Все это приводило в бешенство режиссера. Фильм-то был исторический… И эпизод с казаками в нем, видимо, имел особый, трагический смысл.
На пяти машинописных страницах я довольно ловко изложил эту историю, придав ей в конце, правда, с помощью редактора, совершенно неожиданный поворот: дескать, это кровь дедов заговорила в пацанах с Соловьевского переулка «яростным всплеском симпатий и неприязни». Ведь так и написал, паршивец, «яростным всплеском». Впрочем, чего только не выходило из-под моего пера за долгую журналистскую жизнь.
На самом деле, подрастающие детки Соловьевского, конечно же, ни про какое классовое чувство понятия не имели. А были лишь нацелены, — как и во все времена, — на коллективное безобразие.
Хотя, если уж вспоминать времена ушедшие, бывало, вскипали в переулке действительно нешуточные страсти. Я помню постоянные драки с поножовщиной в 50-е годы, грабежи послевоенных лет.
Пухлое криминальное досье заведено на Соловьевский еще с 20-х годов. Судя по газетным сообщениям, были здесь даже свои «Джеки-потрошители».
После войны на моих глазах подрастал новый преступный мир переулка. В ряды уголовников подталкивали полуголодная жизнь, безотцовщина и то особое равнодушие к смерти и страданиям, которым наделила ленинградских подростков блокада. Из полутора десятков моих ровесников, живших в Соловьевском и на соседних линиях, семилетку со мной закончили 2-3 человека. Кто-то поступил в ремесленное, кто-то болтался без дела, но были и те, кто уже вышел на «кривую дорожку». Они гремели какое-то время у себя во дворах и кварталах, а затем исчезали надолго, оставляя в память о себе лишь свои клички: «Колян», «Бибигон», «Шиманоза»… Большинства из них, конечно же, давно нет в живых. Все-таки полвека с лишним прошло… Но вот еще в начале 90-х мне звонил на радио мой бывший одноклассник, известный в своей среде «вор в законе». Назовем его Андриан. Он сказал, что звонит из тюремной больницы, сказал, что слышит иногда мои передачи, поинтересовался «жива ли мама?», спросил, рисую ли я, не забыл ли, как мы вместе ходили в изостудию на Девятой линии. И стал прощаться. Сказал, что больше уже не позвонит… Так ведь и не звонил всю жизнь. И не виделись мы ни разу с ним за полвека...
Зачем я вспоминаю все это? Зачем тревожу мрачноватые тени переулка? Не знаю… Наверное, мне хочется рассказать о Соловьевском то, что не говорил еще никто. Может быть, это моя обязанность, мой должок перед ним!
Ну, а славен переулок не только как одна из старейших улочек Васильевского, не только своими сохранившимися неповторимыми приметами XVIII и XIX веков, но и персонами, жившими здесь когда-то. В отличие от несчастных персонажей, упомянутых мною, то были действительно знаменитые персоны. Баснописец Крылов, архитектор Стасов, скульптор Козловский, археолог Шлиман, филолог Шишмарев, картограф Шуберт — все они хаживали не раз этой узкой, затененной дорогой.
Прошлись по ней и мы…
По Кадетской и Первой линиям
Прогулка вторая
в которой автор приглашает читателя пройтись с ним по границе бывшей усадьбы Меншикова, заглянуть в «кадетские, сады», узнать, что за дворцом светлейшего князя простирается таинственная «терра инкогнита», и вспомнить тех, кто строил дома на этих двух парадных линиях острова.
Мы идем по правому берегу старинного, давным-давно засыпанного канала. Теперь берег этот называется Съездовской, бывшей Кадетской линией. Левый берег — линия Первая. В принципе, не так важно, когда берега эти получили свои названия. Официально Кадетской линией правый берег стал называться лишь в 1737 году, в то время, как левый уже давно значился, как Первая линия, и был застроен до Большой Першпективы каменными домами.
Вообще-то, дай правому берегу название раньше, и он мог вполне называться Княжей или Меншиковой линией. Но в 1729 году светлейший князь Меншиков умер в изгнании и дворец его — первая каменная постройка на Васильевском — был отдан указом Анны Иоанновны Кадетскому корпусу. Отсюда и Кадетская линия.
Я буду называть ее так — Кадетская. Хотя она пока что сохраняет название Съездовская, данное ей в 1918-м, в первую годовщину Октябрьской революции. Дело в том, что в июне 1917 года в Кадетском корпусе проходил I съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов и это событие с участием В.И. Ленина дало повод лишить улицу ее исторического названия. Хотя судьбы, если не рабочих, то уж во всяком случае, крестьян в одном из зданий, принадлежавших корпусу (это — Съездовская, 3), пытались решать и раньше. Здесь на особых заседаниях в конце 1850 года вырабатывался текст Манифеста, освободившего крестьян от крепостного права. Событие это было запечатлено на мемориальной доске, которая находилась на здании еще в 1920-х годах, о чем и вспоминает поэт Вадим Шефнер. Это к тому, что линию можно было бы назвать и Александровской в память о царе-освободителе…
Впрочем, в конце концов, дело не в названии. Видимо, набитая дорожка была здесь еще задолго до прорытия канала. Шла она по границе огромной усадьбы Александра Даниловича, простиравшейся на 12 гектарах от Большой до Малой Невы.
Усадьбу эту стали разбивать еще в 1704 году, вместе с началом строительства Меншиковым первого своего, тогда еще деревянного дворца, получившего название Посольский. Я не буду останавливаться на его истории, как и на истории каменных Меншиковых палат. Об этом написано много, даже слишком много.
Но вот об истории территорий, которые лежали за княжьими палатами к северу от Невы, хотелось бы сказать чуть подробнее.
Известно, что там некогда простирался роскошный сад Меншикова. Своими рощами, лабиринтами, крытыми аллеями, прудами, фонтанами он мог на равных соперничать с царским Летним садом. Сад постоянно расширялся и, что называется, хорошел на глазах, чему способствовал огромный штат садовников. Особой гордостью светлейшего были цветники, разбитые по обе стороны канальца, ведущего к Посольскому дворцу. Но не менее впечатляла и аллея, тянувшаяся вглубь острова мимо ухоженных лужаек, подстриженных на голландско-французский манер деревьев, фонтанов и статуй, которые Александр Данилович приобретал для своего сада за огромные деньги в Италии.
За садом был огород с ягодниками, теплицами, оранжереями, в которых, по оставшимся свидетельствам иностранных гостей светлейшего князя, вызревали даже ананасы! Собственно, вдоль этих бывших княжьих садов и огородов, и лежит наш путь по Кадетской.
Следует заметить, что судьба бывшего Меншиковского сада в XVIII веке складывалась не очень-то счастливо. После того, как дворец и сад опального светлейшего князя отошли в государственную казну, они стали быстро утрачивать свой былой облик.
32
Зима 1926 года… Что, собственно, изменилось на Первой и Съездовской (Кадетской) линиях с той поры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
На пяти машинописных страницах я довольно ловко изложил эту историю, придав ей в конце, правда, с помощью редактора, совершенно неожиданный поворот: дескать, это кровь дедов заговорила в пацанах с Соловьевского переулка «яростным всплеском симпатий и неприязни». Ведь так и написал, паршивец, «яростным всплеском». Впрочем, чего только не выходило из-под моего пера за долгую журналистскую жизнь.
На самом деле, подрастающие детки Соловьевского, конечно же, ни про какое классовое чувство понятия не имели. А были лишь нацелены, — как и во все времена, — на коллективное безобразие.
Хотя, если уж вспоминать времена ушедшие, бывало, вскипали в переулке действительно нешуточные страсти. Я помню постоянные драки с поножовщиной в 50-е годы, грабежи послевоенных лет.
Пухлое криминальное досье заведено на Соловьевский еще с 20-х годов. Судя по газетным сообщениям, были здесь даже свои «Джеки-потрошители».
После войны на моих глазах подрастал новый преступный мир переулка. В ряды уголовников подталкивали полуголодная жизнь, безотцовщина и то особое равнодушие к смерти и страданиям, которым наделила ленинградских подростков блокада. Из полутора десятков моих ровесников, живших в Соловьевском и на соседних линиях, семилетку со мной закончили 2-3 человека. Кто-то поступил в ремесленное, кто-то болтался без дела, но были и те, кто уже вышел на «кривую дорожку». Они гремели какое-то время у себя во дворах и кварталах, а затем исчезали надолго, оставляя в память о себе лишь свои клички: «Колян», «Бибигон», «Шиманоза»… Большинства из них, конечно же, давно нет в живых. Все-таки полвека с лишним прошло… Но вот еще в начале 90-х мне звонил на радио мой бывший одноклассник, известный в своей среде «вор в законе». Назовем его Андриан. Он сказал, что звонит из тюремной больницы, сказал, что слышит иногда мои передачи, поинтересовался «жива ли мама?», спросил, рисую ли я, не забыл ли, как мы вместе ходили в изостудию на Девятой линии. И стал прощаться. Сказал, что больше уже не позвонит… Так ведь и не звонил всю жизнь. И не виделись мы ни разу с ним за полвека...
Зачем я вспоминаю все это? Зачем тревожу мрачноватые тени переулка? Не знаю… Наверное, мне хочется рассказать о Соловьевском то, что не говорил еще никто. Может быть, это моя обязанность, мой должок перед ним!
Ну, а славен переулок не только как одна из старейших улочек Васильевского, не только своими сохранившимися неповторимыми приметами XVIII и XIX веков, но и персонами, жившими здесь когда-то. В отличие от несчастных персонажей, упомянутых мною, то были действительно знаменитые персоны. Баснописец Крылов, архитектор Стасов, скульптор Козловский, археолог Шлиман, филолог Шишмарев, картограф Шуберт — все они хаживали не раз этой узкой, затененной дорогой.
Прошлись по ней и мы…
По Кадетской и Первой линиям
Прогулка вторая
в которой автор приглашает читателя пройтись с ним по границе бывшей усадьбы Меншикова, заглянуть в «кадетские, сады», узнать, что за дворцом светлейшего князя простирается таинственная «терра инкогнита», и вспомнить тех, кто строил дома на этих двух парадных линиях острова.
Мы идем по правому берегу старинного, давным-давно засыпанного канала. Теперь берег этот называется Съездовской, бывшей Кадетской линией. Левый берег — линия Первая. В принципе, не так важно, когда берега эти получили свои названия. Официально Кадетской линией правый берег стал называться лишь в 1737 году, в то время, как левый уже давно значился, как Первая линия, и был застроен до Большой Першпективы каменными домами.
Вообще-то, дай правому берегу название раньше, и он мог вполне называться Княжей или Меншиковой линией. Но в 1729 году светлейший князь Меншиков умер в изгнании и дворец его — первая каменная постройка на Васильевском — был отдан указом Анны Иоанновны Кадетскому корпусу. Отсюда и Кадетская линия.
Я буду называть ее так — Кадетская. Хотя она пока что сохраняет название Съездовская, данное ей в 1918-м, в первую годовщину Октябрьской революции. Дело в том, что в июне 1917 года в Кадетском корпусе проходил I съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов и это событие с участием В.И. Ленина дало повод лишить улицу ее исторического названия. Хотя судьбы, если не рабочих, то уж во всяком случае, крестьян в одном из зданий, принадлежавших корпусу (это — Съездовская, 3), пытались решать и раньше. Здесь на особых заседаниях в конце 1850 года вырабатывался текст Манифеста, освободившего крестьян от крепостного права. Событие это было запечатлено на мемориальной доске, которая находилась на здании еще в 1920-х годах, о чем и вспоминает поэт Вадим Шефнер. Это к тому, что линию можно было бы назвать и Александровской в память о царе-освободителе…
Впрочем, в конце концов, дело не в названии. Видимо, набитая дорожка была здесь еще задолго до прорытия канала. Шла она по границе огромной усадьбы Александра Даниловича, простиравшейся на 12 гектарах от Большой до Малой Невы.
Усадьбу эту стали разбивать еще в 1704 году, вместе с началом строительства Меншиковым первого своего, тогда еще деревянного дворца, получившего название Посольский. Я не буду останавливаться на его истории, как и на истории каменных Меншиковых палат. Об этом написано много, даже слишком много.
Но вот об истории территорий, которые лежали за княжьими палатами к северу от Невы, хотелось бы сказать чуть подробнее.
Известно, что там некогда простирался роскошный сад Меншикова. Своими рощами, лабиринтами, крытыми аллеями, прудами, фонтанами он мог на равных соперничать с царским Летним садом. Сад постоянно расширялся и, что называется, хорошел на глазах, чему способствовал огромный штат садовников. Особой гордостью светлейшего были цветники, разбитые по обе стороны канальца, ведущего к Посольскому дворцу. Но не менее впечатляла и аллея, тянувшаяся вглубь острова мимо ухоженных лужаек, подстриженных на голландско-французский манер деревьев, фонтанов и статуй, которые Александр Данилович приобретал для своего сада за огромные деньги в Италии.
За садом был огород с ягодниками, теплицами, оранжереями, в которых, по оставшимся свидетельствам иностранных гостей светлейшего князя, вызревали даже ананасы! Собственно, вдоль этих бывших княжьих садов и огородов, и лежит наш путь по Кадетской.
Следует заметить, что судьба бывшего Меншиковского сада в XVIII веке складывалась не очень-то счастливо. После того, как дворец и сад опального светлейшего князя отошли в государственную казну, они стали быстро утрачивать свой былой облик.
32
Зима 1926 года… Что, собственно, изменилось на Первой и Съездовской (Кадетской) линиях с той поры?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55