Лестницы наши, спускавшиеся в несколько маршей с платформы на платформу, были очень устойчивы; тем не менее, когда мы с суперинтендантом уже добрались до пролома и наблюдали, как с фонарем в руке к нам спускается Али, горло мне перехватило дурное предчувствие. В тот момент я решил, что от событий последних дней у меня попросту расшалились нервы, однако события последующие показали, что для подобных предчувствий имелись все основания. Как бы то ни было, у нас под ногами уже был мощенный булыжником пол тоннеля. Веймаут остановился рядом со мной, тяжело дыша.
— По идее там должен быть вход, — пояснил я, махнув рукой в сторону, где тоннель шел вверх. — Только через пятнадцать ярдов путь полностью блокирован. И даже если удастся прорваться — один Бог знает, сколько там еще ловушек и поворотов. Впрочем, нам там делать нечего. Наша дорога — вниз.
И я повернул туда, где нас уже ждала неясная фигура Али. Свет фонарей едва озарял его бородатое лицо, делая его похожим на маску. Я кивнул ему, и мы начали спуск по извилистому тоннелю. Перед последним поворотом Али остановился и предупреждающе поднял руку с фонарем.
— Перед нами колодец, Веймаут, — объяснил я. — Он никуда не ведет, но достаточно глубок, чтобы свернуть шею. Держитесь левой стены.
Мы осторожно обогнули ловушку, подготовленную древними зодчими для грабителей, рискнувших нарушить покой гробницы. Затем миновали крутой поворот — здесь Али оставил один из фонарей, чтобы легче было идти обратно. Спуск стал круче.
— Теперь впереди каменная решетка, — продолжал я свои пояснения. — Шеф считал, что она загораживает вход в усыпальницу. Возможно, через несколько часов работы мы бы туда и проникли. Вот она, видите?
Али остановился, поднял фонарь и внезапно вскрикнул. Я оттолкнул Веймаута и подскочил к нему. Араб повернулся; в свете фонаря лицо у него было белым и застывшим, как у привидения.
— Боже мой! — Я вцепился в его руку.
Треугольное отверстие, достаточно большое, чтобы пропустить человека, зияло в левом нижнем углу решетки. Али поднял фонарь повыше. Я посмотрел вверх и увидел неровный пролом в правом углу.
— Что это значит? — хрипло спросил Веймаут.
— Это значит, — таким же внезапно охрипшим голосом ответил я, — что кто-то завершил нашу работу… причем точно так, как планировал сэр Лайонел!
Склеп в «Могиле Черной Обезьяны» был необычен.
Впрочем, по архитектуре он ничем не отличался от прочих захоронений, которые мне довелось повидать. Отличали его покрывающие стены фрески, на которых бесконечными рядами были изображены черные обезьяны. Ничего больше. Никаких надписей не было. Проломленная решетка, сквозь которую мы проникли, создавала странный пробел в непрерывном марше обезьян.
В дальнем углу в нижней части стены виднелось квадратное отверстие. Я предположил, что оно может вести в переднюю комнату — так иногда бывает в египетских захоронениях. В склепе решительно ничего не было, кроме каменного саркофага; его тяжелую крышку кто-то аккуратно снял и положил на пол. Внутри я увидел совершенно обычный деревянный футляр, в котором, по всей видимости, лежала мумия. Я говорю: «по всей видимости», потому что с него крышку не сняли, и это меня поразило. Либо футляр с мумией оказался самым малоценным предметом в склепе, а все остальное уже утащили, либо ворам что-то помешало в самый момент их триумфа.
Я как сейчас вижу эту сцену. Али, стоящий неподвижно будто статуя, высоко поднял фонарь; туманная фигура Веймаута у одного конца саркофага, и я, лицом к нему, у другого; черные обезьяны, непрерывным потоком марширующие вокруг нас. И в эту неподвижную картину, замершую в таинственной глубине египетской гробницы, внезапно вторгся жуткий звук…
— Что это? — прошептал Веймаут.
Мы стояли, напряженно вслушиваясь, доведенные до той грани состояния рассудка, когда самый здравомыслящий человек начинает верить в привидения.
Звук приближался.
Теперь стало понятно, что это чьи-то тихие, крадущиеся шаги.
Веймаут пришел в себя первым.
— Быстро! — шепнул он, махнув рукой в сторону квадратного проема в углу. — Вон в ту дыру! И тихо! Чтобы ни звука…
Вслед за Али мы пересекли склеп, и наш проводник исчез в отверстии. Лишь неясный, призрачный свет его фонаря освещал теперь помещение.
— Вперед! — нетерпеливо скомандовал Веймаут.
Я присел и тихо скользнул в дыру. Суперинтендант последовал за мной.
Али что-то быстро проговорил по-арабски.
— Накрой фонарь! — свирепо прошептал Веймаут. — И молчи!
Али чем-то прикрыл фонарь, и мы оказались в абсолютной темноте.
Араб снова что-то прошептал.
— Да замолчи же ты! — цыкнул на него Веймаут.
Али Махмуд затих. Он был одним из самых храбрых людей, каких я когда-либо встречал, но сейчас, судя по голосу, буквально трясся от страха. В какой-то степени я догадывался, что он хотел сказать, и это пугало меня еще больше.
Шорох шагов смолк. Воздух был до невозможности спертым, как обычно в подобных местах. Я встал на колени и осторожно выглянул в надежде что-нибудь увидеть, если таинственный пришелец догадался прихватить с собой фонарь.
Тяжелое дыхание у меня над ухом подсказало, что Веймаут последовал моему примеру. У меня не было ни малейшего представления о размерах нашего убежища.
Мягкие, осторожные шаги послышались снова.
— Он уже совсем рядом, — прошептал суперинтендант. — Не шевелитесь!
Воцарилась абсолютная тишина. Я слышал, как тикают часы у меня на запястье. Прошла еще минута.
Затем забрезжил рассеянный свет, озарив решетку входа с проломом внизу. Еще минуту спустя он усилился, и я понял, что пришелец пользуется электрическим фонарем. Странно, но это открытие принесло мне некоторое облегчение. Бог знает, чего я ожидал, но мысль, что таинственный гость не чурается достижений современной науки, рассеяла суеверные страхи.
Дыхание Веймаута стало совсем неслышным.
В проеме появилась фигура. На пол упал веер ослепительно-белого света.
Пришелец наклонился и пролез в пролом. По характерной легкой походке и черному свободному одеянию я понял, что передо мной арабская женщина. В руке она действительно держала карманный фонарик. Однако в данный момент сама рука заинтересовала меня куда больше.
Она была тонка, изящна и выхолена в праздности, эта незабываемая рука, исполненная совершенной и потому даже какой-то отталкивающей прелести, с покрытыми ярким лаком ногтями изысканной формы, с длинным большим пальцем, нежная и вместе с тем жестокая, как бархатная лапа тигрицы.
Я почувствовал, как дыхание мое невольно учащается. Пальцы Веймаута сжали мое плечо.
Видел ли он то же, что и я? Понял ли он?
Женщина бесшумно двинулась к саркофагу. На ногах у нее были мягкие, свободные туфли, обнажающие лодыжки — столь же совершенные, будто выточенные из слоновой кости, строгой и вместе с тем чувственной, как и рука, формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— По идее там должен быть вход, — пояснил я, махнув рукой в сторону, где тоннель шел вверх. — Только через пятнадцать ярдов путь полностью блокирован. И даже если удастся прорваться — один Бог знает, сколько там еще ловушек и поворотов. Впрочем, нам там делать нечего. Наша дорога — вниз.
И я повернул туда, где нас уже ждала неясная фигура Али. Свет фонарей едва озарял его бородатое лицо, делая его похожим на маску. Я кивнул ему, и мы начали спуск по извилистому тоннелю. Перед последним поворотом Али остановился и предупреждающе поднял руку с фонарем.
— Перед нами колодец, Веймаут, — объяснил я. — Он никуда не ведет, но достаточно глубок, чтобы свернуть шею. Держитесь левой стены.
Мы осторожно обогнули ловушку, подготовленную древними зодчими для грабителей, рискнувших нарушить покой гробницы. Затем миновали крутой поворот — здесь Али оставил один из фонарей, чтобы легче было идти обратно. Спуск стал круче.
— Теперь впереди каменная решетка, — продолжал я свои пояснения. — Шеф считал, что она загораживает вход в усыпальницу. Возможно, через несколько часов работы мы бы туда и проникли. Вот она, видите?
Али остановился, поднял фонарь и внезапно вскрикнул. Я оттолкнул Веймаута и подскочил к нему. Араб повернулся; в свете фонаря лицо у него было белым и застывшим, как у привидения.
— Боже мой! — Я вцепился в его руку.
Треугольное отверстие, достаточно большое, чтобы пропустить человека, зияло в левом нижнем углу решетки. Али поднял фонарь повыше. Я посмотрел вверх и увидел неровный пролом в правом углу.
— Что это значит? — хрипло спросил Веймаут.
— Это значит, — таким же внезапно охрипшим голосом ответил я, — что кто-то завершил нашу работу… причем точно так, как планировал сэр Лайонел!
Склеп в «Могиле Черной Обезьяны» был необычен.
Впрочем, по архитектуре он ничем не отличался от прочих захоронений, которые мне довелось повидать. Отличали его покрывающие стены фрески, на которых бесконечными рядами были изображены черные обезьяны. Ничего больше. Никаких надписей не было. Проломленная решетка, сквозь которую мы проникли, создавала странный пробел в непрерывном марше обезьян.
В дальнем углу в нижней части стены виднелось квадратное отверстие. Я предположил, что оно может вести в переднюю комнату — так иногда бывает в египетских захоронениях. В склепе решительно ничего не было, кроме каменного саркофага; его тяжелую крышку кто-то аккуратно снял и положил на пол. Внутри я увидел совершенно обычный деревянный футляр, в котором, по всей видимости, лежала мумия. Я говорю: «по всей видимости», потому что с него крышку не сняли, и это меня поразило. Либо футляр с мумией оказался самым малоценным предметом в склепе, а все остальное уже утащили, либо ворам что-то помешало в самый момент их триумфа.
Я как сейчас вижу эту сцену. Али, стоящий неподвижно будто статуя, высоко поднял фонарь; туманная фигура Веймаута у одного конца саркофага, и я, лицом к нему, у другого; черные обезьяны, непрерывным потоком марширующие вокруг нас. И в эту неподвижную картину, замершую в таинственной глубине египетской гробницы, внезапно вторгся жуткий звук…
— Что это? — прошептал Веймаут.
Мы стояли, напряженно вслушиваясь, доведенные до той грани состояния рассудка, когда самый здравомыслящий человек начинает верить в привидения.
Звук приближался.
Теперь стало понятно, что это чьи-то тихие, крадущиеся шаги.
Веймаут пришел в себя первым.
— Быстро! — шепнул он, махнув рукой в сторону квадратного проема в углу. — Вон в ту дыру! И тихо! Чтобы ни звука…
Вслед за Али мы пересекли склеп, и наш проводник исчез в отверстии. Лишь неясный, призрачный свет его фонаря освещал теперь помещение.
— Вперед! — нетерпеливо скомандовал Веймаут.
Я присел и тихо скользнул в дыру. Суперинтендант последовал за мной.
Али что-то быстро проговорил по-арабски.
— Накрой фонарь! — свирепо прошептал Веймаут. — И молчи!
Али чем-то прикрыл фонарь, и мы оказались в абсолютной темноте.
Араб снова что-то прошептал.
— Да замолчи же ты! — цыкнул на него Веймаут.
Али Махмуд затих. Он был одним из самых храбрых людей, каких я когда-либо встречал, но сейчас, судя по голосу, буквально трясся от страха. В какой-то степени я догадывался, что он хотел сказать, и это пугало меня еще больше.
Шорох шагов смолк. Воздух был до невозможности спертым, как обычно в подобных местах. Я встал на колени и осторожно выглянул в надежде что-нибудь увидеть, если таинственный пришелец догадался прихватить с собой фонарь.
Тяжелое дыхание у меня над ухом подсказало, что Веймаут последовал моему примеру. У меня не было ни малейшего представления о размерах нашего убежища.
Мягкие, осторожные шаги послышались снова.
— Он уже совсем рядом, — прошептал суперинтендант. — Не шевелитесь!
Воцарилась абсолютная тишина. Я слышал, как тикают часы у меня на запястье. Прошла еще минута.
Затем забрезжил рассеянный свет, озарив решетку входа с проломом внизу. Еще минуту спустя он усилился, и я понял, что пришелец пользуется электрическим фонарем. Странно, но это открытие принесло мне некоторое облегчение. Бог знает, чего я ожидал, но мысль, что таинственный гость не чурается достижений современной науки, рассеяла суеверные страхи.
Дыхание Веймаута стало совсем неслышным.
В проеме появилась фигура. На пол упал веер ослепительно-белого света.
Пришелец наклонился и пролез в пролом. По характерной легкой походке и черному свободному одеянию я понял, что передо мной арабская женщина. В руке она действительно держала карманный фонарик. Однако в данный момент сама рука заинтересовала меня куда больше.
Она была тонка, изящна и выхолена в праздности, эта незабываемая рука, исполненная совершенной и потому даже какой-то отталкивающей прелести, с покрытыми ярким лаком ногтями изысканной формы, с длинным большим пальцем, нежная и вместе с тем жестокая, как бархатная лапа тигрицы.
Я почувствовал, как дыхание мое невольно учащается. Пальцы Веймаута сжали мое плечо.
Видел ли он то же, что и я? Понял ли он?
Женщина бесшумно двинулась к саркофагу. На ногах у нее были мягкие, свободные туфли, обнажающие лодыжки — столь же совершенные, будто выточенные из слоновой кости, строгой и вместе с тем чувственной, как и рука, формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52