— Проходили ли ночью через ворота машины?
— Нет, вообще в течение ночи по бетонке в сторону КПП машины не проходили.
— Вы каким-то образом отмечаете их въезд и выезд из зоны?
— Так точно. Указываем время, номера машин, фамилии старших.
Следующим перед дознавателем предстал начальник караула прапорщик Козорез, тот, который первым обнаружил преступление и сообщил о нем командиру бригады.
Прапорщик нервно кусал губу. Он никогда не думал, что в целом-то рутинное караульное дело, главной трудностью в котором для служаки было повторение тех же самых действий через сутки на третьи, может приобрести разворот, последствия которого предугадать нельзя. Суть любого следствия в армейских условиях заключается в том, чтобы подобрать наиболее удобного человека, потом назначить его виновным и примерно наказать. Тем более это опасно, когда у тебя нет хорошего заступника — папы-генерала, мамы в администрации губернатора, дяди-банкира. А нет в родне таких, дело твое труба — глуши двигатель, сливай воду. Значит, с дознавателем, хотя тот и сослуживец, ухо надо держать востро, потому что в жизни самые верные друзья и самые заклятые враги — сослуживцы.
Пугало Козореза и то, что он многое знал о государственном демократическом правосудии. Для того чтобы статистика борьбы с криминалом в армейских условиях выглядела более убедительной, военному суду выгоднее прихватить и привлечь к ответственности четырех прапорщиков, чем одного генерала. Да и простор для проявления судейской принципиальности тем шире, чем меньше размер звездочек, лежащих на погонах военнослужащего. В самом деле, не станет же капитан Лев, который подчинен полковнику Зотову, валить всю вину на своего же шефа, если её можно поровну разложить на других, взятых из более легкой весовой категории.
Ко времени, когда Козорез предстал перед дознавателем, уже нашли Гильмутдинова, который был жив, но находился без сознания в лазарете. Обнаружили и пролом в ограждении охраняемой зоны, в который выехал с территории преступник. Теперь Лев точно мог назвать его фамилию — Чикин, поскольку водитель дежурной машины соучастником убийцы и грабителя явно не был. В этих условиях главным для дознавателя стало выяснение того, почему часовые, охранявшие наружную ограду, не засекли несанкционированного прорыва преступника из запретной зоны наружу.
— Дело в том, — объяснил Козорез, — что в карауле для часовых на периметре скользящий график.
— Объясни, что значит «скользящий график»?
— В связи с сокращением штатов, мы не можем обеспечить часовыми все вышки, которые гарантируют надежную охрану зоны. Поэтому часть вышек пустует. По скользящему графику система расстановки охраны регулярно меняется. На пустовавшие места выставляются часовые, с других они в то же время снимаются. Это мера вынужденная.
— Значит, какие-то участки периметра временами остаются открытыми?
— Да, но о том, какие именно участки не защищены, знают немногие.
— И это при том, что электротехническая система охраны на внешней линии города снята?
— Так точно. Она осталась только на ограде технической зоны.
— Мог рядовой Чикин знать такого рода детали?
— Да, безусловно. От состава караула, заступившего на суточное дежурство, такие сведения не скроешь…
Закончив допрос Козореза, капитан Лев попросил его:
— Не в службу, пригласи ко мне срочно Гуся. Сумеешь найти?
— Так точно! — Козорез был рад, что пока для него все обошлось благополучно.
***
Прапорщик Леонид Гусь в строю без малого двадцать лет. Широколицый, скуластый с едва заметной азиатской узостью глаз, всегда перетянутый поясом и портупеей, в надраенных до блеска сапогах, он строг, но справедлив: дважды за один проступок никогда не наказывает; прежде, чем наказать нарушителя, выясняет, кому должно за непорядок достаться, но заранее честно предупреждает всех: «Щас вот разберусь как следует и накажу кого попало»! Всерьез или шутит — поди, угадай.
В бригаду Гусь попал по переводу из отдельного специального батальона вместе с капитанами Львом и Бурковым, с прапорщиком Щербо. И, конечно, оказавшись в новом коллективе, четверо сослуживцев продолжали сохранять между собой более тесные товарищеские отношения, чем с другими.
Поэтому, когда Гусь узнал о том, что его пригласил капитан Лев, прапорщик воспринял известие без волнения.
— Леонид, — начал разговор капитан Лев, я бы и сам сделал то, что хочу предложить тебе, но меня до конца дознания никуда из гарнизона не отпустят. А этого подонка Чикина надо догнать и открутить ему башку. Ты знаешь, я уже давно не служу идее, но здесь такой случай…
— Бросьте, товарищ капитан. Так я вам и поверю, что вы идее не служите. Денег нам не платят, значит в России единственные патриоты — военные. Служат за так, ко всему хрен знает кому…
— Не в этом дело, Леонид. Ни ты, ни я идее давно не служим. Нет у нас её. Поэтому никакой гуманностью руководствоваться в отношении поганцев, поднимающих руку на членов нашего братства, я не намерен.
— Согласен.
— Леонид, пойди к комбригу. Пусть разрешит тебе двинуть по следу.
— Товарищ капитан, где этот след найдешь?
— Он побежал на север.
— С чего это вдруг? Моча бросилась в голову? Там же на сотню верст глухая тайга.
— Насчет мочи ты прав: она его шибанула по мозгам уже тогда, когда он решил затеять всю эту булду. А на север он побежал в расчете, что его там будет труднее найти. Даже если будут искать.
— Возможно и так, но почему вы решили, что он попрется на север?
— В дежурке с топокарты он оторвал верхнюю часть.
— Докладывали комбригу?
— Доложу, когда закончу допросы.
***
Полковник Зотов прапорщика Гуся знал и ценил. Иногда говорил о нем: грамотешки такому побольше, ещё тот Лебедь из него вышел бы, потом хоть в президенты.
Ко всему Гусь силен физически: на соревнованиях в бригаде по поднятию тяжестей кинул вверх на вытянутую руку двухпудовую гирю (тридцать два кило — не халам-балам!) аж четыреста сорок раз. Это даже болельщикам надоело, и они потихоньку начали расходиться.
Голос у Гуся — труба. И владеет он им в совершенстве: команды подает протяжно, тоном ровным, спокойным, без пережима:
— Рё-от-та, равняйсь!
Солдаты рывком бросают головы в сторону правого плеча, так что, похоже, будто их сдуло порывом ветра. Любо-здорово видеть командирскому глазу такое однообразие. Но существует ещё и строгий старшинский принцип: «я не знаю, как должно быть, но все вы делаете неправильно». Короче, если тебе подчиненные угодили с первого раза, то ты плохой командир. Гусь впитал в себя понимание этой истины с давних пор и традиций не нарушает. Потому как ни старайся, с первого раза прапору не угодишь.
— Отставить! — И опять Гусь командует спокойно, без раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46