ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Утром 26 января шестьдесят два члена суда в Расписной палате приняли решение, что король приговаривается к смерти «путем отсечения головы от тела».
В субботу, 27 января, Вестминстер-холл был снова полон народа. Короля ввели под крики: «Справедливости, справедливости!» и «Казни! Казни!»
На этот раз король, по-прежнему не снимавший шляпы, не сел в свое кресло, а обратился к Брэдшоу.
— Сэр, — сказал он, — позвольте мне сказать одно слово. Я надеюсь, что не подам повода прерывать меня, — только одно слово!
— Но, сэр, вас выслушают в свое время, — был ответ. — Выслушайте сперва суд.
— Я желаю, чтобы меня выслушали, — настаивал король, — это касается того, что собирается сказать суд. Поспешный приговор не так легко отменить.
— Вас выслушают до вынесения приговора. Господа, — Брэдшоу обратился к залу. — Обвиняемый уже несколько раз представал здесь перед судом, чтобы ответить за свои тяжкие преступления, известные всей стране. Однако он упорно не желал признавать свою вину. Приговор ему уже вынесен, но мы согласны предоставить ему слово, если он не будет подвергать сомнению законность суда.
Все затаили дыхание.
— Я желаю, — торжественно сказал король, — чтобы меня выслушали лорды и общины в полном составе. Я хочу сделать им одно предложение, которое гораздо важнее для мира королевства и для свободы моих подданных, нежели для моего собственного спасения.
Зал заволновался. Какое предложение? Что задумал король? Быть может, он хочет отречься от престола в пользу своего сына? Или предложить новые, более радикальные условия мира? А может быть, это очередная уловка?
Изощренные в юридических тонкостях судьи понимали, что просьба короля отрицает их правомочность не прямо, а косвенно. Но некоторые заколебались. Из задних рядов раздался громкий шепот:
— Что у нас, сердца из камня? Люди мы или нет? — Это говорил полковник Даунс. На него зашикали, но он повысил голос: — Пусть я поплачусь за это жизнью, но дайте мне сказать!
Кромвель, сидевший перед ним, резко обернулся. Глаза его метнули молнию.
— Вы в своем уме? — грубо спросил он. — О чем вы думаете, полковник? Вы что, не можете сидеть спокойно?
— Нет, не могу! — Даунс вскочил. — Милорды! — крикнул он. — Послушайтесь своей совести, не отвергайте просьбы арестанта! Я прошу суд удалиться на совещание!
В зале поднялся шум. Судьи нерешительно поднялись с мест и вышли в соседнюю комнату.
— Зачем вы нарушили ход заседания? — Кромвель был очень рассержен. — Вы не понимаете, что имеете дело с самым жестоким, самым коварным из людей! Его не следует щадить, его упрямству не надо потворствовать! Ни одному его слову нельзя верить!.. Сознайтесь, а может быть, вы хотите спасти своего старого господина?
Даунс отвечал дерзко, казалось, он действительно не хотел понять всей серьезности происходящего. Кромвель потерял терпение.
— Довольно! — сказал он. — Не будем слушать разглагольствований этого неустойчивого человека. Лучше вернемся в зал и исполним свой долг.
Авторитет его был непререкаем, и судьи расселись по местам. Брэдшоу отверг требование короля и, так и не предоставив ему слова, произнес длинную речь, полную юридических терминов, ссылок на Библию и события времен Эдуарда II, Ричарда II, Марии Стюарт.
— Существует договор, — говорил Брэдшоу, — заключенный между королем и его народом, и он накладывает обязательства на обе стороны: долг суверена — защищать свой народ, долг народа — верность суверену. Если король однажды нарушил клятву и собственные обязательства, он уничтожил свой суверенитет… Мы творим великое дело справедливости. Если даже нам суждено погибнуть, творя его, мы милостью божьей не отступимся от него.
Карл вскакивал, пытаясь отвечать, протестовать. Поздно! Приговор был произнесен:
— Упомянутый Карл Стюарт как тиран, изменник, убийца и открытый враг присуждается к смертной казни через отсечение головы от тела.
Члены суда встали в знак своего одобрения приговору. Карл вскочил.
— Так вы дадите мне слово, сэр? — обратился он к Брэдшоу.
— Сэр, вы не можете быть выслушаны, — ответил тот.
— Не могу, сэр?
— С вашего позволения, нет, сэр. Стража! Уведите арестанта.
— Но позвольте! Я не могу говорить после приговора? С вашего позволения, сэр, я могу говорить после любого приговора…
Карл путался в словах, заикался, смертельная бледность покрывала его лицо. Солдаты окружили его и силой повлекли вон из зала. Прямо в уши ему раздавался крик: «Справедливости! Казни! Справедливости!..»

Итак, приговор был сформулирован и оглашен перед народом. Теперь надо было собрать подписи судей. И снова возникли трудности: многим было страшно ставить свое имя под смертным приговором королю. Одно дело — молча подняться вместе со всеми в зале, выражая одобрение приговору, а совсем другое — собственноручно начертать под ним свое имя. Против казни английского короля открыто выступали Генеральные штаты Голландии, шотландское правительство Аргайла, король Людовик XIV. В парламент, совет армии, суд, Кромвелю, Фэрфаксу приходило множество писем с просьбой отменить приговор; ежедневно появлялись протестующие памфлеты. Говорят, даже лорд Фэрфакс пытался смягчить судей, указывая на опасность новой гражданской войны, если приговор будет приведен в исполнение.
Ничто не могло поколебать решимость кромвелевских офицеров: полковники Урлли, Оки, Хетчинсон, Гоффе, Прайд, Гаррисон, Ивер, Хортон первыми подписали приговор. Не медлили и парламентские республиканцы: Ледло, Мартен, лорд Грей. Но многих приходилось уговаривать, даже заставлять. Письменно засвидетельствовать свое согласие с приговором они никак не решались и старались ускользнуть под любым предлогом. И это дело Кромвелю пришлось взять в свои руки.
27 января, в субботу, он пришел в палату общин и стал убеждать тех ее членов, которые были одновременно и членами суда, подписать приговор. В этот же день он требовал, чтобы все судьи поставили свои подписи. Он был чрезвычайно возбужден: громко говорил, смеялся. Его шутовство, почти кощунственное, почти безумное, приводило в недоумение. Немногие понимали, как страшно напряжены его силы. Он подписался под приговором третьим, и при этом зачем-то вымазал чернилами лицо Генри Мартена, который отплатил ему тем же. Так, с запачканным лицом, с лихорадочно блестящими глазами, шумный, напористый, он переходил от одного к другому, упрашивая, угрожая, издеваясь.
В понедельник сбор подписей продолжался в палате общин. Один из ее членов, не посещавший заседаний суда, заглянул туда и хотел удалиться незамеченным.
— О нет, — закричал Кромвель, — те, кто вошел сюда, должны поставить свою подпись, я хочу, чтобы они сейчас же поставили свою подпись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107