– Во-первых, – сказал Тревиз, – по нашему расстоянию от солнца и по тому, что размеры и положение на орбите, которые я изучал, прокладывая наш курс, указывают лишь на одну планету. Кроме того, у него есть кольцо.
– Кольцо? – озадаченно спросила Блисс.
– Вы видите его как тонкую бледную полоску, потому что смотрите почти с ребра. Мы можем подняться из плоскости системы, и вид будет лучше. Хотите?
– Мне бы не хотелось заставлять вас пересчитывать наш курс, Голан, – сказал Пилорат.
– О, компьютер сделает это без затруднений. – Он сел за пульт и положил руки на контуры, видневшиеся на нем… Машина, идеально настроенная на его разум, сделала остальное.
«Далекая Звезда», свободная от проблем, связанных с горючим и ощущением инерции, резко ускорилась, и Тревиз вновь почувствовал волну любви к компьютеру и кораблю, который так понимал его.
Неудивительно, что Основание хотело получить его обратно, а Компореллон желал иметь для себя. Единственной неожиданностью для Тревиза явилось то, что суеверия оказались настолько сильны, что заставили Компореллон отпустить корабль.
Соответственно вооруженный, он превосходил любой корабль в Галактике или же соединение кораблей… при условии, что в него не входил другой такой же корабль.
Но, разумеется, он не был вооружен. Мэр Бренно, передавая ему корабль, была достаточно осторожна, чтобы оставить его невооруженным.
Пилорат и Блисс внимательно смотрели, как планета Галлия медленно-медленно наклоняется к ним. Стал виден верхний полюс с завихрениями на большой площади, окружавшими его, а нижний ушел за край сферы.
На верхней стороне темная часть планеты вторглась в сферу оранжевого цвета, и прекрасный круг стал заметно кривым.
Самым интересным было то, что центральная полоса больше не была прямой, а изогнулась подобно прочим полосам на севере и юге, но более заметно.
Сейчас эта центральная полоса отчетливо уходила за край планеты и делала там узкую петлю. Об иллюзии не могло быть и речи; природа явления была ясна. Это было кольцо материи, опоясывающей планету и скрывающееся за ее дальней стороной.
– Надеюсь, этого достаточно, чтобы объяснить вам все, – сказал Тревиз. – Если бы мы поднялись над планетой, вы увидели бы кольцо в его круговой форме, опоясывающее планету, но нигде не касающееся ее. Вероятно, вы увидели бы, что это не одно, а несколько концентрических колец.
– Я не думал, что такое возможно, – сказал Пилорат. – Что держит его в пространстве?
– То же, что держит там спутник, – ответил Тревиз. – Кольца состоят из крошечных частиц, каждая из которых вращается вокруг планеты. Кольца так близки к планете, что эффект прилива не дает им объединиться в одно тело.
Пилорат покачал головой.
– Мне страшно, когда я думаю об этом, старина. Как получилось, что я прожил жизнь как ученый, а знаю об астрономии так мало?
– А я вообще ничего не знаю о легендах человечества. Никто не может постичь все знание… Есть мнение, что эти планетные кольца вполне обычная вещь. Почти каждый газовый гигант имеет их, даже если это просто тонкая полоска пыли. Так получилось, что у солнца Терминуса нет газового гиганта, поэтому, если житель Терминуса не является космическим путешественником или не прочел университетский учебник по астрономии, он ничего не узнает о планетарных кольцах. Необычным тут является то, что кольцо достаточно широко, чтобы быть ярким и заметным, подобно этому. Оно великолепно. Его ширина по крайней мере километров двести.
В этом месте Пилорат щелкнул пальцами.
– Так вот что имелось в виду!
Блисс пораженно уставилась на него.
– Что такое, Пил
– Однажды, – ответил Пилорат, – я наткнулся на обрывок стихотворения, очень древнего и написанного на архаической версии Галактического языка, который было трудно понять, но который был хорошим доказательством большого возраста стиха… Кстати, старина, я не жалуюсь на архаизмы. Моя работа сделала меня экспертом в разных вариантах старого Галактического языка, причем неплохим экспертом, хотя помимо своей работы я им не пользуюсь… Да, так о чем это я говорил?
– Об обрывке старого стихотворения, – напомнила Блисс.
– Спасибо, – поблагодарил Пилорат, затем повернулся к Тревизу. – Она держит нить моих рассуждений, чтобы вернуть меня обратно, если я отклонюсь от темы.
– Это только добавляет тебе очарования, Пил, – улыбаясь сказала Блисс.
– Так вот, этот обрывок стихотворения описывал систему, в которой находилась Земля. Почему это делалось, я не знаю, потому что полностью стихотворение не сохранилось, по крайней мере я не смог его обнаружить. Уцелел только этот отрывок, возможно, из-за своего астрономического содержания. В нем говорилось о сверкающем тройном кольце вокруг шестой планеты. Тогда я не понял, что это может быть за кольцо и, помнится, представил себе три круга на одной стороне планеты, расположенные в ряд. Это казалось таким бессмысленным, что я и не подумал включить его в свою библиотеку. Теперь я жалею, что не изучил его. – Он покачал головой. – Быть мифологом в сегодняшней Галактике – удел одиночек, которые забывают достойное изучения.
Тревиз утешительно заметил:
– Вероятно, вы были правы, игнорировав его, Яков. Было бы ошибкой принимать поэтическую болтовню буквально.
– Но ведь там имелось в виду это! – сказал Пилорат, указывая на экран. – Это то, о чем говорилось в стихотворении. Три концентрических кольца, более широких, чем сама планета.
– Я никогда не слышал о таком, – сказал Тревиз, – и не думаю, что кольца могут быть такими широкими. По сравнению с планетой они всегда очень узкие.
– Но мы никогда не слышали и об обитаемом мире с огромным спутником, – заметил Пилорат. – Или о планете с радиоактивной корой. Это просто уникум номер три. Если мы найдем планету, которая была бы заселена, не будь у нее высокой радиоактивности, с гигантским спутником, а у другой планеты этой системы будет широкое кольцо, можно будет не сомневаться, что мы нашли Землю.
– Согласен, Яков, – сказал Тревиз. – Если мы найдем все три уникума, то действительно найдем Землю.
– ЕСЛИ! – вздохнула Блисс.

30
Они были далеко от главных планет этой системы, находясь между двумя внешними планетами, так что сейчас значительных масс не было в пределах 1. 5 миллиардов километров. Впереди располагалось только узкое кометное облако, тяготение которого было незначительным.
«Далекая Звезда» двигалась со скоростью в 0.1 с, то есть в одну десятую скорости света. Тревиз хорошо знал, что теоретически корабль может ускоряться до скорости света, но знал так же и то, что практически 0.1 было разумным пределом.
При этой скорости можно было обогнуть любой объект с ощутимой массой, но не было возможности избежать бесчисленных частиц пыли, рассеянных в пространстве, а также еще более распространенных отдельных атомов и молекул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114