Нет, наглая и грустная, а вообще — глаз не отвести.
— Ну понятно, обалдел, значит. А почему она у тебя пленку выдернула?
— Сказала: «Извини, но я плохо получаюсь на фотографиях». Да. Так и сказала, что плохо получается на фотографии. Ее возле этой дохлой собаки в гробу и близко не было! Она стояла сама по себе. На вас смотрела.
Они немного помолчали, потом Карпелов завел машину и поехал.
— Если ты ей не понравился как фотограф, она могла сразу у своей могилки у тебя пленку выдернуть. Нет, друже, она тебе подножку сделала, когда увидела, что за тобой бежит фээсбэшник!
— Она испугалась, что они проявят эту пленку!.. — радостно подхватил Миша Январь.
— Есть какие-нибудь интересные моменты для нас во всем этом или вообще — чистый бред! — воскликнул Карпелов.
— Ну как, — задумался Январь, — она очень загорелая, я хочу сказать, что ее лицо, оно было без косметики и загорелое. Как будто только что с юга. Вся в черном. И издевалась.
— Издевалась?
— Ну да. Словно она знала, что мы только вот ее фотографии в «Плейбое» разглядывали. Плохо она получается, — усмехнулся Январь.
— Ты такой пришибленный, потому что тебя федералы потрепали или приложился хорошо? Миша Январь задумчиво потер шею.
— Честно? — спросил он, отвернувшись к окну.
— Как получится, — пожал плечами Карпелов.
— Я, конечно, приложился, но она у меня все время стоит перед глазами, ничего поделать не могу. Есть же женщины на свете! Сразу понимаешь, зачем нужны мужики.
— Значит, она тебе не померещилась? Все-таки бессонная ночь, этот журнал, может, это твое воображение?
— Вот вы и не верите. Давайте профессионально подойдем к этому. Она в городе. Она кого-то провожала на кладбище, потому как была в черном. Она не хочет, чтобы ее фотографировали. За час можно выяснить, что она там делала. Нам это надо? Вопрос! В органах она числится умершей, вы хотите, чтобы мы перековыряли эту ее подставку только для того, чтобы пожурить за снимки в голом виде? Да я для нее что хочешь сделаю. Если позовет, — добавил грустный Январь.
— Ну что ж, тогда давай закончим дело Пеликана. Поедешь к кошке Маркизе. Лишний не будешь. Кстати, у меня такая идея появилась. Мамацуи — это имя, так? Допустим, я знаю, что у тебя есть собака. Я как скажу? Мишина собака. А у этого Мамацуи есть удав, я узнал.
— Удав Мамацуи, — кивнул Миша, — я понял, у удава нет имени. Просто удав. Почему бы мне не поехать к этому удаву, раз кошку уже охраняют?
— Мы кошку не охраняем, а очень даже надеемся, что ее пристрелят, тогда можно будет конкретно засаду использовать. Это раз. Попробуй прорвись в японское консульство, даже если удаву посла угрожает опасность, это два. Невозможно же объяснить! Этот директор, он русский, а впал в полную истерику, кричит, что мы сошли с ума. Так что ты поезжай к кошке, отдохни там немного, а я к завтрашнему дню постараюсь вытрясти из Пеликана, откуда у него дискета.
— Пеликан не знал, что Мамацуи — не кличка, — задумчиво сказал Миша. — Он информацией воспользовался выборочно. Когда он посылал записки о смерти созвучных кличкам бандитов животных, он хотел снять на кладбище офицеров милиции. Такая вот хохма выходила.
— Допустим, — подхватил его мысль Карпелов. — Пеликан уверен, что Мамацуи — кличка бандита или криминального элемента, ведь все остальное на этой дискете — криминал! Он узнает у ветеринара или по другим каналам, что есть удав Мамацуи, но ему и в голову не приходит, что этот удав живет у человека по имени Мамацуи. Если же этот гаденыш все знает и хочет отправить японскому консульству записку о похоронах Мамацуи!.. Ну как же мне надоели эти дохлые собаки, крокодилы и белые мыши посла Нигерии!
— А что там насчет сердечного ритма удава? — поинтересовался задумчиво Январь. — Отличается наверняка.
— Тебя и близко не подпустят к японцу.
— А если я сделаю такую морду лица, как будто… — вдохновенно начал Январь, но Карпелов его перебил:
Вылечи сначала на этой морде синяк.
Сначала Пеликан сказал, что нашел дискету случайно: валялась в одном студенческом общежитии. Карпелов вопросов задавал мало, сосредоточенно писал, изредка бросая на Пеликана внимательный взгляд, но не пристрастный, а так, словно задумался, как правильно составить предложение. Пеликан бубнил про общежитие, на столе все время трезвонил телефон, Карпелов стучал поднятой трубкой или быстро проговаривал «я занят, потом», в окна ударил сильный теплый дождь, отрезав их от действительности пеленой воды на стеклах, тикали громко настенные часы, и Пеликан наконец не выдержал.
— Что вы все время пишите? — спросил он. — Вы же не слышите, что я говорю!
— Что? А, точно, не слышу, да мне это и не надо. Протокол пишу, потом эту, докладную начальству, еще объяснительную. А куда спешить? Мой напарник сейчас выяснит, откуда у тебя дискета. Тогда я и запишу твои показания на эту тему. Я уже понял, что говорить с тобой просто так бесполезно, ты дурак еще по молодости лет и не чувствуешь, когда тебя топят, а когда из дерьма вытаскивают.
— Какого дерьма? — поинтересовался Пеликан, распахнув ресницы.
Карпелов отложил ручку, откинулся на спинку стула и посмотрел на Пеликана в задумчивости.
— Кто следующий после пса Харитона? — спросил он через несколько минут.
— Я не знаю, — пожал плечами Пеликан и потупил глаза.
— Нет, ну ты же спросил про дерьмо, я тебе объясняю. Если следующая — кошка Маркиза, то считай, что тебе повезло, а вот если удав посла!..
— Не знаю никакого посла, — промямлил Пеликан.
— Конечно, не знаешь, это и есть основная составляющая дерьма. Ты не знаешь посла по имени Мамацуи, но знаешь, что есть удав. Твоя ошибка в том, что Мамацуи — это не кличка.
Ты, конечно, знаешь, где владельцы пресмыкающихся, змей и рептилий лечат своих подопечных? Правильно, в зоопарке есть такой врач, — удовлетворенно сказал Карпелов, пронаблюдав, как Пеликан отрицательно мотает головой. — И если ты залез к этому доктору в картотеку, то обнаружил запись «удав Мамацуи». Ты решил, что это — кличка, и она тебе подходит, потому как есть и на дискете, которую ты… где нашел?
— В общежитии, — прошептал Пеликан, не поднимая глаз.
— Ну конечно, в общежитии. Теперь смотри. Твой убийца-умелец прикончит за то время, пока мы разговариваем, удава этого самого посла Мамацуи, а твои друзья отошлют следующую записку. Куда? Пеликан, куда?
— В отдел внутренних дел. — Пеликан все еще шептал.
— Понятно. Опять, значит, в отдел. Только в отделе эту хохму не поймут и на кладбище не поедут, потому что нет такого плохого дяди Мамацуи в наших данных, понимаешь.
Пеликан поднял глаза и смотрел несколько секунд сквозь Карпелова, словно что-то вдруг понял.
— Я отдал весь список этому стрелку, — сказал он резким голосом. — Он сказал, что точно не знает, кто следующий, как повезет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Ну понятно, обалдел, значит. А почему она у тебя пленку выдернула?
— Сказала: «Извини, но я плохо получаюсь на фотографиях». Да. Так и сказала, что плохо получается на фотографии. Ее возле этой дохлой собаки в гробу и близко не было! Она стояла сама по себе. На вас смотрела.
Они немного помолчали, потом Карпелов завел машину и поехал.
— Если ты ей не понравился как фотограф, она могла сразу у своей могилки у тебя пленку выдернуть. Нет, друже, она тебе подножку сделала, когда увидела, что за тобой бежит фээсбэшник!
— Она испугалась, что они проявят эту пленку!.. — радостно подхватил Миша Январь.
— Есть какие-нибудь интересные моменты для нас во всем этом или вообще — чистый бред! — воскликнул Карпелов.
— Ну как, — задумался Январь, — она очень загорелая, я хочу сказать, что ее лицо, оно было без косметики и загорелое. Как будто только что с юга. Вся в черном. И издевалась.
— Издевалась?
— Ну да. Словно она знала, что мы только вот ее фотографии в «Плейбое» разглядывали. Плохо она получается, — усмехнулся Январь.
— Ты такой пришибленный, потому что тебя федералы потрепали или приложился хорошо? Миша Январь задумчиво потер шею.
— Честно? — спросил он, отвернувшись к окну.
— Как получится, — пожал плечами Карпелов.
— Я, конечно, приложился, но она у меня все время стоит перед глазами, ничего поделать не могу. Есть же женщины на свете! Сразу понимаешь, зачем нужны мужики.
— Значит, она тебе не померещилась? Все-таки бессонная ночь, этот журнал, может, это твое воображение?
— Вот вы и не верите. Давайте профессионально подойдем к этому. Она в городе. Она кого-то провожала на кладбище, потому как была в черном. Она не хочет, чтобы ее фотографировали. За час можно выяснить, что она там делала. Нам это надо? Вопрос! В органах она числится умершей, вы хотите, чтобы мы перековыряли эту ее подставку только для того, чтобы пожурить за снимки в голом виде? Да я для нее что хочешь сделаю. Если позовет, — добавил грустный Январь.
— Ну что ж, тогда давай закончим дело Пеликана. Поедешь к кошке Маркизе. Лишний не будешь. Кстати, у меня такая идея появилась. Мамацуи — это имя, так? Допустим, я знаю, что у тебя есть собака. Я как скажу? Мишина собака. А у этого Мамацуи есть удав, я узнал.
— Удав Мамацуи, — кивнул Миша, — я понял, у удава нет имени. Просто удав. Почему бы мне не поехать к этому удаву, раз кошку уже охраняют?
— Мы кошку не охраняем, а очень даже надеемся, что ее пристрелят, тогда можно будет конкретно засаду использовать. Это раз. Попробуй прорвись в японское консульство, даже если удаву посла угрожает опасность, это два. Невозможно же объяснить! Этот директор, он русский, а впал в полную истерику, кричит, что мы сошли с ума. Так что ты поезжай к кошке, отдохни там немного, а я к завтрашнему дню постараюсь вытрясти из Пеликана, откуда у него дискета.
— Пеликан не знал, что Мамацуи — не кличка, — задумчиво сказал Миша. — Он информацией воспользовался выборочно. Когда он посылал записки о смерти созвучных кличкам бандитов животных, он хотел снять на кладбище офицеров милиции. Такая вот хохма выходила.
— Допустим, — подхватил его мысль Карпелов. — Пеликан уверен, что Мамацуи — кличка бандита или криминального элемента, ведь все остальное на этой дискете — криминал! Он узнает у ветеринара или по другим каналам, что есть удав Мамацуи, но ему и в голову не приходит, что этот удав живет у человека по имени Мамацуи. Если же этот гаденыш все знает и хочет отправить японскому консульству записку о похоронах Мамацуи!.. Ну как же мне надоели эти дохлые собаки, крокодилы и белые мыши посла Нигерии!
— А что там насчет сердечного ритма удава? — поинтересовался задумчиво Январь. — Отличается наверняка.
— Тебя и близко не подпустят к японцу.
— А если я сделаю такую морду лица, как будто… — вдохновенно начал Январь, но Карпелов его перебил:
Вылечи сначала на этой морде синяк.
Сначала Пеликан сказал, что нашел дискету случайно: валялась в одном студенческом общежитии. Карпелов вопросов задавал мало, сосредоточенно писал, изредка бросая на Пеликана внимательный взгляд, но не пристрастный, а так, словно задумался, как правильно составить предложение. Пеликан бубнил про общежитие, на столе все время трезвонил телефон, Карпелов стучал поднятой трубкой или быстро проговаривал «я занят, потом», в окна ударил сильный теплый дождь, отрезав их от действительности пеленой воды на стеклах, тикали громко настенные часы, и Пеликан наконец не выдержал.
— Что вы все время пишите? — спросил он. — Вы же не слышите, что я говорю!
— Что? А, точно, не слышу, да мне это и не надо. Протокол пишу, потом эту, докладную начальству, еще объяснительную. А куда спешить? Мой напарник сейчас выяснит, откуда у тебя дискета. Тогда я и запишу твои показания на эту тему. Я уже понял, что говорить с тобой просто так бесполезно, ты дурак еще по молодости лет и не чувствуешь, когда тебя топят, а когда из дерьма вытаскивают.
— Какого дерьма? — поинтересовался Пеликан, распахнув ресницы.
Карпелов отложил ручку, откинулся на спинку стула и посмотрел на Пеликана в задумчивости.
— Кто следующий после пса Харитона? — спросил он через несколько минут.
— Я не знаю, — пожал плечами Пеликан и потупил глаза.
— Нет, ну ты же спросил про дерьмо, я тебе объясняю. Если следующая — кошка Маркиза, то считай, что тебе повезло, а вот если удав посла!..
— Не знаю никакого посла, — промямлил Пеликан.
— Конечно, не знаешь, это и есть основная составляющая дерьма. Ты не знаешь посла по имени Мамацуи, но знаешь, что есть удав. Твоя ошибка в том, что Мамацуи — это не кличка.
Ты, конечно, знаешь, где владельцы пресмыкающихся, змей и рептилий лечат своих подопечных? Правильно, в зоопарке есть такой врач, — удовлетворенно сказал Карпелов, пронаблюдав, как Пеликан отрицательно мотает головой. — И если ты залез к этому доктору в картотеку, то обнаружил запись «удав Мамацуи». Ты решил, что это — кличка, и она тебе подходит, потому как есть и на дискете, которую ты… где нашел?
— В общежитии, — прошептал Пеликан, не поднимая глаз.
— Ну конечно, в общежитии. Теперь смотри. Твой убийца-умелец прикончит за то время, пока мы разговариваем, удава этого самого посла Мамацуи, а твои друзья отошлют следующую записку. Куда? Пеликан, куда?
— В отдел внутренних дел. — Пеликан все еще шептал.
— Понятно. Опять, значит, в отдел. Только в отделе эту хохму не поймут и на кладбище не поедут, потому что нет такого плохого дяди Мамацуи в наших данных, понимаешь.
Пеликан поднял глаза и смотрел несколько секунд сквозь Карпелова, словно что-то вдруг понял.
— Я отдал весь список этому стрелку, — сказал он резким голосом. — Он сказал, что точно не знает, кто следующий, как повезет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93