Тогда, подавляя смех, Пери кричал сквозь
закрытую дверь:
- Можешь делать в штаны, разрешаю!
Малыш с ревом бросался к матери, жалуясь, что ему нужно в туалет, а
папа его не пускает. Тогда Симона, громко вздыхая и добродушно ворча,
подходила с плачущим просителем к двери и вступала в мирные переговоры.
Лишь двухгодовалой малышке Жозетте разрешалось беспокоить отца. Ей
дозволялось тереть мочалкой волосатую ногу прославленного комиссара, даже
лить ему на голову холодную воду, которую проказница тайком приносила из
кухни.
Сегодня она проделала этот номер несколько раз. Пронзительно визжа от
восторга, она бросила в ванну газету, которую Пери намеревался прочесть, и
радостно воскликнула:
- Теперь она совсем мокрая!
Пери улыбнулся. Тем более нынче ему было не до чтения газеты. Молчал
и транзисторный приемник, висевший на фарфоровом крючке. Привычный порядок
был нарушен. Обычно в это время дети уже спали; не позднее восьми Пери
выходил из ванной, чтобы поужинать с Симоной. По субботам она ставила на
стол бутылку охлажденного шателе и принаряжалась. Слегка подкрашивала
глаза и губы, надевала одно из трех выходных платьев и туфли на высоких
каблуках.
Сейчас она сидела в кресле у стола и задумчиво смотрела на фотографию
"обезглавленной Моны Лизы", как окрестил эту странную женщину на портрете
фотограф криминалистической лаборатории. Второй снимок висел прикрепленный
к бельевой веревке, протянутой поперек ванной. Пери, испытывавший
удовольствие только от нестерпимо горячей ванны, даже не заметил, что вода
остыла и его слегка знобит от холода.
Что же не сходилось в этой картине, было в ней неестественным,
абсурдным?
- Ты не можешь понять что? - спросил Симону Пери через открытую дверь
ванной.
Когда-то она была его секретаршей, молоденькой, прелестной и
смышленой девушкой. После их свадьбы многие скептики предрекали, что из их
брака ничего не выйдет, поскольку Пери повидал жизнь и к тому же был
непоседой.
Из них получилась прекрасная супружеская пара, один без другого не
мог и дня прожить.
- Я пытаюсь представить себе, что может чувствовать женщина, вроде
этой, - сказала Симона.
- Папочка, сделай водолаза с большими пузырями, - пропищала малышка
Жозетта.
- Эта женщина так же похожа на Мону Лизу, как Нана у Золя - на
святую. Я уже где-то видела ее лицо, только не могу вспомнить где, -
продолжала Симона. - Полоска вокруг ее шеи красная?
Пери пробурчал что-то невразумительное. Да, Симона была права. Лицо
на портрете носило следы, характерные для особ, душа которых под влиянием
безудержного разврата становилась такой же безжизненной и холодной, как
покойник в морге.
Пери открыл горячую воду.
- Послушай, Фелисьен! - услышал он возбужденный голос Симоны.
Жозетта схватила зубную щетку и незаметно для отца занялась чисткой
унитаза.
Пери убавил воду, чтобы расслышать слова Симоны, но в этот момент он
сам догадался, что она хотела сказать.
Портрет состоял по меньшей мере из двух частей. Лицо принадлежало
женщине лет сорока, оно было мертвенным, потрепанным и совершенно не
соответствовало молодому телу: такие плечи и грудь могли быть у девушки не
старше двадцати лет. Красная полоска вокруг шеи разделяла и связывала эти
два существа, а может, и три, если внимательно приглядеться к рукам.
Огромные, с узловатыми пальцами, они скорее подходили крестьянке средних
лет, хотя этому противоречило сапфировое кольцо на среднем пальце.
Что заставило художника написать эту картину? Кто эти женщины, в чем
загадка?
8
Гранделя не столько беспокоил визит Пери, сколько появление Ламбера.
Он, правда, заручился обещанием Де Брюна заставить навсегда замолчать
Табора, но прежде его надо было отыскать, а Де Брюн - не волшебник. После
того как Грандель получил от Табора первое письмо и этот идиотский холст
для большей убедительности требований, антиквар убрал из своей квартиры и
магазина все, что могло его скомпрометировать. После внезапной смерти
Мажене предмет шантажа Табора в буквальном смысле канул в воду. И все же
Гранделя беспокоило, что Пери или этому Ламберу удастся через Табора
разыскать Эреру. Наверняка Табор лишь понаслышке знал, что происходило в
доме на улице От, а слухи юридической силы не имели, другое дело, если
заговорит сама Эрера... В любом случае, чего бы это ни стоило, он должен
себя обезопасить. Иначе его мечта о сладкой жизни и власти над людьми
растает как утренний туман. Даже если он уйдет от правосудия, остаток
жизни ему придется доживать в бедности, которую он ненавидел больше всего
на свете.
После встречи с Де Брюном Грандель заглянул в ночной ресторан. Выпив
несколько стаканчиков виски, он решил действовать самостоятельно, с
помощью Пьязенны. Когда они найдут Табора, Де Брюну останется только
отдать приказ, для грязной работы людей хватало; на его парней можно было
положиться, у них никогда и ничего не срывалось.
Проснувшись на следующее утро, Грандель обнаружил рядом с собой в
постели юное существо, почти девочку, которую, видимо, привел с собой. Ей
определенно было не больше четырнадцати. Это могло доставить кучу
неприятностей. Надо было как можно скорее выпроводить ее и сделать это
прежде, чем Пьязенна, возвратившись из Тулузы, позвонит у двери.
Он схватил девочку за плечо и с силой потряс. Во сне она тихо
застонала, затем открыла глаза и огляделась. Она была в роскошно
обставленной спальне со множеством зеркал. Свежие розы в вазе на туалетном
столике выглядели будто недавно срезанные. Только лежавший рядом с ней
мужчина казался не очень привлекательным. Громадный, оплывший жиром, с
болезненно-бледным, отечным лицом. Он смотрел на нее холодно и
презрительно.
- Живо одевайся, ко мне должны прийти.
Девочка бросила взгляд через полуоткрытую дверь в ванную. В ней также
все сверкало чистотой: черно-белый кафель, огромная ванна, никель и
серебро кранов, зеленые, красные и фиолетовые флаконы на трельяже...
- Нельзя ли мне... пожалуйста... я быстренько, - нерешительно
попросила она, показывая на ванную.
- Я же сказал - одевайся, - повторил он равнодушно-спокойно, однако в
его голосе прозвучало нечто, заставившее ее мгновенно выскочить из
постели.
Девочка была худощава, но сложена недурно. Грандель почувствовал
желание.
- Вернись, - приказал он.
Позднее, удовлетворенно хихикнув, достал бумажник и вынул из него
двадцатифранковую банкноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
закрытую дверь:
- Можешь делать в штаны, разрешаю!
Малыш с ревом бросался к матери, жалуясь, что ему нужно в туалет, а
папа его не пускает. Тогда Симона, громко вздыхая и добродушно ворча,
подходила с плачущим просителем к двери и вступала в мирные переговоры.
Лишь двухгодовалой малышке Жозетте разрешалось беспокоить отца. Ей
дозволялось тереть мочалкой волосатую ногу прославленного комиссара, даже
лить ему на голову холодную воду, которую проказница тайком приносила из
кухни.
Сегодня она проделала этот номер несколько раз. Пронзительно визжа от
восторга, она бросила в ванну газету, которую Пери намеревался прочесть, и
радостно воскликнула:
- Теперь она совсем мокрая!
Пери улыбнулся. Тем более нынче ему было не до чтения газеты. Молчал
и транзисторный приемник, висевший на фарфоровом крючке. Привычный порядок
был нарушен. Обычно в это время дети уже спали; не позднее восьми Пери
выходил из ванной, чтобы поужинать с Симоной. По субботам она ставила на
стол бутылку охлажденного шателе и принаряжалась. Слегка подкрашивала
глаза и губы, надевала одно из трех выходных платьев и туфли на высоких
каблуках.
Сейчас она сидела в кресле у стола и задумчиво смотрела на фотографию
"обезглавленной Моны Лизы", как окрестил эту странную женщину на портрете
фотограф криминалистической лаборатории. Второй снимок висел прикрепленный
к бельевой веревке, протянутой поперек ванной. Пери, испытывавший
удовольствие только от нестерпимо горячей ванны, даже не заметил, что вода
остыла и его слегка знобит от холода.
Что же не сходилось в этой картине, было в ней неестественным,
абсурдным?
- Ты не можешь понять что? - спросил Симону Пери через открытую дверь
ванной.
Когда-то она была его секретаршей, молоденькой, прелестной и
смышленой девушкой. После их свадьбы многие скептики предрекали, что из их
брака ничего не выйдет, поскольку Пери повидал жизнь и к тому же был
непоседой.
Из них получилась прекрасная супружеская пара, один без другого не
мог и дня прожить.
- Я пытаюсь представить себе, что может чувствовать женщина, вроде
этой, - сказала Симона.
- Папочка, сделай водолаза с большими пузырями, - пропищала малышка
Жозетта.
- Эта женщина так же похожа на Мону Лизу, как Нана у Золя - на
святую. Я уже где-то видела ее лицо, только не могу вспомнить где, -
продолжала Симона. - Полоска вокруг ее шеи красная?
Пери пробурчал что-то невразумительное. Да, Симона была права. Лицо
на портрете носило следы, характерные для особ, душа которых под влиянием
безудержного разврата становилась такой же безжизненной и холодной, как
покойник в морге.
Пери открыл горячую воду.
- Послушай, Фелисьен! - услышал он возбужденный голос Симоны.
Жозетта схватила зубную щетку и незаметно для отца занялась чисткой
унитаза.
Пери убавил воду, чтобы расслышать слова Симоны, но в этот момент он
сам догадался, что она хотела сказать.
Портрет состоял по меньшей мере из двух частей. Лицо принадлежало
женщине лет сорока, оно было мертвенным, потрепанным и совершенно не
соответствовало молодому телу: такие плечи и грудь могли быть у девушки не
старше двадцати лет. Красная полоска вокруг шеи разделяла и связывала эти
два существа, а может, и три, если внимательно приглядеться к рукам.
Огромные, с узловатыми пальцами, они скорее подходили крестьянке средних
лет, хотя этому противоречило сапфировое кольцо на среднем пальце.
Что заставило художника написать эту картину? Кто эти женщины, в чем
загадка?
8
Гранделя не столько беспокоил визит Пери, сколько появление Ламбера.
Он, правда, заручился обещанием Де Брюна заставить навсегда замолчать
Табора, но прежде его надо было отыскать, а Де Брюн - не волшебник. После
того как Грандель получил от Табора первое письмо и этот идиотский холст
для большей убедительности требований, антиквар убрал из своей квартиры и
магазина все, что могло его скомпрометировать. После внезапной смерти
Мажене предмет шантажа Табора в буквальном смысле канул в воду. И все же
Гранделя беспокоило, что Пери или этому Ламберу удастся через Табора
разыскать Эреру. Наверняка Табор лишь понаслышке знал, что происходило в
доме на улице От, а слухи юридической силы не имели, другое дело, если
заговорит сама Эрера... В любом случае, чего бы это ни стоило, он должен
себя обезопасить. Иначе его мечта о сладкой жизни и власти над людьми
растает как утренний туман. Даже если он уйдет от правосудия, остаток
жизни ему придется доживать в бедности, которую он ненавидел больше всего
на свете.
После встречи с Де Брюном Грандель заглянул в ночной ресторан. Выпив
несколько стаканчиков виски, он решил действовать самостоятельно, с
помощью Пьязенны. Когда они найдут Табора, Де Брюну останется только
отдать приказ, для грязной работы людей хватало; на его парней можно было
положиться, у них никогда и ничего не срывалось.
Проснувшись на следующее утро, Грандель обнаружил рядом с собой в
постели юное существо, почти девочку, которую, видимо, привел с собой. Ей
определенно было не больше четырнадцати. Это могло доставить кучу
неприятностей. Надо было как можно скорее выпроводить ее и сделать это
прежде, чем Пьязенна, возвратившись из Тулузы, позвонит у двери.
Он схватил девочку за плечо и с силой потряс. Во сне она тихо
застонала, затем открыла глаза и огляделась. Она была в роскошно
обставленной спальне со множеством зеркал. Свежие розы в вазе на туалетном
столике выглядели будто недавно срезанные. Только лежавший рядом с ней
мужчина казался не очень привлекательным. Громадный, оплывший жиром, с
болезненно-бледным, отечным лицом. Он смотрел на нее холодно и
презрительно.
- Живо одевайся, ко мне должны прийти.
Девочка бросила взгляд через полуоткрытую дверь в ванную. В ней также
все сверкало чистотой: черно-белый кафель, огромная ванна, никель и
серебро кранов, зеленые, красные и фиолетовые флаконы на трельяже...
- Нельзя ли мне... пожалуйста... я быстренько, - нерешительно
попросила она, показывая на ванную.
- Я же сказал - одевайся, - повторил он равнодушно-спокойно, однако в
его голосе прозвучало нечто, заставившее ее мгновенно выскочить из
постели.
Девочка была худощава, но сложена недурно. Грандель почувствовал
желание.
- Вернись, - приказал он.
Позднее, удовлетворенно хихикнув, достал бумажник и вынул из него
двадцатифранковую банкноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40