Он не знал главного: что эта молодая красивая вдова на данный момент собой представляет и что творится в ее очаровательной белокурой головке.
Таисия со спортивной сумкой наперевес уверенной походкой направлялась к арке дома, выходящей на улицу.
Опыт в таких делах, как слежка, у детектива имелся богатый. Несмотря на свою яркую внешность, он мог слиться с толпой и раствориться в общем потоке.
Тая прошла вниз, в сторону набережной, не больше двадцати шагов и свернула к кафе.
Очень удачно, решил Журавлев. Если она здесь назначает кому-то встречи, то все просто, но рискованно. Такие вещи может понимать и простой смертный. Но, вероятно, девушка решила перекусить. Судя по рассказам Насти, ей не на что заказывать себе обеды из ресторана в номер.
Он вошел следом. Тая пересекла зал и скрылась в женской комнате.
Вадим сел за столик у стены и стал тихо ждать.
И все же он оказался прав. Не будет Таисия сидеть целыми днями в своем номере и плевать в потолок. Она ведет активный образ жизни, и это естественно в ее положении. И не так она глупа, чтобы не понимать, что ее взяли под наблюдение. Вот почему ключ торчал снаружи. Он и сейчас там же, в скважине у всех на виду. Пусть считают, что она в гостинице, а если зайдут, то она сможет сказать, что отлучалась в буфет или бар перекусить. А какие могут быть основания ей не верить? Жулики ей не страшны, в номере брать нечего, все свое она хранит в «ракушке». А потом та же уборщица, не привлекая внимания обслуги, вернется через служебную лестницу назад.
В этом он разобрался, и вопросов не возникало. Все встало на свои места.
Все ли? Журавлев едва со стула не свалился, когда через десять минут из туалета вышла родная сестра Таисии Ольга.
Они были очень похожи, но это была другая женщина. Походка, осанка, взгляд — Ольга пересекла зал и вышла на улицу. На плече у нее висела та же спортивная сумка, но одежда, туфли, цвет волос, глаз! Чудеса! Журавлев выскочил следом.
Девушка подошла к вишневым «жигулям» и открыла багажник.
Вадим сломя голову помчался во двор гостиницы, где стояла его машина. Он все еще не мог оправиться от шока.
Глава IV
За полгода до событий
1.
…Итак, в моих руках находилось три карточки. От сердечного приступа в расцвете сил умер мой самый надежный компаньон. Согласно договоренности и уставу, его душеприказчик прислал конверт на почтовый ящик, арендуемый нами уже шесть лет. Почту проверять доверили мне, я даже выписал несколько газет на этот адрес и ходил получать корреспонденцию каждый день. Первая карточка пришла год назад, когда Трофим Ямской попал в автокатастрофу, а через неделю после его гибели пришло письмо, в котором лежала карточка — код от заветной ячейки в одном из банков Стокгольма. Карточка стоимостью в миллион долларов. Когда-то мы не задумывались о деньгах. Прошли годы, и все поменялось. Страна превращалась в капиталистическую державу, появились олигархи — те самые монстры, живущие по законам джунглей, где сильный пожирает слабого. Сотни тысяч мелких лавочников разорились, им не хватило хитрости, наглости, ума, а главное, жестокости, чтобы выжить. Авантюризм и аферизм достигли совершенства, и мне уже не хватало знаний и фантазии, чтобы сочинять романы На должном уровне. Все мои книги устаревали еще до того, как я заканчивал последнюю главу. Они все еще сохраняли некоторое обаяние, но выглядели наивными и примитивными. Жизнь вокруг меня стала куда увлекательнее и разнообразнее той, которая разворачивалась на страницах моих романов. Я стал скучен, понимал это, но сделать ничего не мог. Тиражи падали.
Разумеется, у меня имелась своя ниша на книжном рынке, свои читатели, поклонники, но их становилось все меньше и меньше. Я выходил из моды, как двубортные костюмы, которые теперь носили лишь потерпевшие крах дельцы.
Появились новые имена, меня теснили с престола и с каждым днем я отодвигался на дальний план. Читатель созревал, умнел и становился требовательнее к авторам покупаемых книг. Нет, я еще не сошел с конвейера, но существовал по инерции.
Гонорары падали вместе с тиражами. Я уже не мог позволить себе поехать зимой в Альпы, а летом — на юг Франции. Меня ждал бесславный конец, как и тех, чьи книги исчезли с прилавков десять лет назад. Тогда моя звезда лишь только всходила. Мне казалось, что я вечен, как Дюма. Но так, очевидно, думал каждый до последней минуты, пока его творения не попадали в разряд выброшенной макулатуры. Ничто не вечно на этом свете! Больше года мне не протянуть. А что дальше?
Я сидел за своим письменным столом и тупо смотрел на три лежащие передо мной карточки. Теперь я обязан известить оставшихся в живых партнеров о том, что мы разбогатели еще на миллион долларов. Однако нам оставалось ждать своего часа еще четыре года.
Тогда мы не задумывались о сроках. Нам море было по колено, но десять лет — это не срок, это целая жизнь, эпоха, поколение. От былой дружбы ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик, буквально через год после ограбления века. Вернувшись в Россию, мы, сами того не замечая, все изменились.
Испытание оказалось нам не по зубам. Сначала появилась раздражительность, потом нетерпимость, а за воротами уже притаилась ненависть. И мы приняли решение больше не встречаться. Воспоминания о Стокгольме легли тяжелым камнем на душу каждого. Из старых былых обычаев остался только один — встреча на Рождество, которое мы проводили в Швеции, проверяя целостность своей добычи. Все лежало в надежном бункере.
Никакого веселья. Скорее, праздник превращался в обычную рабочую встречу, где мы отмечались, ставя галочку в журнале. Мол, все мы живы, здоровы и ничего не изменилось. Каждый из нас соблюдает обет молчания и помнит о принятом уставе. Все так. Но мы уже другие. Кто-то взлетел под облака, а кто-то скатился в сточную канаву.
Последняя такая встреча состоялась год назад, когда одного из нас не стало, а двое на встречу вовсе не приехали, отделавшись поздравительными телеграммами и сухими извинениями за невозможность приехать. Сейф нам открыть не удалось. Гибель одного из партнеров никого особо не расстроила, а его доля, переданная в общий котел, не обрадовала. Мне показалось, они не верят, что когда-нибудь в их руки попадут большие деньги и жизнь каждого изменится в корне. Они воспринимали стертый в памяти годами дерзкий акт как детскую игру, не более того. Слишком легко и просто, слишком быстро и безболезненно пролетел знаменитый вояж в Стокгольм. Они так и не поняли, что произошло на самом деле.
Три дня страха и стресса. Годы стерли их из памяти. Я же относился к совершенному акту как к красной странице своей жизни. Это был пик моей удачи!
Зенит славы! В отличие от остальных, я работал над планом несколько месяцев, подготавливал плацдарм, выверял, проверял, испытывал, готовил, строил и сплетал паутину, завязывая каждый узелок на перекрестье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Таисия со спортивной сумкой наперевес уверенной походкой направлялась к арке дома, выходящей на улицу.
Опыт в таких делах, как слежка, у детектива имелся богатый. Несмотря на свою яркую внешность, он мог слиться с толпой и раствориться в общем потоке.
Тая прошла вниз, в сторону набережной, не больше двадцати шагов и свернула к кафе.
Очень удачно, решил Журавлев. Если она здесь назначает кому-то встречи, то все просто, но рискованно. Такие вещи может понимать и простой смертный. Но, вероятно, девушка решила перекусить. Судя по рассказам Насти, ей не на что заказывать себе обеды из ресторана в номер.
Он вошел следом. Тая пересекла зал и скрылась в женской комнате.
Вадим сел за столик у стены и стал тихо ждать.
И все же он оказался прав. Не будет Таисия сидеть целыми днями в своем номере и плевать в потолок. Она ведет активный образ жизни, и это естественно в ее положении. И не так она глупа, чтобы не понимать, что ее взяли под наблюдение. Вот почему ключ торчал снаружи. Он и сейчас там же, в скважине у всех на виду. Пусть считают, что она в гостинице, а если зайдут, то она сможет сказать, что отлучалась в буфет или бар перекусить. А какие могут быть основания ей не верить? Жулики ей не страшны, в номере брать нечего, все свое она хранит в «ракушке». А потом та же уборщица, не привлекая внимания обслуги, вернется через служебную лестницу назад.
В этом он разобрался, и вопросов не возникало. Все встало на свои места.
Все ли? Журавлев едва со стула не свалился, когда через десять минут из туалета вышла родная сестра Таисии Ольга.
Они были очень похожи, но это была другая женщина. Походка, осанка, взгляд — Ольга пересекла зал и вышла на улицу. На плече у нее висела та же спортивная сумка, но одежда, туфли, цвет волос, глаз! Чудеса! Журавлев выскочил следом.
Девушка подошла к вишневым «жигулям» и открыла багажник.
Вадим сломя голову помчался во двор гостиницы, где стояла его машина. Он все еще не мог оправиться от шока.
Глава IV
За полгода до событий
1.
…Итак, в моих руках находилось три карточки. От сердечного приступа в расцвете сил умер мой самый надежный компаньон. Согласно договоренности и уставу, его душеприказчик прислал конверт на почтовый ящик, арендуемый нами уже шесть лет. Почту проверять доверили мне, я даже выписал несколько газет на этот адрес и ходил получать корреспонденцию каждый день. Первая карточка пришла год назад, когда Трофим Ямской попал в автокатастрофу, а через неделю после его гибели пришло письмо, в котором лежала карточка — код от заветной ячейки в одном из банков Стокгольма. Карточка стоимостью в миллион долларов. Когда-то мы не задумывались о деньгах. Прошли годы, и все поменялось. Страна превращалась в капиталистическую державу, появились олигархи — те самые монстры, живущие по законам джунглей, где сильный пожирает слабого. Сотни тысяч мелких лавочников разорились, им не хватило хитрости, наглости, ума, а главное, жестокости, чтобы выжить. Авантюризм и аферизм достигли совершенства, и мне уже не хватало знаний и фантазии, чтобы сочинять романы На должном уровне. Все мои книги устаревали еще до того, как я заканчивал последнюю главу. Они все еще сохраняли некоторое обаяние, но выглядели наивными и примитивными. Жизнь вокруг меня стала куда увлекательнее и разнообразнее той, которая разворачивалась на страницах моих романов. Я стал скучен, понимал это, но сделать ничего не мог. Тиражи падали.
Разумеется, у меня имелась своя ниша на книжном рынке, свои читатели, поклонники, но их становилось все меньше и меньше. Я выходил из моды, как двубортные костюмы, которые теперь носили лишь потерпевшие крах дельцы.
Появились новые имена, меня теснили с престола и с каждым днем я отодвигался на дальний план. Читатель созревал, умнел и становился требовательнее к авторам покупаемых книг. Нет, я еще не сошел с конвейера, но существовал по инерции.
Гонорары падали вместе с тиражами. Я уже не мог позволить себе поехать зимой в Альпы, а летом — на юг Франции. Меня ждал бесславный конец, как и тех, чьи книги исчезли с прилавков десять лет назад. Тогда моя звезда лишь только всходила. Мне казалось, что я вечен, как Дюма. Но так, очевидно, думал каждый до последней минуты, пока его творения не попадали в разряд выброшенной макулатуры. Ничто не вечно на этом свете! Больше года мне не протянуть. А что дальше?
Я сидел за своим письменным столом и тупо смотрел на три лежащие передо мной карточки. Теперь я обязан известить оставшихся в живых партнеров о том, что мы разбогатели еще на миллион долларов. Однако нам оставалось ждать своего часа еще четыре года.
Тогда мы не задумывались о сроках. Нам море было по колено, но десять лет — это не срок, это целая жизнь, эпоха, поколение. От былой дружбы ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик, буквально через год после ограбления века. Вернувшись в Россию, мы, сами того не замечая, все изменились.
Испытание оказалось нам не по зубам. Сначала появилась раздражительность, потом нетерпимость, а за воротами уже притаилась ненависть. И мы приняли решение больше не встречаться. Воспоминания о Стокгольме легли тяжелым камнем на душу каждого. Из старых былых обычаев остался только один — встреча на Рождество, которое мы проводили в Швеции, проверяя целостность своей добычи. Все лежало в надежном бункере.
Никакого веселья. Скорее, праздник превращался в обычную рабочую встречу, где мы отмечались, ставя галочку в журнале. Мол, все мы живы, здоровы и ничего не изменилось. Каждый из нас соблюдает обет молчания и помнит о принятом уставе. Все так. Но мы уже другие. Кто-то взлетел под облака, а кто-то скатился в сточную канаву.
Последняя такая встреча состоялась год назад, когда одного из нас не стало, а двое на встречу вовсе не приехали, отделавшись поздравительными телеграммами и сухими извинениями за невозможность приехать. Сейф нам открыть не удалось. Гибель одного из партнеров никого особо не расстроила, а его доля, переданная в общий котел, не обрадовала. Мне показалось, они не верят, что когда-нибудь в их руки попадут большие деньги и жизнь каждого изменится в корне. Они воспринимали стертый в памяти годами дерзкий акт как детскую игру, не более того. Слишком легко и просто, слишком быстро и безболезненно пролетел знаменитый вояж в Стокгольм. Они так и не поняли, что произошло на самом деле.
Три дня страха и стресса. Годы стерли их из памяти. Я же относился к совершенному акту как к красной странице своей жизни. Это был пик моей удачи!
Зенит славы! В отличие от остальных, я работал над планом несколько месяцев, подготавливал плацдарм, выверял, проверял, испытывал, готовил, строил и сплетал паутину, завязывая каждый узелок на перекрестье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86