ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Силин внезапно понял, что Гараня с ним играет, тянет время. Выругавшись про себя, Нумизмат обратился к Лешке:
— Ты отвозил коллекцию в Железногорск?
— А? Че? — сначала не понял тот, рубаха шофёра набухла от пота, он смертельно боялся обоих: и этого чудилу с пистолетом, и хозяина. Потом до него все-таки дошло: — Да, я.
— Адрес помнишь?
— Заткнись, козёл, пока ты молчишь, ты жив! — резко кинул шофёру Гараня. Парень снова замолчал, он переводил взгляд с Силина на Гараню и обратно и не мог понять, кого же ему слушать. Хозяин бара понял, что ещё секунда — и Лешка сдастся.
— Ну ладно, сам скажу, только перед этим последнее желание, раз уж мне «вышак» ломится. Лёша, налей-ка мне, сынок, стакан водки.
В этот раз к своему водиле Гараня обратился по-отечески, милостиво. Силин чувствовал, что идёт какая-то игра, но не понимал её смысла. Он кивнул головой, и Лешка, нерешительно поднявшись со стула, отошёл к соседнему столику, где стояло несколько бутылок и кое-какая закуска. Пока он там возился, Гараня спросил Силина:
— А что, эта самая коллекция для тебя так много значит?
— Все, — коротко ответил Нумизмат. Он никак не мог понять, что происходило с его собеседником. Тот как-то успокоился, повеселел.
— А знаешь, я тебя, пожалуй, понимаю, — тон Гарани резко изменился,
сейчас он не играл, говорил тихо и спокойно. — Я сейчас тоже потерял все. Семнадцать лет по нарам отвалялся, на «перо» три раза налетал, сколько били менты, свои, карцеры, «слоники», да ты, впрочем, «полукровка», не поймёшь. Пытки, в общем. Все прошёл, не «пономарь», зря звонить не буду. Когда вся эта старая накипь на меня накинулась, всех свёл к нулю. В городе теперь я хозяин. Дом мой видел? Конечно! Бар этот. А знаешь, он мне зачем? Бессонница у меня, спать не могу. «Колёса» глотаю — почки отказывают, вот здесь целыми ночами и кантуюсь, все на людях веселей. Пару часов покемарю в день — уже счастье.
Лешка принёс высокий стакан с тонкими стенками, блюдечко с лимончиком — знал вкусы хозяина. Тот по-прежнему мягко поблагодарил:
— Спасибо, Лёша. Давай и себе налей.
Парень нерешительно взглянул на Силина, тот не отреагировал, и Лешка опять отошёл к соседнему столику. Пока он наливал себе, Гараня продолжал:
— Водку жрать не могу — цирроз. Почки совсем отваливаются. Ты бабу мою не видел? «Мисс Урала», два года живём, а я все поверить не могу, что такие красивые суки на свете могут быть. Да только я уже забыл, когда её трахал последний раз. Я по врачам ходил с полгода, весь ливер мой перетрясли: рентген, УЗИ, томограф. Обещали лечить. И только один врач, лучший, там, в Москве, сказал честно: «Готовься помирать, Егорович. Год, может два, и все. И подыхать будешь долго и страшно.» Он мне рассказал, как это будет. И я тебе скажу, лучше уж «лоб зелёнкой».
Он обернулся к своему шофёру, поднялся со стула:
— Давай, Лешка, выпьем за упокой твоей души.
Сказав это, он долго цедил водку. И Силин и Алексей словно заворожённые следили, как Гараня все выше и выше задирал свой фасонистый тонкостенный стакан. Когда последняя капля прокатилась по его глотке, Гараня неожиданно резко ударил стаканом по краю стола и, прежде чем Силин успел вскинуть пистолет, полоснул оставшимся в руке осколком донышка Лешку по горлу. Кровь брызнула на белоснежную рубашку рекой. Секунду парень ещё стоял, затем схватился обеими руками за горло и, захрипев, повалился лицом вперёд.
Силин оцепенел, а Гараня смеялся. Вся его мощная, жирная туша тряслась от хохота, жабий, огромный рот блестел сплошным золотом вставных зубов. В довершение всего Гараня пальцем ткнул в сторону Нумизмата. И Силин не выдержал. Поймав на мушку это ненавистное лицо, он трижды нажал на курок. Уже через секунду он понял, что сделал это зря, именно на такую скорую смерть и рассчитывал спровоцировавший его уголовник!
Застонав от ярости, Михаил подбежал к туше Гарани. Опустившись на колени, убедился, что не промахнулся ни разу, и застыл в этой коленопреклонённой позе.
— Сволочь! — пробормотал он. — Уделал меня.
Сбоку все хрипел агонизирующий Лешка.
— Ни себе шанса не оставил, ни ему, — продолжал говорить сам с собой Силин. Он снова взглянул вниз на тушу Гарани и увидел торчащий из внутреннего кармана его пиджака толстый бумажник. Оживившись, он вытащил его наружу, открыл. Кроме денег, там была небольшая записная книжка.
«Может, здесь что найду, — с надеждой подумал Нумизмат и вспомнил про шофёра. — У него тоже может быть что-то записано, только где?»
Рывком поднявшись на ноги, Силин вихрем пронёсся по бару, раскидывая сваленые столы и стулья. Скоро Михаил нашёл пиджак несчастного водителя. Обшарив карманы, он обнаружил в них довольно много денег, небольшой импортный пистолет и только одну бумажку с короткой записью: «Ул. Ленина, дом семь, квартира один».
Пряча записку в карман, Силин подумал: «Кто знает, может, это и есть тот адрес».
Тут с улицы послышался посторонний звук. Нумизмат сначала не обратил на него внимания, но когда в дверь бара застучали, понял, что это был звук резко затормозившей машины. Последние три выстрела все-таки обеспокоили одного из ветеранов, и тот позвонил в милицию. Патрульные взяли бы Силина прямо на месте, если бы действовали чуть порешительней. Но они знали, чей это бар, и больше опасались не вовремя потревожить Гараню, чем выполнить свой долг. Никто из троих ментов не думал, что могут угрожать жизни хозяина «Золотого бара», скорее тот сводил с кем-то счёты. Они долго стучали в дверь, а когда догадались обойти строение и наткнулись на отогнутую решётку, было уже поздно. Силин к этому времени уже покинул здание. Переулками он спешил на вокзал.
ЧЁРНАЯ ТЕТРАДЬ
Обухов.
(Запись вторая, твёрдым, крупным почерком.) «Я, квартальный надзиратель Обухов, Михаил Львов, седьмого ноября 1858 года был вызван в меблированные номера Сычина для производства дознания по поводу обнаружения мёртвого тела…»
Обухов не любил этот вертеп убожества и нищеты. Слава Богу, что в вверенном ему районе не было ночлежек для бродяг и нищих побирушек. Но хотя у Сычина народ селился и побогаче, был он и подлее. Мелкие воришки, прогоревшие коммерсанты да проститутки на закате своей карьеры. Поэтому и уголовные преступления здесь совершались часто, чересчур часто, с точки зрения квартального.
С некоторым трудом и с помощью извозчика Обухов вылез из узких беговых санок. Квартальному недавно стукнуло сорок пять лет, но за последние два года он сильно расплылся вширь, отяжелел, по свежему белому снегу ступал солидно и весомо, как истинный представитель власти. На крыльце его уже поджидал городовой Жмыхов. Подождав, пока его непосредственный начальник приблизится, он принял под козырёк и рявкнул во всю свою лужёную глотку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116