«Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу: Фантастический роман»: «Азбука-классика»; Санкт-Петебург; 2003
ISBN 5-352-00430-9
Аннотация
Время и место действия – XX век, Земля: огромная Сибирская республика, созданная еще легендарным Ермаком Тимофеевичем. Перед нами мир, в котором причудливо переплелись знакомые и мифологические реалии. Наука и магия мирно сосуществуют. Паровоз и аэроплан не исключают философского камня и магического кристалла. Главные герои романа принадлежат к числу могущественных и гордых «и-чу» – Истребителей Чудовищ. Без них не выживет ни одна страна мира, они пользуются многими привилегиями, но у них много врагов. Слишком много. В бой с ними и вступает «последний и-чу» – Игорь Пришвин.
Леонид Смирнов
Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
(фантастическая хроника)
ОБРЕТЕНИЕ ПОТЕРЬ, или БРЕМЯ ЛИНЬКИ
Впрочем, о процессе вырастания сказано и другое – помните? – «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…» Подобно всякой максиме толковать эти слова можно расширительно и применять если даже не к чему ни попадя, то очень и очень ко многому. Вот давайте и попробуем разобраться, из чего же вырос «Последний и-чу».
Что это? Альтернативная история, где великая Сибирская Республика преспокойно соседствует с Джунгарией, Московией, Галлией, Священной Римской Империей, а также иными былыми и небывалыми государствами? Мало кого из фантастов последнего времени не коснулся соблазн ощутить себя творцом пусть квази-, но все-таки истории, тем более что занятие это – отнюдь не праздная игра ума (тезис, с блеском доказанный еще трудами сэра Арнольда Дж. Тойнби). И то сказать, поиграл Смирнов на этом поле, всласть поиграл, но все-таки это – лишь часть правды.
Тогда, может быть, это модная у нас ныне fantasy a la russe (да простится мне сей филологический зверь китоврас)? Возрожденная массовым разочарованием во всеблагости точного знания, fantasy дала в последние десятилетия столь обильные всходы, что дикие чащобы, населенные магами и монстрами, заполонили, кажется, все веси, грады и века, не говоря уже о книжных прилавках. А ежели учесть, что талантливый писатель и в этой области может добиться нешуточного (и не только коммерческого, но и литературного) успеха – примером чему служит, скажем, Николай Романецкий с его романом «Убьем в себе Додолу», – то почему бы и нет? Но снова это лишь часть правды.
Так, может, это просто лихая боевая фантастика, лишь закамуфлированная под альтернативно-историческую fantasy a la russe? Уж чего-чего, а баталий – от единоборств на мечах и поединков заклинаний до артиллерийских дуэлей и танковых сражений – в жизни младшего логика Игоря Пришвина с лихвой хватило бы на десятерых… Причем баталий, выписанных вкусно, смачно, без шокирующего натурализма (этой острой специи, которой неумелые литераторы, подобно не ведавшим холодильной техники средневековым поварам, тщатся отбить вкус тухлятинки) – словом, мастерски. И снова приходится признать, что слон – это и не змея, и не столб, и не веревка.
Все вышеперечисленное в романе спору нет, присутствует, однако никоим образом его не определяет. И слава Богу, ибо нет для художественного произведения (и шире – для произведения искусства вообще) ничего убийственнее, нежели одноприродность и однозначность, позволяющие раз и навсегда приклеить неоспоримый ярлык, после чего хладною рукой задвинуть в угол пыльной полки.
Так не складываются ли наконец элементы знакомых жанров в знакомую нее и опять-таки популярную в наши дни постмодернистскую мозаику? Не зря же любителей этого цен-тонного действа и среди авторов, и среди читателей в наши дни хоть отбавляй. Категорически нет. Потому что не конструкция тут, не делание, но мир, гармоничный в своих противоречиях, мир, рожденный писателем, взращенный им, взлелеянный и – живой. А жизнь и постмодернизм куда несовмес-тимее, чем гений и злодейство.
Вот о ней, о жизни, и поговорим.
Если бы гордым Истребителям Чудовищ, как некогда крестоносцам, присваивали гербы, то мастера геральдики, вероятно, начертали бы на щите Игоря Пришвина девиз: «Обретаю, теряя». Это будь они оптимистами. Окажись же они пессимистами, то и порядок слов поменялся бы на обратный: «Теряю, обретая». Ибо вся жизнь смирновского героя – череда то ли обретений, за которые приходится платить многими потерями, то ли бесконечных потерь, до некоторой степени компенсируемых редкими обретениями. Трагическая судьба, какая и подобает романтическому герою.
Смирнов, правда, попытался было смягчить этот трагизм запалом борьбы, о котором писал когда-то Наум Каржавин:
Последняя буря, последняя свалка, И в ней – ни врага и ни друга не жалко.
Но – жалко. И хорошо что так, ибо в противном случае эту книгу и читать бы не стоило, потому как превратилась бы она в заурядную компьютерную «стрелялку»: порезвиться-то можно, но чтобы сопереживать… Некому и незачем. А тут сопереживаешь, причем не только герою, но даже первой его потере – в три абзаца промелькнувшей, безликой, в сущности, симпатии его, Милене. Ай да автор – такое суметь ведь надо! Но это так, a propos.
Каюсь, читая роман, я все время опасался, что конечный вывод его, идейный, так сказать, посыл, выльется в старый, еще Веркором сформулированный (хотя никоим образом и не устаревший) тезис: объявляя войну тигру, сперва убей тигра в себе. А ведь сколь бы ни был прав Ницше, утверждая, что человечество ни от чего не потеряло так много, как от забвения банальных истин, все равно перспектива столкнуться пусть с самой что ни есть бесспорной, но все-таки банальностью радовать не может. К счастью, в этих своих ожиданиях я обманулся – как, надеюсь, и вы. Вывод оказался куда мудрее: цель человеческого существования – научиться в конце концов находить в нашем сложном, запутанном мире (а был бы он прост и прозрачно очевиден, так ведь и жить неинтересно!) не единственно верную дорогу, к чему столько раз призывали бесчисленные фанатики, не пресловутую «дорогу к храму», но просто-напросто путь, не ведущий в тупик. Лишь встав на него, можно с полным правом сказать – опять же пользуясь каржавинскими словами:
Мы брошены в годы, как вечная сила,
Чтоб злу на планете препятствие было –
Препятствие в том нетерпеньи и страсти,
В той тяге к добру, что приводит к несчастью,
Нас все обмануло – и средства, и цели,
Но правда все то, что мы сердцем хотели…
Увы, понять и принять это – задача, посильная не многим: одни взыскуют для себя назначения непомерно высокого, тогда как другие его попросту не ищут… Игорь Пришвин искал. И нельзя сказать, чтобы нашел. Но зато понял, что надлежит искать впредь.
Понял, правда, дорогой ценой – что ж, таков удел романтических, повторяю, героев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126