Что свены не виноваты, – пояснил Никита – А откуда нож прилетел – бес его ведает.
– Садись, – князь Алексей Петрович указал Никите на кресло напротив стола. Потом осторожно взял в руки кинжал, рассматривая рукоятку и лезвие, на которой запеклась кровь пленника.
– Знаком мне этот вензель, – произнес он задумчиво, – встречал я его где-то в Италии, но сейчас припомнить сразу не могу, кому он принадлежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Рыбкин тут же отправился выполнять приказание Вити. Стешка и Груша пришли быстро, Лукинична же упорствовала – ей, мол, к Вассиане надо, отвар готовить. Так что Рыбкину пришлось тащить ее силком.
– Ты, мать, не кричи, не кричи, – начальственным тоном выговаривал старухе Растопченко. Всех трех женщин он усадил на скамейку под раскидистой вишней и прохаживался перед ними, заложив руки за спину, – мы тоже по серьезному делу собрались. И мы о государыне заботимся, а о государе тем паче. Так что, согласитесь, нет у нас более неотложных дел, как об их здравии, а главное, безопасности печься. Так что терпеньице попрошу, и без саботажа, без увиливаний, то есть. Рыбкин, сядь тоже, не маячь, – прикрикнул он на Леху.
– Да ладно, – отмахнулся сержант, но сел.
– Вот, значит, слушайте меня, бабоньки. Вы сами видали только что, что порядка у нас нет.
– Так я и говорю… – подала голос Лукинична.
– Сейчас, мать, слушай меня, – строго оборвал ее Витя. – У нас тут не дискуссионный клуб, а оперативка. Каждому будет дана ориентировка, а потом вопросы…
Видя, что женщины от изумления открыли рты, Витя вздохнул и постарался объяснить доступнее:
– Необходимо, бабоньки, присматривать вокруг, что да как. За людьми, что в усадьбе проживают, за пришлыми всякими, за иностранцами особенно. Вот случилось сегодня, а мы и не знаем, кто сделал, как это у него получилось. А лях этот, которого в лесу пленили, он на жизнь нашего князя умышлял. Шутка ли? Так вот, с сегодняшнего дня все, что увидите, услышите странного, подозрительного, необычного по любой причине – сразу мне пересказывайте. Весь день слушайте, наблюдайте, а вечером – на доклад, но не прямо бежать, глаза вытаращив, а по порядку. Порядок сейчас установим. Во-первых, у каждой из вас будет кличка. Так и докладывать: не Стешка видала или слыхала, а… – Витя задумался на секунду, как бы ее обозвать, – ну, ладно, Лаймой будешь. Поняла?
– Не-е-е… – на глазах Стеши появились слезы, – а почему нас как коров-то, по кличкам?
– Это для секретности, – с досадой объяснил Витя, – чтобы не догадался никто, что ты – это ты. Ясно?
Стеша в недоумении пожала плечами
– Ну, хорошо.
– Ой, я не буду! – всхлипнула вдруг Груша и закрыла руками лицо. – Я боюсь!
– А ты князя любишь? А княгиню? – спрашивал ее Витя обвинительно-скорбным тоном. – Они тебя кормят-поят. Никто не обещает, что будет легко. Конечно, трудно, а надо, надо, девочка. – Витя хотел погладить Грушу по волосам, но наткнулся на кокошник. – Извините. Вот, – деловито продолжал он, снова возвращаясь к Стеше, – значит вечером, время установим позже, подходишь не ко мне прямо, поняла, не ко мне бежишь, а вот к товарищу Рыбкину, и говоришь, мол, Лайма просит связь.
– Что-что? – снова изумились в один голос женщины
– Связь, – повторил Витя, – так это называется. Рыбкин сообщает тебе, когда и где я буду тебя ждать. И ты мне тихонечко, во время прогулки или еще как, все сообщаешь. Но долго не болтать, быстренько все. Поняли? Вопросы есть? Нет. Очень хорошо. Теперь с кличками. Значит, Стешка, мы решили – Лайма, ты Груша, – Витя потер лоб, – ты Груша Аллой будешь, запоминай. Ал-ла. Ну, а Лукинична….. Лукинична… Ну, а Лукинична – Жасмин.
– Ой!
– Что такое? – Витя обернулся: Рыбкин, пытаясь сдержать смех, упал со скамейки.
– Товарищ Рыбкин, прекратите паясничать! – рассердился Витя. – Вы же на совещании.
– Виноват, – Рыбкин поднялся, потирая ушибленное место, но все равно сдавленно хихикая.
– Всем все ясно? – еще раз обратился Витя к аудитории. – Есть вопросы, товарищи?
– Есть, – снова встряла Лукинична
– Слушаю вас. – Витя подошел к ней. Лукинична встала и, уперев руки в бока, спросила подозрительно:
– А ты кто таков, чтоб мне тут указания выдавать. Не князь, никто, вообще, без роду, без племени, иноземец заезжий. Почем я знаю, что ты сам не замышляешь чего? Девчонки-то, они глупые, они тебе поверят, а меня не проведешь – знаю я вас, окаянных, чего только не придумаете, только чтоб девок за мягкие места хватать. Так что иди ты, милок, подобру-поздорову, а то вот княгине-то матушке как расскажу, узнаешь тогда.
– Я князю жизнь спас, – Витя совсем не собирался отступать. Он уже почувствовал себя на рабочем месте и был уверен в себе как никогда. – Вот, полюбуйся, старая дура, – он показал Лукиничне перстень. – Узнаешь? Княжеский. Князь Алексей Петрович мне сегодня ночью за храбрость подарил, что я того ляха в плен взял. Так что я теперь головой отвечаю за жизнь его и за жизнь княгини. А вы все должны мне помогать. А княгине ничего говорить не надо, ни к чему ее тревожить раньше времени, она, бедолага, и так вон сколько пережила сегодня, так что поберечь ее надо. И вообще, рты держите на замке. Никому ни слова. Знаем только мы, кто здесь присутствует. Ясно? Все. Никаких вопросов. Встать. Нале-во!.. Ой… – Тут Витя опомнился, что зашел слишком далеко, и окинув взглядом вскочивших ошарашенных женщин, промямлил уже без прежнего задора:
– Ну, расходитесь, расходитесь. Но не вместе, а по одному, и в разные стороны. Рыбкин, покажи, – и все-таки не удержался, хлопнул по заду проходящую мимо Стешу.
“Хороший материальчик! Есть с кем работать”, подумал он, довольный собой.
* * *
Петухи уже пропели зорьку. Солнце вставало – шел первый час дня. Князь Никита Романович Ухтомский вошел в кабинет Алексея Петровича и, поклонившись, положил перед ним на стол кинжал, завернутый в тряпицу. Князь Белозерский писал к своему двоюродному брату князю Захарию Сугорскому в Смоленск, окна его кабинета выходили на противоположную от парадного крыльца сторону, потому криков и шума у дома он не слышал. Оторвав глаза от письма, он с удивлением взглянул на сверток, положенный перед ним Никитой:
– Что это? Где свен с пленным? Что-то долго он его не ведет.
– Пленный убит, – мрачно сообщил Никита. – Вот этим.
Он развернул тряпицу.
– Как это? – Князь Алексей Петрович был неприятно удивлен новостью. – Я же приказал свену следить за пленным в оба… Кто убил?
– Если б знать. Свен-то и не виноват, он следил. Да, видать, еще кто-то следит, да весьма внимательно.
– Ты сам видел?
– Я не видел. Когда прибежал, лях был уже мертв. Но Сома видал. Говорит, будто с неба нож прилетел. Я Соме верю.
– Что нож с неба прилетел? – невесело усмехнулся Алексей Петрович, постукивая пальцами по столу.
– Что свены не виноваты, – пояснил Никита – А откуда нож прилетел – бес его ведает.
– Садись, – князь Алексей Петрович указал Никите на кресло напротив стола. Потом осторожно взял в руки кинжал, рассматривая рукоятку и лезвие, на которой запеклась кровь пленника.
– Знаком мне этот вензель, – произнес он задумчиво, – встречал я его где-то в Италии, но сейчас припомнить сразу не могу, кому он принадлежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88