ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И не только потому, что в отличие от солдат регулярной армии партизаны по определению оккупантов стояли вне закона: пожалуй, сильней всего тревожила, переходила прямо в тоску, та общая неопределённость, когда все приходится делать не так, как обычно, а на ощупь, в ненарушимо жёстких рамках. Даже с питанием и то возник вопрос, который незаметно превратился в проблему — не очень-то хотелось партизанам входить в контакт с местным населением раньше, чем будет выполнено первое задание. Даже не то слово — не хотелось. При создании отряда им просто-напросто запрещалось входить в контакт. Конечно, во временной изоляции заключался смысл и, надо полагать, немалый. Но подобная предосторожность оправдывалась бы лишь при условии, что партизаны кроме оружия получат на армейском складе и пищевое довольствие на несколько суток; абсолютно никто не допускал ещё вчера поворота, при котором отряд окажется в нынешнем положении. По крайней море, первое столкновение с реальностью, с так называемой жизнью, показало, насколько далеки были организаторы отряда от того, чтобы хоть примерно представить себе сложности, с которыми партизанам придётся серьёзно считаться уже через несколько часов самостоятельных действий.
Добывать харч пошёл комиссар Баранов. Так было решено между ним и командиром. Правда, Баранову будто нарочно выпадало идти: в нескольких километрах от Горбовичского леса жил в деревне его брат Архип. Но не в этом крылась главная причина решения, — что, мол, недалеко живёт комиссаров брат. Имелось в виду нечто другое. Причина была в ответственности, которую каждый чувствовал за порученное дело и которая исключала бы всякую случайность, могущую усложнить положение отряда. В ответственности и в доверии.
В деревне, когда туда как будто бы ненароком заявился Степан Баранов, немцев ещё не видали, а брат Архип оказался дома. Он был намного старше Степана, поэтому не подлежал мобилизации.
Но разжиться харчами Степану Павловичу у брата своего не удалось. Тот как только открыл дверь, так и заявил грубо через порог:
— Хочешь накликать беду на меня да на мою семью? Ступай прочь, пока тебя никто в деревне не узнал.
— А я даже не знал, что ты дома…— растерянно уставился на него Степан.
— А где мне прикажешь быть?
— Ну-у!…
— Хотел ходить в больших начальниках, дак теперь…
— Мне харчей нужно.
— Нехай тебе подают в другом месте. Говорю, ступай прочь!
Можно представить, что почувствовал после этого комиссар. Он вытер брызнувшие слезы и повернул с братова двора.
В последней хате из окна на улицу выглянула старуха:
— Ты что это, Павлович, ходишь, будто неприкаянный, и не страшишься? — спросила.
— Есть хочу, — пожаловался он, как бывало в детстве, когда отбрасывались и не принимались в расчёт более серьёзные причины.
— А что у брата? Нет никого?
— Нет, — солгал он.
— Ну, тогда заходь ко мне. Покормлю.
Баранов плохо знал эту старую женщину, ведь явился не в родную деревню, не туда, где родился; Архип жил здесь в примаках и не каждый год наведывался домой — то на шахты ездил вместе с другими фартовыми мужиками, то лёгкого заработка искал на стороне. Понятно, что и Степану не часто доводилось бывать здесь. Как говорится, раз в год по обещанию. Но каким-то образом запомнился он этой женщине, запал ей в память, и вот теперь она узнала его.
Комиссар был рад, что старуха не чуждалась его и в расспросы не вдавалась, ей довольно было услышать, что у брата никого на этот раз не оказалось, и она поверила.
Хата её была хоть и старая, не ровесница ли хозяйке, однако поштукатурена и побелена внутри, — прямо светлица! Особенно украшало её множество висевших на образах и прямо на стене вышитых полотенец, словно на выработку их пошла вся жизнь старухи. Вещей особых не было, кроме тех, что принадлежали хозяйке, наверно, она жила в одиночестве не первый год.
Открыв заслонку, она принялась доставать ухватом из печи чугунки. Сначала один, потом другой. Чугунки были маленькие, величиной с хороший кулак, значит, варила только на себя. Но знакомцу, который вдруг так просто признался, что хочет есть, но пожалела.
Баранов улыбнулся её щедрости:
— Этого мало. Я не один. Со мной — несколько человек.
— Ахти мне! — всплеснула она руками. — Где ж они?
— В лесу.
— А сколько их тама?
— Много.
— Дак… И рада бы услужить тебе, Павлович, и твоим дружкам, но этой еды, что наварена у меня, и правда, на всех не хватит. — Она постояла неподвижно, словно в великом удивлении, что так получилось, потом снова всплеснула руками, видно, у неё была такая привычка: — Но уж как-нибудь поможем. Ты вот зараз садись за стол да ешь, что поставлю, а я на огород побегу, бульбы накопаю. Тогда будет чем накормить и тебя, и тех, кто с тобой в лесу. Это недолго, только печку затопить да поставить бульбу вариться в мундире. Хочешь один большой чугун, а хочешь два. Как, подождёшь?
— Подожду.
— Тогда садись, ешь. Я вот тут сегодня себе готовила… Правда, ещё не пробовала, рано ещё, но просяная каша, сдаётся, уже упрела. Это из старого проса. Ныне не было. Дак ешь. И щец с хлебушком похлебай. А сама я покуда обойдусь.
Баранов подождал, пока хозяйка ставила с припечка чугунки на стол, потом доставала краюху хлеба из большой ступы, которая, видать, служила в её домашнем хозяйстве иной раз вместо шкафчика.
— Ну, садись, ешь, — снова распорядилась она, словно до сих пор ещё не верила окончательно, что он послушается. — А я зараз. Я быстро. Ай, может, не в мундире надо бульбу варить вам? Может, просто, по-нашему?
— В мундире быстрей будет, — сказал, садясь за стол, комиссар.
— В мундире-то и правда быстрей будет, — согласилась она. — Только очищенная бульба по-нашему завсегда считалась вкусней. Нечищенную мы свиньям варим.
Схватив из-под топчана ивовую корзину, старуха словно в неожиданной какой радости живо выскочила за порог, брякнула в сенях щеколдой. На огороде она пробыла недолго. Не успел комиссар опростать чугунок с горячими щами, чтобы подвинуть к себе другой, с кашей, как она уже вернулась, перебросила через порог корзину с картошкой, потом и сама ввалилась в хату.
Когда варят картошку в мундире, хлопот хозяйке немного, только помыть хорошенько да поставить её в печь. Но теперь картошка была ещё молодая, с непрочной, потёртой кожицей, поэтому чистить её пришлось все равно — перетереть одну за другой в руках и кое-где тронуть ножом.
Не составило труда для хозяйки и дрова разжечь в печи.
За какие-то полчаса все было сделано в доме, оставалось только сидеть да ждать, когда картошка сварится.
Но хозяйка попалась неугомонная:
— А видел ли хоть ты, Павлович, немцев? — спросила она, немного помолчав.
— Нет, — ответил комиссар.
— Мы тоже пока не видывали, — словно сожалея, отметила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95