ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

К этому многие отнеслись с недоумением, а иные и вовсе с гневом (актер Зиновий Высоковский подал заявление об уходе). И вот такая насмешка судьбы: Плучек умер, как и Миронов, – в августе. Умер в собственной квартире от сердечного приступа. Как и в случае с Мироновым, Театр сатиры в те дни находился на гастролях в Кемерове и проститься с режиссером смогли всего лишь несколько человек из труппы.
Похоронили В. Плучека на Новодевичьем кладбище.
ПОДГОРНЫЙ НИКИТА
ПОДГОРНЫЙ НИКИТА (актер театра, кино: «Два билета на дневной сеанс» (1967), «Следствие ведут знатоки» (т/ф, «Подпасок с огурцом») (1979), «Осенний марафон» (1980) и др.; скончался 25 сентября 1982 года на 52-м году жизни; похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве).
Последним спектаклем Подгорного в Малом театре должен был стать «Выбор» Ю. Бондарева. Но Подгорный успел дойти только до генерального прогона. Он играл человека, который попадал во время войны в плен, потом жил в Германии, но в конце жизни возвращался на родину, где умирал от рака. По злой иронии судьбы от этой же болезни спустя год после премьеры спектакля умер и сам Подгорный. У него был рак аорты. Первые признаки недомогания появились у него летом 1981 года, когда он вместе с театром отправился на гастроли в Тбилиси. Там у Подгорного начала болеть спина под лопаткой, о чем он пожаловался своей жене Ольге Чуваевой. Та повела его в поликлинику. Но местные врачи ничего страшного у актера не нашли, поставив диагноз – остеохондроз. Тот же диагноз поставили и врачи ЦИТО, куда Подгорный обратился сразу после гастролей. Актеру назначили лечение: прогревание, массаж. Однако ничего не помогало, боль шла по нарастающей. Жена Подгорного начала догадываться, что дело не в остеохондрозе, но старалась гнать от себя дурные мысли, надеясь на лучшее. Так тянулось всю зиму.
Вспоминает О. Чуваева: «И вот 26 марта 1982 года. Для меня этот день дважды памятный. Я в последний раз сыграла „Власть тьмы“. Собиралась идти на спектакль. Никита был дома. Позвонил знакомый врач. Какой-то странный голос. Помню только, он сказал что-то вроде: „С нашим другом плохо“. Спросил: „Никита Владимирович дома?“. „Да, дома“. – „Ну, тогда позвоните мне вечером“. Оставил телефон. Я говорила на кухне, а Никита читал в спальне. Спросил меня, кто это был. Я сказала, что это новый режиссер с радио.
Не помню, как играла спектакль. Позвонила перед последней картиной. Врач сказал, что у Никиты рак. Я спросила: «Это безнадежно?». – «Нет». – «Операция?» – «Тоже нет. Опухоль расположена так, что ни один хирург не сможет ее достать. Она обволакивает средний ствол легочного бронха»…»
Чтобы Подгорный ни о чем не догадался, для него была придумана версия: мол, в стране существует всего два аппарата сканирования и один из них в Москве – в Онкологическом центре на Каширке. Под этим предлогом актера уложили туда на обследование. Чтобы оправдать химиотерапию, ему поставили диагноз: цирроз печени.
Вспоминает О. Чуваева: «Я понимала, что ничего сделать нельзя. Просила врачей о двух вещах – чтобы Никита не узнал настоящий диагноз и чтобы по возможности снимали боли. У него появилась сильная одышка. Однажды, помню, он решил поменять колесо на машине. Заехали в мастерскую. И вдруг вижу: Никита подходит с этим колесом, еле дыша. Он страшно истощился, похудел…»
Между тем, летом 1982 года внезапно появилась надежда: рентген показал, что опухоль рассосалась. Даже врачи, которые считались специалистами по раковым заболеваниям, поверили, что у Подгорного появился шанс. Окрыленные этим сообщением, Подгорный и Чуваева отправились на отдых в Щелыково.
Вспоминает О. Чуваева: «Было полное ощущение, что все позади. А лето было жуткое – холодное, дождливое. Жили мы в Щелыково почти месяц. Как-то идем по лесу, и вдруг Никита говорит: „Слушай, а может, все-таки у меня рак?“. Никогда я так не играла и не сыграю: как-то очень убедительно и спокойно я стала его уверять, что никакого рака нет и быть не может. Он успокоился…»
Вспоминает Е. Весник: «Задыхавшийся и похудевший Никита вел себя так же, как и всегда, в мажорном ключе, собирал вокруг себя множество людей, ценивших его юмор и смотревших на него как на неотъемлемую частицу самого Щелыкова! И он не скрывал того, что и сам себя ощущал как бы одним из „хозяев“ бывшего поместья, его красот и просторов, которых там великое множество даже сейчас, после 75-летней „универсальной обработки“…
Никита, совсем сникший, понял, что необходимо возвращаться в Москву, что нужно быть поближе к врачам. Он сел за руль своего автомобиля, улыбался всем его провожавшим, махал рукой и на прощание громко-громко сказал: «До следующего лета! Непременно!» – и, лихо развернув машину, укатил в Москву…
Сразу же за пределами Щелыкова он с трудом перебрался на заднее сиденье машины, уступив руль местному жителю, водителю грузовика, согласившемуся сопровождать его до Москвы. Все было Никитой продумано, срежиссировано и с блеском сыграно!
…По пути в Москву приходилось останавливаться почти в каждом населенном пункте, не говоря уже о городах Судиславле, Костроме, Ярославле, Ростове Великом, Переславле-Залесском, чтобы сделать обезболивающие уколы почти терявшему сознание Никите…
Я навестил его в палате Онкологического центра (Подгорный поступил туда 31 августа 1982 года. – Ф. Р. ). Он острил по поводу поставленной ему капельницы, кокетничал с сестрами, с аппетитом ел принесенную мною дыню, передал приветы общим знакомым, делился со мною планами на будущее.
Случайно узнал от врачей, что накануне Никита лежал в реанимации… От врачей, не от него! Я особого значения не придал этой новости, ибо внешний его облик разительно отличался от того, который был в Щелыкове, настолько разительно, что, вернувшись домой, я тут же позвонил матери Никиты Анне Ивановне и сообщил, что Никита явно выздоравливает, хорошо выглядит, бодр… Она ответила: «Я разговариваю с ним несколько раз на дню по телефону и по голосу тоже чувствую – ему лучше!»…»
Увы, но надежды родных и друзей не оправдались. 24 сентября Подгорному стало плохо, он потерял сознание. Его снова поместили в реанимационное отделение.
Вспоминает О. Чуваева: «Я хотела пройти к Никите. Меня отговаривали: „Это не нужно, он без сознания, температура за сорок“. Я взяла его руку – очень, очень горячую. Что-то говорила, надеясь, что он услышит… Он задохнулся. Льщу себя надеждой, что Никита так и не узнал, что у него…»
Вспоминает Е. Весник: «Через четыре дня Никита умер. Я был потрясен! Не может этого быть! Не может! Умер?
Еще больше я был потрясен тем, что ни его мать, ни жена, ни друзья не знали, что он-то, оказывается, знал о неизбежности скорой своей смерти еще до последнего посещения Щелыкова и тем не менее, превозмогая и черные мысли, и боль, и удушье, старался – теперь это стало очевидным – казаться бодрым, веселым, чтобы не доставлять лишних страданий своим близким!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243