Нам в случае нападения необходимо было успеть к воротам Карельского перешейка до появления предполагаемого противника. Но у него в распоряжении на расстоянии одного дневного марша был гарнизон крупного города, а также значительные технические и материальные вспомогательные источники, и в Ленинграде и его окрестностях противник мог сформировать столько же дивизий, сколько мы во всей нашей стране. Было подсчитано, что на мобилизацию и сосредоточение финской полевой армии потребуются примерно две недели, а Красная Армия была способна за несколько суток совершить марш на Карельский перешеек и застать врасплох наши оборонительные силы.
В таких условиях государственное руководство Финляндии окажется перед трудным решением, выбирая подходящий момент для мобилизации. Опоздание или промедление может означать гибель. Мобилизация основывалась на кадровой системе, иными словами, воинские части мирного времени являлись кадровым ядром, которое расширялось при призыве резервистов на службу. В соответствии с этой системой невозможно было держать достаточно большие силы на Карельском перешейке, а также быстро усилить развёрнутые там части. Правда, оборонительные сооружения могли в какой-то степени улучшить оцениваемое положение войск, но выстроенных за последние годы огневых точек было мало, да и они устарели.
Такова была общая картина состояния оборонительных сил Финляндии в момент, когда мне предложили должность председателя совета обороны, а, следовательно, и взять на себя ответственность за готовность к обороне. Было ясно, что на этой работе я встречусь с огромными и трудными задачами.
В первую очередь необходимо было попытаться устранить то недостаточное понимание проблем обороны, которое было характерно для парламента, и сделать всё возможное для ликвидации дефицита и обеспечения армии всем необходимым как в мирное, так и в военное время. Кроме того, мне необходимо было спешно оказать содействие переводу оборонительных сил на территориальную основу — создать так называемую «систему территорий», что, было в принципе уже одобрено, но практическое осуществление его вызывало трудности. И, наконец, особо важной и срочной задачей являлось укрепление Карельского перешейка.
Пренебрежение обороной страны и её значением, какое проявлялось в среде левых и центристских партий, основывалось, прежде всего, на недоразвитом внешнеполитическом мышлении, что являлось естественным следствием отсутствия, как принципов, так и хорошо подготовленных людей в этой области. Переход нашей страны к самостоятельности благодаря автономии, в которой страна находилась полтораста лет, произошёл без существенных внутренних организационных трений или переработки конституции, но в вопросе государственного оборонительного ведомства и внешней политики нам необходимо было всё начинать с самого начала.
Совет обороны или скорее его зародыш на бумаге уже существовал. Он был создан постановлением от 22 апреля 1924 года, и его следовало бы, пожалуй, лучше назвать комитетом, от которого президент мог попросить заключений. У него не было собственного права на выступления с инициативой или права свободно собираться на заседания, а также он не нёс никакой ответственности. Членами его были министр обороны, выступавший в качестве председателя, командующий армией, начальник генштаба, командующий шюцкором, а также два избираемых члена, полномочия которых президент утверждал сроком на один год. Положение полностью игнорировало вопрос о командующем в случае возникновения военных действий, о его Ставке при работе в мирных условиях.
Если бы я согласился занять должность председателя совета обороны, этот орган было бы необходимо преобразовать — или, можно сказать, обновить — ещё до того, как я официально занял бы эту должность, поскольку до сих пор в качестве его председателя автоматически действовал министр обороны. Новый совет обороны был создан 11 марта 1931 года постановлением, положения которого о составе совета, его задачах и полномочиях не означали какого-то идеологического решения, но всё же являлись ясным улучшением существующего положения. В новый совет обороны помимо командующих армией и шюцкором, а также начальника генштаба, являющихся полноправными членами, вошли два генерала, назначаемых президентом на срок три года. Его состав, следовательно, стал чисто военным. Выбирать его председателя мог только президент и только из состава совета обороны. Важным было также то, что совет в соответствии с новым постановлением собирался на заседания по созыву его председателя, а не президента. Но самое замечательное состояло в том, что совет больше не являлся органом, дающим рекомендации, — ему были даны полномочия готовить предложения по повышению боеготовности.
10 июня 1931 года президент поручил мне работать в течение трёх лет председателем такого обновлённого совета обороны. О моём назначении главнокомандующим в случае возникновения войны сочли возможным сообщить только высшим чинам. Уже в тот же день я пригласил членов совета на первое заседание. Присутствовали: генерал-лейтенант Сихво, генерал-майоры Мальберг и Оеш в качестве правомочных членов, а также начальник войскового тыла времён освободительной войны, известный промышленник генерал-майор Вальден, который, также как и председатель совета, был назначен президентом.
Несмотря на недостатки нового постановления, я считал, что на его основе всё же можно приступать к работе. Вскоре выяснилось, что полномочия, предоставленные совету обороны, требуют разъяснений. Хотя совет и не располагал исполнительной властью, но он был ответственным органом, который должен был работать в тесном сотрудничестве как с иными звеньями оборонительного ведомства, так и с органами, представляющими сферы деятельности официальных властей и частных лиц. Следовательно, в интересах готовности к обороне о решении президента, которым председатель совета обороны назначался в военное время главнокомандующим, необходимо было информировать не только руководство вооружёнными силами, но и более широкие круги.
В докладной записке, содержание которой было утверждено советом 13 октября 1931 года, эту точку зрения сообщили президенту, а тот дал соответствующие указания премьер-министру и министру обороны. Однако отношения между председателем совета и командующим войсками были окончательно отрегулированы лишь 25 августа 1933 года, когда президент лично отдал тогдашнему командующему генерал-майору Эстерману секретное распоряжение, звучавшее следующим образом:
«Настоящим указываю, что в течение всего времени, пока фельдмаршал Карл Густав Маннергейм находится на посту председателя совета обороны, командующий войсками обязан выполнять получаемые от председателя совета обороны инструкции по вопросам оперативной подготовки на случай развязывания войны, а также по вопросам планирования и организации обороны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
В таких условиях государственное руководство Финляндии окажется перед трудным решением, выбирая подходящий момент для мобилизации. Опоздание или промедление может означать гибель. Мобилизация основывалась на кадровой системе, иными словами, воинские части мирного времени являлись кадровым ядром, которое расширялось при призыве резервистов на службу. В соответствии с этой системой невозможно было держать достаточно большие силы на Карельском перешейке, а также быстро усилить развёрнутые там части. Правда, оборонительные сооружения могли в какой-то степени улучшить оцениваемое положение войск, но выстроенных за последние годы огневых точек было мало, да и они устарели.
Такова была общая картина состояния оборонительных сил Финляндии в момент, когда мне предложили должность председателя совета обороны, а, следовательно, и взять на себя ответственность за готовность к обороне. Было ясно, что на этой работе я встречусь с огромными и трудными задачами.
В первую очередь необходимо было попытаться устранить то недостаточное понимание проблем обороны, которое было характерно для парламента, и сделать всё возможное для ликвидации дефицита и обеспечения армии всем необходимым как в мирное, так и в военное время. Кроме того, мне необходимо было спешно оказать содействие переводу оборонительных сил на территориальную основу — создать так называемую «систему территорий», что, было в принципе уже одобрено, но практическое осуществление его вызывало трудности. И, наконец, особо важной и срочной задачей являлось укрепление Карельского перешейка.
Пренебрежение обороной страны и её значением, какое проявлялось в среде левых и центристских партий, основывалось, прежде всего, на недоразвитом внешнеполитическом мышлении, что являлось естественным следствием отсутствия, как принципов, так и хорошо подготовленных людей в этой области. Переход нашей страны к самостоятельности благодаря автономии, в которой страна находилась полтораста лет, произошёл без существенных внутренних организационных трений или переработки конституции, но в вопросе государственного оборонительного ведомства и внешней политики нам необходимо было всё начинать с самого начала.
Совет обороны или скорее его зародыш на бумаге уже существовал. Он был создан постановлением от 22 апреля 1924 года, и его следовало бы, пожалуй, лучше назвать комитетом, от которого президент мог попросить заключений. У него не было собственного права на выступления с инициативой или права свободно собираться на заседания, а также он не нёс никакой ответственности. Членами его были министр обороны, выступавший в качестве председателя, командующий армией, начальник генштаба, командующий шюцкором, а также два избираемых члена, полномочия которых президент утверждал сроком на один год. Положение полностью игнорировало вопрос о командующем в случае возникновения военных действий, о его Ставке при работе в мирных условиях.
Если бы я согласился занять должность председателя совета обороны, этот орган было бы необходимо преобразовать — или, можно сказать, обновить — ещё до того, как я официально занял бы эту должность, поскольку до сих пор в качестве его председателя автоматически действовал министр обороны. Новый совет обороны был создан 11 марта 1931 года постановлением, положения которого о составе совета, его задачах и полномочиях не означали какого-то идеологического решения, но всё же являлись ясным улучшением существующего положения. В новый совет обороны помимо командующих армией и шюцкором, а также начальника генштаба, являющихся полноправными членами, вошли два генерала, назначаемых президентом на срок три года. Его состав, следовательно, стал чисто военным. Выбирать его председателя мог только президент и только из состава совета обороны. Важным было также то, что совет в соответствии с новым постановлением собирался на заседания по созыву его председателя, а не президента. Но самое замечательное состояло в том, что совет больше не являлся органом, дающим рекомендации, — ему были даны полномочия готовить предложения по повышению боеготовности.
10 июня 1931 года президент поручил мне работать в течение трёх лет председателем такого обновлённого совета обороны. О моём назначении главнокомандующим в случае возникновения войны сочли возможным сообщить только высшим чинам. Уже в тот же день я пригласил членов совета на первое заседание. Присутствовали: генерал-лейтенант Сихво, генерал-майоры Мальберг и Оеш в качестве правомочных членов, а также начальник войскового тыла времён освободительной войны, известный промышленник генерал-майор Вальден, который, также как и председатель совета, был назначен президентом.
Несмотря на недостатки нового постановления, я считал, что на его основе всё же можно приступать к работе. Вскоре выяснилось, что полномочия, предоставленные совету обороны, требуют разъяснений. Хотя совет и не располагал исполнительной властью, но он был ответственным органом, который должен был работать в тесном сотрудничестве как с иными звеньями оборонительного ведомства, так и с органами, представляющими сферы деятельности официальных властей и частных лиц. Следовательно, в интересах готовности к обороне о решении президента, которым председатель совета обороны назначался в военное время главнокомандующим, необходимо было информировать не только руководство вооружёнными силами, но и более широкие круги.
В докладной записке, содержание которой было утверждено советом 13 октября 1931 года, эту точку зрения сообщили президенту, а тот дал соответствующие указания премьер-министру и министру обороны. Однако отношения между председателем совета и командующим войсками были окончательно отрегулированы лишь 25 августа 1933 года, когда президент лично отдал тогдашнему командующему генерал-майору Эстерману секретное распоряжение, звучавшее следующим образом:
«Настоящим указываю, что в течение всего времени, пока фельдмаршал Карл Густав Маннергейм находится на посту председателя совета обороны, командующий войсками обязан выполнять получаемые от председателя совета обороны инструкции по вопросам оперативной подготовки на случай развязывания войны, а также по вопросам планирования и организации обороны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164