Вокруг изображения тянулась надпись на украинском, кою капитан перевел как мог: сверху — «Вооруженные силы Украины», ниже — «С нами Бог». На щите — «1177 радиолокационная рота». «Во дают!» — только и успел он подумать, ошарашено разглядывая Петлюровские символы и лозунг, хорошо известный из истории Второй мировой. Видимо мысли капитана слишком явно отразились на его физиономии, потому как Павел усмехнулся и, усердно жуя, поинтересовался:
— Нравится картинка?
— Вы что, номера частей в открытую носите?
— Брось, тебя же не эти цифирки шокировали, ведь так? Там же не число зверя нарисовано. Ты на меня смотришь, как на воскресшего приспешника гетмана Петлюры.
Давыдов промолчал. После развала Союза в офицерской среде не пользовались особой любовью разъехавшиеся по национальным армиям. Капитан лично знал нескольких парней, выдворенных с Украины за отказ принимать украинскую присягу. Еще совсем недавно в газетах печатали историю о том, как несколько летчиков перегнали в Россию несколько стратегических бомбардировщиков, когда местные власти попытались прихватизировать их часть. Оставшиеся на Украине семьи пилотов, подверглись такой травле, что потребовалось вмешательство МИДа РФ. Детвора полгода в школе не появлялась из-за проблем с одноклассниками, в одночасье ставшими гражданами «незалежной и незаможной». А тут прямо перед тобой сидит почти предатель!
— Ну-ну, не нравлюсь, стало быть. Ясненько-о-о, — протянул Павел и хмыкнул.
— Паша, не заводись! Не привык мужик к вашим этикеткам, — вмешался в назревающую ссору «ассириец».
— Да ладно, чего там. У тебя какое звание?
— Капитан.
— Значит, вместе мы два капитана. Так вот слушай, капитан. Ты 1992 год где застал?
— Под Питером.
— Значит, ты уже к тому времени с Севера выбрался, — констатировал Павел. — А я как раз переводился домой, а до этого двенадцать календарей оттарабанил на Кольском. Как там здорово — не тебе рассказывать.
— И что?
— Я за свой перевод столько красной рыбы кадровикам скормил, что белому медведю в Питерском зоопарке на пятьдесят лет хватило бы. И тут — развал Союза, а мне только квартиру дали. У тебя квартира есть?
— Нет.
— Вот и у меня эта была первая, у меня дети в Нормальную школу пошли. Думаешь, я тут с «жовтоблаютним прапором» бегал и плакаты «Москал! геть!» развешивал? Мне все это тоже не очень нравилось, а куда денешься? Мою часть разогнали, в других — «приходите завтра»; и куда прикажешь податься — назад в тундру? Жилье на Россию не поменяешь, в смысле, на нормальное место. И что дальше? Я своей стране отдал полжизни и ни хрена ей не нужен! Так что ты на меня не косись как на потенциального противника. И без того противно.
— Украина в НАТО собралась…
— Я тебя умоляю, кто ее туда возьмет? Одно дело размахивать лозунгом под носом у России, чтоб она несговорчивее была, когда разговор об оплате поставок энергоносителей заходит, а другое…
— Тут на учениях…
— Знаешь, дружище, у нас пол-Донецкой области и Харьковской тоже по-русски разговаривает. Так что «не кажи гоп, пока не перескочишь».
— Пашка, хватит о политике! Лучше слушай, мы тебе хвастаться будем.
— Это еще чем же?
— Вот, — Осокин торжественно водрузил на стол бронзовый шлем.
— Ого! Это еще откуда? Что, «гробокопательством» баловались, курган распотрошили?
— Фи, папа, какой у вас дурной скус!..
— В степи такое не валяется. — Павел надел шлем и повернулся ко всем в профиль. — Чем не Македонский! Колитесь, где взяли?
— Твой коллега помог.
Осокин вкратце рассказал об открытии.
— Ну, коллега, ты молоток, а как ты на нашу компанию вышел?
— По вывеске про диверсантов и все такое…
— А-а, ясненько. Тогда понятно, что у вас за праздник.
— Наливай.
От выпитого голова кружилась, и за вечер Давыдову вздумалось проветриться. Он пошел на причал. Сел, свесив ноги. Внизу слабо плескались волны. От пансионата «Рига» сюда доносились громкие звуки музыки. Где-то в Мысовом мигали огоньки рыбацкого поселка. Вдали над морем мерцали огни самолета. По деревянному настилу кто-то протопал. Оказалось, на поиски пропавшего виновника торжества выслали поисковую группу. Рядом с капитаном плюхнулись Павел и Игорь Сомов.
— Ты как, в норме? А то с жары и натощак…
— В норме, — кивнул Давыдов, — дышу.
С моря послышался едва слышный гул авиационных двигателей.
— Низковато летит, — Анатолий вытянул руку по направлению к приближающемуся самолету. Вдалеке протяжно и долго затянула сирена.
— Ваши воют? — поинтересовался Игорь у местного локаторщика.
— Похоже, что так. Готовность дали. Надо ехать. Счастливо, мужики.
ГЛАВА 13.
БЕСПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ НАЧАЛЬНИКА МИЛИЦИИ.
Борщ нужно подавать непременно в глиняной посуде и лучше, чтобы он полчаса-час потомился в настоящей деревенской печке. Пока он томится, можно спокойно приготовить «атрибуты» сопутствующие его употреблению: почистить чеснок, благо дело выходной и на работу не нужно, тонкими ломтиками нарезать розоватое сало, крупными ломтями накромсать краюху подового ржаного хлеба; достать из холодильника банку домашней желтоватой сметаны, такой густой, что воткни в нее ложку — будет стоять. На широкое блюдо покрошить помидорчики, огурчики, лучок молодой — все свое, как теперь стали говорить, экологически чистое, и наконец самое главное — запотевший графинчик настоенной на перчике. Из бутылки наливать тоже можно, но при этом вся прелесть обеда теряется, теряется что-то неуловимое, без чего воскресный обед превращается в обыкновенный прием пищи. Остап Иванович Хмара любил обстоятельность во всем и поэтому собирался именно обедать. В настоящий момент он как раз покончил с приготовлением салата, налил борщ в глубокую тарелку, с виду — элемент сценического оборудования из «Вечеров на хуторе близь Диканьки». У супруги Остапа Ивановича при виде этого предмета народного гончарного промысла неизменно возникало желание обречь этот предмет пещерной жизни на безжалостное уничтожение, чтобы не портил общий вид современной кухни. Сдобрив борщ изрядной толикой сметаны, Остап Иванович приступил к главной части обеденного обряда, достал с полки миниатюрную граненую стопку и осторожно налил в нее перцовую. Стенки стопки сразу же подернулись росой. Остап Иванович отрешился от всего земного, поднес стопку к губам… В этот момент спокойствие воскресного полудня рухнуло и рассыпалось вдребезги пронзительной трелью телефонного звонка. Остап Иванович, чертыхнувшись, поставил стопку на скатерть и направился к гнуснейшему изобретению рода человеческого, сгреб волосатой лапищей трубку, сдерживая раздражение, представился. Звонили, как и должно быть у служивого человека в выходной, со службы. Выслушав дежурного, начальник ОВД г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Нравится картинка?
— Вы что, номера частей в открытую носите?
— Брось, тебя же не эти цифирки шокировали, ведь так? Там же не число зверя нарисовано. Ты на меня смотришь, как на воскресшего приспешника гетмана Петлюры.
Давыдов промолчал. После развала Союза в офицерской среде не пользовались особой любовью разъехавшиеся по национальным армиям. Капитан лично знал нескольких парней, выдворенных с Украины за отказ принимать украинскую присягу. Еще совсем недавно в газетах печатали историю о том, как несколько летчиков перегнали в Россию несколько стратегических бомбардировщиков, когда местные власти попытались прихватизировать их часть. Оставшиеся на Украине семьи пилотов, подверглись такой травле, что потребовалось вмешательство МИДа РФ. Детвора полгода в школе не появлялась из-за проблем с одноклассниками, в одночасье ставшими гражданами «незалежной и незаможной». А тут прямо перед тобой сидит почти предатель!
— Ну-ну, не нравлюсь, стало быть. Ясненько-о-о, — протянул Павел и хмыкнул.
— Паша, не заводись! Не привык мужик к вашим этикеткам, — вмешался в назревающую ссору «ассириец».
— Да ладно, чего там. У тебя какое звание?
— Капитан.
— Значит, вместе мы два капитана. Так вот слушай, капитан. Ты 1992 год где застал?
— Под Питером.
— Значит, ты уже к тому времени с Севера выбрался, — констатировал Павел. — А я как раз переводился домой, а до этого двенадцать календарей оттарабанил на Кольском. Как там здорово — не тебе рассказывать.
— И что?
— Я за свой перевод столько красной рыбы кадровикам скормил, что белому медведю в Питерском зоопарке на пятьдесят лет хватило бы. И тут — развал Союза, а мне только квартиру дали. У тебя квартира есть?
— Нет.
— Вот и у меня эта была первая, у меня дети в Нормальную школу пошли. Думаешь, я тут с «жовтоблаютним прапором» бегал и плакаты «Москал! геть!» развешивал? Мне все это тоже не очень нравилось, а куда денешься? Мою часть разогнали, в других — «приходите завтра»; и куда прикажешь податься — назад в тундру? Жилье на Россию не поменяешь, в смысле, на нормальное место. И что дальше? Я своей стране отдал полжизни и ни хрена ей не нужен! Так что ты на меня не косись как на потенциального противника. И без того противно.
— Украина в НАТО собралась…
— Я тебя умоляю, кто ее туда возьмет? Одно дело размахивать лозунгом под носом у России, чтоб она несговорчивее была, когда разговор об оплате поставок энергоносителей заходит, а другое…
— Тут на учениях…
— Знаешь, дружище, у нас пол-Донецкой области и Харьковской тоже по-русски разговаривает. Так что «не кажи гоп, пока не перескочишь».
— Пашка, хватит о политике! Лучше слушай, мы тебе хвастаться будем.
— Это еще чем же?
— Вот, — Осокин торжественно водрузил на стол бронзовый шлем.
— Ого! Это еще откуда? Что, «гробокопательством» баловались, курган распотрошили?
— Фи, папа, какой у вас дурной скус!..
— В степи такое не валяется. — Павел надел шлем и повернулся ко всем в профиль. — Чем не Македонский! Колитесь, где взяли?
— Твой коллега помог.
Осокин вкратце рассказал об открытии.
— Ну, коллега, ты молоток, а как ты на нашу компанию вышел?
— По вывеске про диверсантов и все такое…
— А-а, ясненько. Тогда понятно, что у вас за праздник.
— Наливай.
От выпитого голова кружилась, и за вечер Давыдову вздумалось проветриться. Он пошел на причал. Сел, свесив ноги. Внизу слабо плескались волны. От пансионата «Рига» сюда доносились громкие звуки музыки. Где-то в Мысовом мигали огоньки рыбацкого поселка. Вдали над морем мерцали огни самолета. По деревянному настилу кто-то протопал. Оказалось, на поиски пропавшего виновника торжества выслали поисковую группу. Рядом с капитаном плюхнулись Павел и Игорь Сомов.
— Ты как, в норме? А то с жары и натощак…
— В норме, — кивнул Давыдов, — дышу.
С моря послышался едва слышный гул авиационных двигателей.
— Низковато летит, — Анатолий вытянул руку по направлению к приближающемуся самолету. Вдалеке протяжно и долго затянула сирена.
— Ваши воют? — поинтересовался Игорь у местного локаторщика.
— Похоже, что так. Готовность дали. Надо ехать. Счастливо, мужики.
ГЛАВА 13.
БЕСПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ НАЧАЛЬНИКА МИЛИЦИИ.
Борщ нужно подавать непременно в глиняной посуде и лучше, чтобы он полчаса-час потомился в настоящей деревенской печке. Пока он томится, можно спокойно приготовить «атрибуты» сопутствующие его употреблению: почистить чеснок, благо дело выходной и на работу не нужно, тонкими ломтиками нарезать розоватое сало, крупными ломтями накромсать краюху подового ржаного хлеба; достать из холодильника банку домашней желтоватой сметаны, такой густой, что воткни в нее ложку — будет стоять. На широкое блюдо покрошить помидорчики, огурчики, лучок молодой — все свое, как теперь стали говорить, экологически чистое, и наконец самое главное — запотевший графинчик настоенной на перчике. Из бутылки наливать тоже можно, но при этом вся прелесть обеда теряется, теряется что-то неуловимое, без чего воскресный обед превращается в обыкновенный прием пищи. Остап Иванович Хмара любил обстоятельность во всем и поэтому собирался именно обедать. В настоящий момент он как раз покончил с приготовлением салата, налил борщ в глубокую тарелку, с виду — элемент сценического оборудования из «Вечеров на хуторе близь Диканьки». У супруги Остапа Ивановича при виде этого предмета народного гончарного промысла неизменно возникало желание обречь этот предмет пещерной жизни на безжалостное уничтожение, чтобы не портил общий вид современной кухни. Сдобрив борщ изрядной толикой сметаны, Остап Иванович приступил к главной части обеденного обряда, достал с полки миниатюрную граненую стопку и осторожно налил в нее перцовую. Стенки стопки сразу же подернулись росой. Остап Иванович отрешился от всего земного, поднес стопку к губам… В этот момент спокойствие воскресного полудня рухнуло и рассыпалось вдребезги пронзительной трелью телефонного звонка. Остап Иванович, чертыхнувшись, поставил стопку на скатерть и направился к гнуснейшему изобретению рода человеческого, сгреб волосатой лапищей трубку, сдерживая раздражение, представился. Звонили, как и должно быть у служивого человека в выходной, со службы. Выслушав дежурного, начальник ОВД г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105