— Сразу же после того, как я решил ехать в Каир. Я же и распорядился, чтобы тело переместили в эту хижину… как вы знаете, после сэра Лайонела я был вторым человеком в экспедиции. Форестер согласился, хотя клятвенно заверил меня, что жизнь в теле окончательно угасла. Переносили тело также под моим непосредственным руководством. Потом я запер хижину и вручил ключи Форестеру. До поезда было еще много времени, поэтому я вернулся в свою палатку — хотел вздремнуть перед поездкой.
— И как, удалось?
— Нет. Так и проворочался без сна до самого отъезда.
— Вы не заметили в ту ночь ничего необычного?
— Как же! — подумав, вспомнил я. — Собаки выли очень странно. Настолько, что Али Махмуд уверял, будто это вовсе и не собаки. Но тут, наверное, сказалось нервное напряжение. Мы все нервничали. Правда, собак мы и в самом деле не нашли, хотя и искали.
— Хм… В котором часу это было?
— Боюсь, точно не скажу. Но незадолго до рассвета.
— После того, как тело перенесли сюда, хижину открывали?
— Нет.
— Вот тут вы, пожалуй, ошиблись, — задумчиво промолвил Веймаут. — Есть еще один вопрос, который я хотел бы выяснить, мистер Гревилль. Вы упоминали о племяннице сэра Лайонела. Где она была во время трагедии и где находится сейчас?
Конечно же, я ждал этого вопроса. И тем не менее совершенно не представлял, как на него ответить. Краем глаза я заметил, что доктор Петри с любопытством наблюдает за моей реакцией.
— Я не знаю, где она, — вынужден был признаться я, понимая, как странно звучат мои слова.
— Что? — воскликнул Веймаут. — Но она ведь, насколько я понимаю, штатный фотограф экспедиции.
— Она действительно… но… А, ладно! Мы поссорились. Она уехала в Луксор еще во вторник, в середине дня. С тех пор я ее не видел.
— О, теперь понимаю, — сочувственно кивнул суперинтендант. — Прошу прощения, я не сразу уловил, в чем тут дело. Сэр Лайонел знал об ее отсутствии?
— Он, как всегда, все обратил в шутку. Это была его обычная манера. Она частенько оставалась в Луксоре и целыми днями работала там.
— Он одобрял… э-э-э… ну, вы понимаете?..
— Да. Во всяком случае, мне так казалось.
— Полагаю, если она все еще не вернулась, то не знает, что произошло?
— По всей видимости. Но я очень беспокоюсь…
— Естественно. — Веймаут вновь посерьезнел. — А теперь, мистер Гревилль, попросите войти Форестера.
Я открыл дверь и вышел в ночную тьму. Мне показалось, что наш мирный лагерь окружает совершенно иная атмосфера, которой, будь моя воля, я не хотел бы давать определения даже мысленно. Атмосфера ужаса.
Что могло означать исчезновение тела сэра Лайонела? Кому и какая могла быть от этого польза? И, наконец, что это за таинственная информация, которую явно скрывали от меня Веймаут и Петри?
Три этих вопроса непрерывно крутились у меня в голове, пока я пересекал лагерь. Луна успела скрыться за склоном горы, но звезды были великолепны. И вдруг поток моих мыслей сменил направление. Больше я не мог думать ни о чем, кроме Раймы.
Ее пустая палатка была как раз передо мной. Вход в нее скрывала густая тень. Мне показалось, что я снова слышу ее голос:
— Если я стою вам поперек дороги, — сказала она тогда, — то могу и уйти…
Поперек дороги! Интересно, что она имела в виду? Выяснить это я так и не успел — она уехала. Без сомнения, ее ввели в заблуждение. Но где она сейчас? И знает ли, что случилось?
Какая-то сила заставила меня заглянуть в ее палатку. И стоило мне это сделать — тут же произошли два совершенно неожиданных события: где-то, совсем близко от лагеря, раздался мрачный вой собак; и в темноте палатки что-то шевельнулось!
Подавив готовый вырваться из горла крик, я вытянул руки, наклонился вперед, и… стройное, нежное тело оказалось в моих объятиях!
Я не мог поверить тому, что это действительно свершилось, пока она не вскрикнула:
— Шан! Шан, мне больно!
— Райма! — воскликнул я, чувствуя, что сердце мое готово выскочить из груди.
Больше я не говорил ничего. Наклонившись, я прильнул к ее устам в отчаянном страхе, что больше такой возможности мне может не представиться.
Благодарение Богу, сомнения оказались напрасны. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Прижавшись друг к другу, мы молча слушали, как затихает вдали жуткий вой.
— Шан! — прошептала она. — Шан, дорогой, я боюсь!
Воспользовавшись дарованным мне правом, я попытался горячими поцелуями утешить ее.
— Когда ты вернулась, дорогая? — спросил я чуть позже, когда мы наконец спустились на грешную землю.
— Вместе с Али. Он мне все рассказал… об этом. Конечно же, я должна была приехать.
Райма положила мне на грудь свою восхитительно растрепанную головку.
— Я не хочу, чтобы ты меня ругал, — пролепетала она. — Хотя, конечно же, я виновата. Нет, пожалуйста, Шан. Я в самом деле имела в виду только то, что сказала. Действительно, думала, что мешаю.
— Мешаешь? Но кому?
— Если ты будешь со мной разговаривать в таком тоне, я не стану отвечать. К тому же сейчас и не время. Я должна была сегодня вернуться, даже если бы пришлось ехать одной. Мне надо рассказать тебе что-то совершенно необычное…
— А я вам говорю, это были вовсе не собаки, — внезапно услышали мы голос Форестера совсем рядом с палаткой.
— Это и в самом деле был кто-то другой, — прошептала Райма. — Однако тебе пора идти, Шан. Не бойся, я уже в порядке. Кто там, в большой хижине?
— Доктор Петри и суперинтендант Веймаут.
— Они ведь были старыми друзьями… верно?
— Да, дорогая. Не отчаивайся. Я понимаю, это звучит абсурдно, но у них есть теория, что шеф… — я запнулся.
— Пожалуйста, скажи мне.
— В это трудно поверить, Райма. Сам я, во всяком случае, не верю. Но они считают, что он, возможно, жив!
Она внезапно крепко прижалась ко мне.
— Я тоже так думаю, — услышал я ее прерывающийся шепот.
— Вы же знаете, Гревилль, я никогда не одобрял эту экспедицию, — сказал Форестер. — «Гробница Лафлера» — место нехорошее.
Мы возвращались к хижине.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, уж это вы знаете не хуже меня. Со времен Лафлера к ней никто не притрагивался. Правда, старик Зейтланд собирался тут покопаться.
— Он недавно умер в Лондоне.
— Знаю. А что касается француза…
— Вы имеете в виду Лафлера?
— Кого же еще? Он ведь, помнится, умер году в 1908-м или 1909-м, верно? — Форестер остановился перед дверью хижины. — Но я не помню… кажется, поговаривали, будто он исчез…
Я напряг память. В свое время мне доводилось что-то слышать об этой истории, но дело было давно, и я уже почти ничего не помнил.
— Да, — наконец медленно проговорил я, — помнится, была там какая-то странная история. Но стоит ли об этом вспоминать, Форестер? Странного у нас теперь и тут хватает. Признаться, со мной никогда раньше не случалось ничего подобного.
— Со мной тоже, откровенно говоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52