«Вывеска — это все, — азартно утверждал Соловьев. — Что на витрине, то и в магазине». Андрей с горячностью новообращенного марксиста доказывал иное: «Ты посмотри, Вить, какое лицо у Александра Николаевича Яковлева. Подзаборный ханыга. Урка. Глянешь на такого и веришь — убьет, расчленит и закопает, не моргнув глазом. Между тем он член Политбюро ЦК, академик, умнейший на верхах человек». «Раз на морде написано, — возражал Соловьев, — значит, придет время — убьет и продаст. Никуда от этого он не денется».
Отспорив однажды, приятели никогда не возвращались к тому разговору, но Андрей всегда ощущал занозу собственной неправоты, засевшую в сознании. Физиономия человека, которого он избрал для подтверждения неправильности старых теорий, как раз их и утвердила. И вот, глядя на свиноблин Акулы, на котором поочередно выражались то наглость, то животный страх, Андрей готов был поднять руки и сказать Соловьеву, окажись он здесь: «Витя, ты прав!»
— Так дать тебе время остыть и подумать? — спросил Катрич и прищелкнул свободный браслет наручников к трубе-стояку, проходившей снизу вверх в углу каморки. — Я могу погулять...
— Что тебе надо от меня, гад?! — истошно заорал Акула.
— Раз! — сказал Катрич и загнул большой палец левой руки. — Счет пошел.
— Что «раз»? — не понял Акула.
— Желтая карточка и штрафное очко. Я поганых слов на свой счет не терплю и за каждое объявляю предупреждение. Дойдет до пяти — назначу пенальти.
— Что тебе надо?! — уже без ругани выкрикнул Акула.
— Правду, гражданин Окулов. Так ведь в законе твоя фамилия?
Ответа не последовало.
— Ладно, молчание — знак согласия. А теперь, что слыхал о деле Николая Шаврова?
— Кто это? — делая наивный вид, спросил Акула.
— Не знаешь? Ну, молоток! Не слыхал ни о самом случае, ни даже фамилии? Ну, хват!
Акуле явно недоставало здравого смысла, и он отрицал все сразу, без колебаний.
— Не, начальник, не слыхал. Век свободы не видать...
Катрич усмехнулся:
— Век, конечно, много, но пятилетку не увидишь, это точно.
— Кончились ваши большевистские пятилетки, — заученно бросил Акула. — Иные пошли времена. Теперь по таким срокам никто не тянет.
— Ничего, ты у меня высидишь от звонка до звонка. Будь уверен.
— Ну нет, — мотнул головой Акула и сморщился, неосторожным движением причинив себе боль.
— А что знаешь по делу полковника Буракова?
— А ничего.
— Смотри, старлей, — сказал Катрич, — по-моему, мальчик явно не понимает, куда он попал, и все еще верит, что я с ним играю в КВН. Придется употребить власть, чтобы он понял: здесь не шутят.
Катрич взял с тумбочки, стоявшей в углу, свою резиновую палку и, поигрывая ею, сделал шаг к Акуле.
— Я ему сейчас напомню, как он ударил старика-пенсионера Артюхина за то, что тот отказался платить дань этим мордоворотам...
— Начальник! — завопил Акула, испуганно отшатнулся и снова застонал, ощутив боль в руке.
— Я тебя что, ударил?
— Не-е-ет, — подтвердил Акула.
— Тогда заруби на носу: у меня есть показания, что в день убийства полковника тебя видели за рулем зеленого «Москвича». Того, в котором приехал и уехал автоматчик. Будешь мне лапшу на уши вешать?
— Я только руля крутил. Не стрелял. Даже не выходил из машины. Не виноват ни в чем.
— Так уж не виноват? Будто не знал, куда и зачем едешь.
— Не знал! — горячо возразил Акула. — Падла буду!
— Ты давно падла, — сказал Катрич. — Кого вез?
— Клянусь, не знаю. Он морду в колготки обул.
— Дуру валяешь? Он что, так и шел в засаду в колготках?
— Что ж ты, гад, не веришь, — задухарился Акула.
— Два, — сказал Катрич. — Учти, еще три желтых карточки и я тебе сломаю вторую грабку.
— Валяй! — отчаянно прогудел Акула.
— Не сейчас, — усмехнулся Катрич. — Чуть позже. Вот отпущу стажера, — кивок в сторону Андрея. — Он у нас человек новый и не поймет, если я тебя разделаю, как бог черепаху. Так что валяй, набирай пока очки. Или ты не веришь, что я могу?
Акула болезненно сморщился, скривил губы:
— Тебя кто не знает? Это же ты уложил Жору Кубаря? И как с гуся вода...
— Мыслишь верно, а ведешь себя глупо.
— Что ты от меня хочешь?! — закричал Акула.
— Кого вез?
— Клянусь, не знаю. Армяшка какой-то. Хмурый.
— Допустим, не знаешь. Как же ты его называл?
— Никак. За все время даже не говорили. Он, может, и по-русски ни бум-бум.
— Хорошо. Кто тебя нанимал?
— Иди ты!..
— Три, — оборвал Катрич. — Запомни, после пяти я отпущу стажера.
— Эфиоп нанимал! — заорал Акула истерически. — Эфиоп! Век сво...
— Умнеешь, Окулов, — похвалил Катрич. — Выходит, учиться тебе не поздно. Теперь скажи, куда вы свалили, когда автоматчик сел в машину?
— Сразу рванули направо за угол. Потом даванули по переулку за Черноморское шоссе...
— Кончай травить, — остановил его Катрич и прищурился, будто прицеливаясь. — Тревога прошла через девять минут, и далеко по Черноморке умотать вы не могли.
Акула сверкнул глазами.
— Мы погрузили машину на пятой овощной базе...
— Как — погрузили?
— Загнали в коровник. Такой трейлер с высокими бортами. Для перевозки скота.
— А сами?
— В разные стороны. Я на трамвай и на хазу. Куда тот потопал, не знаю.
— А что машина?
— Ее загодя продали, и на овощной базе ждали покупатели. Чеченцы из Грозного. Они знали, что «колеса» в розыске, и сразу приняли свои меры...
— До пяти лет ты свои грехи, Окулов, скостил честно, — сказал Катрич. — Вставай, поедем.
— Куда? — В вопросе звучала плохо скрываемая тревога.
— В Задонский райотдел. К майору Метелице.
— У-у-у, — в отчаянии застонал Акула и затылком несколько раз стукнулся о стену.
— Знает кошка, чье мясо съела, — ехидно заметил Катрич и отстегнул наручник от стояка. — У него с Метелицей свои счеты. И тот уже не спустит дело на тормозах. Верно, Окулов?
— На сегодня свободен, — объявил Катрич Андрею, когда они вышли из Задонского райотдела. — У меня свои дела набежали, а ты поразмышляй на досуге.
— О чем? — Андрей не сумел скрыть недоумения.
— Над тем, как жить дальше. Мы объявили войну. Не сомневаюсь, та сторона уже поняла это. Шушеры вроде Акулы у них пруд пруди, но заправляют мужики головастые и крутые. Ответ не заставит ждать. Вот тогда и пойдет — как это у вас говорят? — открытый бокс...
— Я готов. — Андрей чуть улыбнулся и сделал круговые движения плечами.
— Кулаки, друг мой, не все. Здесь в подмогу нужен и «товарищ Макаров».
— Кто?
— Это, старлей, пистолет! — засмеялся Катрич, довольный неожиданной подначкой.
Андрей взорвался давно копившимся раздражением, благо подвернулся подходящий предлог.
— Кончишь ты наконец с этим «старлеем»?! У меня что, имени нет?
— По имени, Андрюша, я привык называть друзей. А им со мной не очень везет. К кому привяжусь — того и теряю. Колю Шаврова, ты знаешь, застрелили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Отспорив однажды, приятели никогда не возвращались к тому разговору, но Андрей всегда ощущал занозу собственной неправоты, засевшую в сознании. Физиономия человека, которого он избрал для подтверждения неправильности старых теорий, как раз их и утвердила. И вот, глядя на свиноблин Акулы, на котором поочередно выражались то наглость, то животный страх, Андрей готов был поднять руки и сказать Соловьеву, окажись он здесь: «Витя, ты прав!»
— Так дать тебе время остыть и подумать? — спросил Катрич и прищелкнул свободный браслет наручников к трубе-стояку, проходившей снизу вверх в углу каморки. — Я могу погулять...
— Что тебе надо от меня, гад?! — истошно заорал Акула.
— Раз! — сказал Катрич и загнул большой палец левой руки. — Счет пошел.
— Что «раз»? — не понял Акула.
— Желтая карточка и штрафное очко. Я поганых слов на свой счет не терплю и за каждое объявляю предупреждение. Дойдет до пяти — назначу пенальти.
— Что тебе надо?! — уже без ругани выкрикнул Акула.
— Правду, гражданин Окулов. Так ведь в законе твоя фамилия?
Ответа не последовало.
— Ладно, молчание — знак согласия. А теперь, что слыхал о деле Николая Шаврова?
— Кто это? — делая наивный вид, спросил Акула.
— Не знаешь? Ну, молоток! Не слыхал ни о самом случае, ни даже фамилии? Ну, хват!
Акуле явно недоставало здравого смысла, и он отрицал все сразу, без колебаний.
— Не, начальник, не слыхал. Век свободы не видать...
Катрич усмехнулся:
— Век, конечно, много, но пятилетку не увидишь, это точно.
— Кончились ваши большевистские пятилетки, — заученно бросил Акула. — Иные пошли времена. Теперь по таким срокам никто не тянет.
— Ничего, ты у меня высидишь от звонка до звонка. Будь уверен.
— Ну нет, — мотнул головой Акула и сморщился, неосторожным движением причинив себе боль.
— А что знаешь по делу полковника Буракова?
— А ничего.
— Смотри, старлей, — сказал Катрич, — по-моему, мальчик явно не понимает, куда он попал, и все еще верит, что я с ним играю в КВН. Придется употребить власть, чтобы он понял: здесь не шутят.
Катрич взял с тумбочки, стоявшей в углу, свою резиновую палку и, поигрывая ею, сделал шаг к Акуле.
— Я ему сейчас напомню, как он ударил старика-пенсионера Артюхина за то, что тот отказался платить дань этим мордоворотам...
— Начальник! — завопил Акула, испуганно отшатнулся и снова застонал, ощутив боль в руке.
— Я тебя что, ударил?
— Не-е-ет, — подтвердил Акула.
— Тогда заруби на носу: у меня есть показания, что в день убийства полковника тебя видели за рулем зеленого «Москвича». Того, в котором приехал и уехал автоматчик. Будешь мне лапшу на уши вешать?
— Я только руля крутил. Не стрелял. Даже не выходил из машины. Не виноват ни в чем.
— Так уж не виноват? Будто не знал, куда и зачем едешь.
— Не знал! — горячо возразил Акула. — Падла буду!
— Ты давно падла, — сказал Катрич. — Кого вез?
— Клянусь, не знаю. Он морду в колготки обул.
— Дуру валяешь? Он что, так и шел в засаду в колготках?
— Что ж ты, гад, не веришь, — задухарился Акула.
— Два, — сказал Катрич. — Учти, еще три желтых карточки и я тебе сломаю вторую грабку.
— Валяй! — отчаянно прогудел Акула.
— Не сейчас, — усмехнулся Катрич. — Чуть позже. Вот отпущу стажера, — кивок в сторону Андрея. — Он у нас человек новый и не поймет, если я тебя разделаю, как бог черепаху. Так что валяй, набирай пока очки. Или ты не веришь, что я могу?
Акула болезненно сморщился, скривил губы:
— Тебя кто не знает? Это же ты уложил Жору Кубаря? И как с гуся вода...
— Мыслишь верно, а ведешь себя глупо.
— Что ты от меня хочешь?! — закричал Акула.
— Кого вез?
— Клянусь, не знаю. Армяшка какой-то. Хмурый.
— Допустим, не знаешь. Как же ты его называл?
— Никак. За все время даже не говорили. Он, может, и по-русски ни бум-бум.
— Хорошо. Кто тебя нанимал?
— Иди ты!..
— Три, — оборвал Катрич. — Запомни, после пяти я отпущу стажера.
— Эфиоп нанимал! — заорал Акула истерически. — Эфиоп! Век сво...
— Умнеешь, Окулов, — похвалил Катрич. — Выходит, учиться тебе не поздно. Теперь скажи, куда вы свалили, когда автоматчик сел в машину?
— Сразу рванули направо за угол. Потом даванули по переулку за Черноморское шоссе...
— Кончай травить, — остановил его Катрич и прищурился, будто прицеливаясь. — Тревога прошла через девять минут, и далеко по Черноморке умотать вы не могли.
Акула сверкнул глазами.
— Мы погрузили машину на пятой овощной базе...
— Как — погрузили?
— Загнали в коровник. Такой трейлер с высокими бортами. Для перевозки скота.
— А сами?
— В разные стороны. Я на трамвай и на хазу. Куда тот потопал, не знаю.
— А что машина?
— Ее загодя продали, и на овощной базе ждали покупатели. Чеченцы из Грозного. Они знали, что «колеса» в розыске, и сразу приняли свои меры...
— До пяти лет ты свои грехи, Окулов, скостил честно, — сказал Катрич. — Вставай, поедем.
— Куда? — В вопросе звучала плохо скрываемая тревога.
— В Задонский райотдел. К майору Метелице.
— У-у-у, — в отчаянии застонал Акула и затылком несколько раз стукнулся о стену.
— Знает кошка, чье мясо съела, — ехидно заметил Катрич и отстегнул наручник от стояка. — У него с Метелицей свои счеты. И тот уже не спустит дело на тормозах. Верно, Окулов?
— На сегодня свободен, — объявил Катрич Андрею, когда они вышли из Задонского райотдела. — У меня свои дела набежали, а ты поразмышляй на досуге.
— О чем? — Андрей не сумел скрыть недоумения.
— Над тем, как жить дальше. Мы объявили войну. Не сомневаюсь, та сторона уже поняла это. Шушеры вроде Акулы у них пруд пруди, но заправляют мужики головастые и крутые. Ответ не заставит ждать. Вот тогда и пойдет — как это у вас говорят? — открытый бокс...
— Я готов. — Андрей чуть улыбнулся и сделал круговые движения плечами.
— Кулаки, друг мой, не все. Здесь в подмогу нужен и «товарищ Макаров».
— Кто?
— Это, старлей, пистолет! — засмеялся Катрич, довольный неожиданной подначкой.
Андрей взорвался давно копившимся раздражением, благо подвернулся подходящий предлог.
— Кончишь ты наконец с этим «старлеем»?! У меня что, имени нет?
— По имени, Андрюша, я привык называть друзей. А им со мной не очень везет. К кому привяжусь — того и теряю. Колю Шаврова, ты знаешь, застрелили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35