Время от времени она сжимала и разжимала пальцы, грудь ее вздымалась от неровного дыхания. Волосы ее были зачесаны назад и собраны в пучок. Руки теребили складки длинной юбки. Она обвела торопливым, испуганным взглядом всех собравшихся, и глаза ее наполнились страхом.
Ораторы взирали на нее – кто с жалостью, кто с неудовольствием. Деларми вообще не удосужилась посмотреть на нее – делала вид, что не замечает ее присутствия.
Гендибаль легко и нежно коснулся поверхности сознания Нови – как бы погладил его успокаивающей рукой. Он мог бы, конечно, приободрить ее, коснувшись ее руки или щеки, но в нынешних обстоятельствах это было невозможно, недопустимо.
Он сказал:
– Первый Оратор, я слегка успокоил сознание этой женщины, чтобы ее показания не были искажены страхом. Будет ли вам всем, Ораторы, угодно присоединиться ко мне и удостовериться, что, помимо успокоения, я больше никоим образом не воздействовал на ее сознание?
Ментальный голос Гендибаля так напугал Нови, что она в ужасе отшатнулась. Гендибаля это нисколько не удивило. Он понял, что она никогда не слышала, как разговаривают между собой сотрудники Второй Академии высокого ранга. Никогда в жизни ей еще не доводилось присутствовать при таком необычном общении, выражавшемся в диковинной, быстрой комбинации звуков, тона; интонации, выражения лица и мыслей. Испуг, однако, миновал так же быстро, как вспыхнул, едва только Гендибаль, образно говоря, смахнул его с сознания Нови.
На лице Нови воцарилось безмятежное спокойствие.
– Позади тебя стул, Нови, – сказал Гендибаль, – Садись, пожалуйста.
Нови немного неуклюже поклонилась и села.
Говорила она довольно-таки четко, и Гендибаль просил ее повторить сказанное лишь тогда, когда ее думлянский акцент становился слишком сильным. Иногда он повторял вопросы из формального уважения к заседателям.
Стычка между Гендибалем и Руфирантом была описана спокойно и подробно.
– Скажи; Нови, – спросил Гендибаль, – ты все видела от начала и до конца собственными глазами?
– Не, Господин, а то бы я быстрее покончить все это. Руфирант хороший парень быть, но не быть слишком умный.
– Но ты рассказала все, как было. Как это возможно, если ты всего не видела?
– Руфирант мне рассказать потом, когда я спрашивать. Он быть стыдно.
– Стыдно? Он когда-нибудь раньше вел себя так?
– Руфирант? Не, Господин. Он добрый быть, хотя и здоровый. Не забияка быть вовсе, и он бояться мученые. Он часто говорить: они могучие быть сильно, много сила есть у них.
– Почему же тогда он вел себя совсем по-другому, когда встретился со мной?
– Это странно быть. Мне не быть понятно. – Нови покачала головой. – Он быть не такой, как всегда. Я говорить ему: «Деревянный твой башка, как ты мог быть обижать мученый?» Он мне говорить: «Сам не знать, как такое случиться. Будто я быть не я, будто я смотреть, как кто-то другой делать это».
Оратор Чень прервал ее:
– Первый Оратор, какова ценность рассказа этой женщины? Что нам за дело до того, что она спросила и что ей ответил этот мужчина? Разве нельзя пригласить его самого и у него спросить об этом?
Гендибаль сообщил:
– Он здесь. Если, выслушав эту женщину, уважаемые Ораторы пожелают выслушать его показания, я тут же приглашу Кароля Руфиранта, моего недавнего обидчика. Если такового желания не возникнет, Стол может перейти к продолжению обсуждения дела, как только я закончу разговор с моей свидетельницей.
– Хорошо, – кивнул Первый Оратор. – Продолжайте опрос свидетельницы.
Гендибаль спросил:
– Ну а ты сама, Нови? Была ли ты похожа на себя, когда так гневно вмешалась в драку?
Мгновение Нови молчала. Маленькая морщинка залегла между ее бровей и тут же исчезла. Она сказала:
– Я не знать. Я не хотеть, чтобы кто-то делать плохое мученые, Я не сама думать, меня кто-то толкать вроде.
Помолчав, она добавила:
– Да, меня будто кто-то толкать.
Гендибаль сказал:
– Нови, сейчас ты уснешь. Ты не будешь думать ни о чем. Ты будешь отдыхать. Никакие сны тебе не приснятся.
Нови пробормотала что-то. Глаза ее закрылись, голова откинулась на высокую спинку стула.
Выждав мгновение, Гендибаль сказал:
– Первый Оратор, прошу вас, выдержав небольшой интервал, последовать за мной в сознание этой женщины. Вы наверняка заметите, как оно примитивно и симметрично. Это редкая удача, иначе вы не смогли бы увидеть то, что увидите… Вот… Здесь… Видите? Если остальные присоединятся… лучше, чтобы все одновременно…
Стол был положен на лопатки!
– У кого-либо есть сомнения? – спросил Гендибаль.
Деларми не заставила себя ждать:
– Да, я сомневаюсь, потому что… – и тут же осеклась, потому что даже ей было страшно произнести вслух то, о чем она подумала.
Гендибаль сказал за нее:
– Вам пришла в голову мысль о том, что я нарочно поработал над сознанием этой женщины с целью дачи ею ложных показаний? Вы, следовательно, такого высокого мнения обо мне, что полагаете, будто мне под силу видоизменить одну-единственную ментальную цепочку, не затронув близлежащие участки сознания? Если бы я действительно на такое был способен, разве я позволил бы всем вам так вести себя со мной? Разве я допустил бы, чтобы меня так унизили? Будь я способен сотворить такое, что все вы увидели в сознании этой женщины, вы все были бы беспомощны против меня… Неоспоримый факт состоит в том, что никто из нас, и я в том числе, не смог бы обработать сознание этой женщины так, как оно обработано. И тем не менее это сделано. – Он молча оглядел всех Ораторов поочередно и, задержав взгляд на лице Деларми, медленно, с расстановкой проговорил: – Теперь, если вы все не против, я вызову думлянского крестьянина, Кароля Руфиранта, которого я также обследовал и чье сознание было обработано точно так же.
– Не нужно, – сказал Первый Оратор, потрясенный до глубины души. – То, чему мы стали свидетелями, просто убийственно.
– В таком случае, – сказал Гендибаль, – будет ли мне позволено пробудить думлянку и отпустить ее? В приемной по моей просьбе ее ожидают те, кто проследит, чтобы ее выход из гипноза прошел безболезненно. – Когда за Нови закрылась дверь, Гендибаль проводил ее, нежно поддерживая за локоть, вернулся на свое место и сказал: – Подведем итоги. Итак, мы наблюдали изменения в сознании, произведенные методом, нам недоступным. Из этого следует, что библиотечные хранители совершенно спокойно могли, следуя чьему-то приказу, изъять материалы из Библиотеки. Теперь понятно, как было подстроено мое опоздание на заседание Стола. Мне угрожали. Меня спасли. В результате меня подвергли импичменту. Результат этого на вид столь естественного хода событий таков: я могу быть убран со сцены активных действий, с того пути, который я увидел и разработал и который угрожает нашим противникам, кем бы они ни были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Ораторы взирали на нее – кто с жалостью, кто с неудовольствием. Деларми вообще не удосужилась посмотреть на нее – делала вид, что не замечает ее присутствия.
Гендибаль легко и нежно коснулся поверхности сознания Нови – как бы погладил его успокаивающей рукой. Он мог бы, конечно, приободрить ее, коснувшись ее руки или щеки, но в нынешних обстоятельствах это было невозможно, недопустимо.
Он сказал:
– Первый Оратор, я слегка успокоил сознание этой женщины, чтобы ее показания не были искажены страхом. Будет ли вам всем, Ораторы, угодно присоединиться ко мне и удостовериться, что, помимо успокоения, я больше никоим образом не воздействовал на ее сознание?
Ментальный голос Гендибаля так напугал Нови, что она в ужасе отшатнулась. Гендибаля это нисколько не удивило. Он понял, что она никогда не слышала, как разговаривают между собой сотрудники Второй Академии высокого ранга. Никогда в жизни ей еще не доводилось присутствовать при таком необычном общении, выражавшемся в диковинной, быстрой комбинации звуков, тона; интонации, выражения лица и мыслей. Испуг, однако, миновал так же быстро, как вспыхнул, едва только Гендибаль, образно говоря, смахнул его с сознания Нови.
На лице Нови воцарилось безмятежное спокойствие.
– Позади тебя стул, Нови, – сказал Гендибаль, – Садись, пожалуйста.
Нови немного неуклюже поклонилась и села.
Говорила она довольно-таки четко, и Гендибаль просил ее повторить сказанное лишь тогда, когда ее думлянский акцент становился слишком сильным. Иногда он повторял вопросы из формального уважения к заседателям.
Стычка между Гендибалем и Руфирантом была описана спокойно и подробно.
– Скажи; Нови, – спросил Гендибаль, – ты все видела от начала и до конца собственными глазами?
– Не, Господин, а то бы я быстрее покончить все это. Руфирант хороший парень быть, но не быть слишком умный.
– Но ты рассказала все, как было. Как это возможно, если ты всего не видела?
– Руфирант мне рассказать потом, когда я спрашивать. Он быть стыдно.
– Стыдно? Он когда-нибудь раньше вел себя так?
– Руфирант? Не, Господин. Он добрый быть, хотя и здоровый. Не забияка быть вовсе, и он бояться мученые. Он часто говорить: они могучие быть сильно, много сила есть у них.
– Почему же тогда он вел себя совсем по-другому, когда встретился со мной?
– Это странно быть. Мне не быть понятно. – Нови покачала головой. – Он быть не такой, как всегда. Я говорить ему: «Деревянный твой башка, как ты мог быть обижать мученый?» Он мне говорить: «Сам не знать, как такое случиться. Будто я быть не я, будто я смотреть, как кто-то другой делать это».
Оратор Чень прервал ее:
– Первый Оратор, какова ценность рассказа этой женщины? Что нам за дело до того, что она спросила и что ей ответил этот мужчина? Разве нельзя пригласить его самого и у него спросить об этом?
Гендибаль сообщил:
– Он здесь. Если, выслушав эту женщину, уважаемые Ораторы пожелают выслушать его показания, я тут же приглашу Кароля Руфиранта, моего недавнего обидчика. Если такового желания не возникнет, Стол может перейти к продолжению обсуждения дела, как только я закончу разговор с моей свидетельницей.
– Хорошо, – кивнул Первый Оратор. – Продолжайте опрос свидетельницы.
Гендибаль спросил:
– Ну а ты сама, Нови? Была ли ты похожа на себя, когда так гневно вмешалась в драку?
Мгновение Нови молчала. Маленькая морщинка залегла между ее бровей и тут же исчезла. Она сказала:
– Я не знать. Я не хотеть, чтобы кто-то делать плохое мученые, Я не сама думать, меня кто-то толкать вроде.
Помолчав, она добавила:
– Да, меня будто кто-то толкать.
Гендибаль сказал:
– Нови, сейчас ты уснешь. Ты не будешь думать ни о чем. Ты будешь отдыхать. Никакие сны тебе не приснятся.
Нови пробормотала что-то. Глаза ее закрылись, голова откинулась на высокую спинку стула.
Выждав мгновение, Гендибаль сказал:
– Первый Оратор, прошу вас, выдержав небольшой интервал, последовать за мной в сознание этой женщины. Вы наверняка заметите, как оно примитивно и симметрично. Это редкая удача, иначе вы не смогли бы увидеть то, что увидите… Вот… Здесь… Видите? Если остальные присоединятся… лучше, чтобы все одновременно…
Стол был положен на лопатки!
– У кого-либо есть сомнения? – спросил Гендибаль.
Деларми не заставила себя ждать:
– Да, я сомневаюсь, потому что… – и тут же осеклась, потому что даже ей было страшно произнести вслух то, о чем она подумала.
Гендибаль сказал за нее:
– Вам пришла в голову мысль о том, что я нарочно поработал над сознанием этой женщины с целью дачи ею ложных показаний? Вы, следовательно, такого высокого мнения обо мне, что полагаете, будто мне под силу видоизменить одну-единственную ментальную цепочку, не затронув близлежащие участки сознания? Если бы я действительно на такое был способен, разве я позволил бы всем вам так вести себя со мной? Разве я допустил бы, чтобы меня так унизили? Будь я способен сотворить такое, что все вы увидели в сознании этой женщины, вы все были бы беспомощны против меня… Неоспоримый факт состоит в том, что никто из нас, и я в том числе, не смог бы обработать сознание этой женщины так, как оно обработано. И тем не менее это сделано. – Он молча оглядел всех Ораторов поочередно и, задержав взгляд на лице Деларми, медленно, с расстановкой проговорил: – Теперь, если вы все не против, я вызову думлянского крестьянина, Кароля Руфиранта, которого я также обследовал и чье сознание было обработано точно так же.
– Не нужно, – сказал Первый Оратор, потрясенный до глубины души. – То, чему мы стали свидетелями, просто убийственно.
– В таком случае, – сказал Гендибаль, – будет ли мне позволено пробудить думлянку и отпустить ее? В приемной по моей просьбе ее ожидают те, кто проследит, чтобы ее выход из гипноза прошел безболезненно. – Когда за Нови закрылась дверь, Гендибаль проводил ее, нежно поддерживая за локоть, вернулся на свое место и сказал: – Подведем итоги. Итак, мы наблюдали изменения в сознании, произведенные методом, нам недоступным. Из этого следует, что библиотечные хранители совершенно спокойно могли, следуя чьему-то приказу, изъять материалы из Библиотеки. Теперь понятно, как было подстроено мое опоздание на заседание Стола. Мне угрожали. Меня спасли. В результате меня подвергли импичменту. Результат этого на вид столь естественного хода событий таков: я могу быть убран со сцены активных действий, с того пути, который я увидел и разработал и который угрожает нашим противникам, кем бы они ни были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119