Освещение в комнате, куда они вошли, осталось слабым даже после того, как Бэндер усилил его своими жестами. Из нее вела дверь в коридор, по обе стороны которого находились меньшие комнаты. В каждой из них стояла одна или две разукрашенные вазы, иногда окруженные предметами, которые могли быть кинопроекторами.
– Что это, Бэндер? – спросил Тревиз.
– Родовые комнаты смерти, – ответил тот.

50
Пилорат с интересом огляделся.
– Надо полагать, здесь захоронен прах ваших предков?
– Если под «захоронен» вы подразумеваете похороны в земле, – сказал Бэндер, – то вы не совсем правы. Мы находимся под землей, но это мой особняк, и прах тоже здесь, как и мы. На нашем языке это называется «задомить». – Поколебавшись, он добавил: – «Дом» на древнем языке означает «особняк».
Тревиз мельком взглянул на него.
– И здесь все ваши предки? Сколько их?
– Почти сто, – сказал Бэндер, даже не пытаясь скрыть гордость, звучавшую в его голосе. – Девяносто четыре, если быть точным. Конечно, самые первые были не настоящими солярианами – не в нынешнем смысле этого слова. Они были полулюдьми, мужчинами или женщинами. Такие полупредки размещены в примыкающих урнах их прямыми потомками. Разумеется, я не хожу в эти комнаты. Это считается постыдным. Во всяком случае это солярианское слово для этого, а Галактического эквивалента я не знаю. Может, его у вас и нет.
– А эти фильмы? – спросила Блисс. – Ведь это кинопроекторы?
– Дневники, – сказал Бэндер. – История их жизней. Сцены с ними, снятые в любимых ими частях поместья. Это подразумевает, что они умерли не совсем. Часть их осталась, и частью моей свободы является то, что я могу наслаждаться этим, когда захочу. Я могу посмотреть этот кусок фильма или тот, как мне понравится.
– Но разве это не… постыдно?
Бэндер отвел взгляд.
– Да, – согласился он, – но мы все храним это, как часть своих предков. Это наше общее несчастье.
– Общее? Значит, у других соляриан тоже есть эти комнаты смерти? – спросил Тревиз.
– О да, они есть у всех, но у меня лучшие, тщательно сделанные и сохраняющиеся.
– А вы уже подготовили свою собственную комнату смерти? – продолжал спрашивать Тревиз.
– Конечно. Она полностью готова. Это было первое, что я сделал, унаследовав поместье. И когда я стану прахом, мой преемник в первую очередь сделает комнату для себя.
– У вас есть преемник?
– Будет, когда придет время. Пока у меня еще много возможностей для жизни, но когда я должен буду уйти, здесь будет взрослый преемник, достаточно зрелый, чтобы принять поместье, и хорошо подготовленный к преобразованию.
– Вероятно, это будет ваш отпрыск?
– О, да.
– Но что, если произойдет нечто непредвиденное? – сказал Тревиз. – Я имею в виду несчастный случай, который может случиться даже на Солярии. Что произойдет, если солярианин обратится в прах преждевременно, и никакой преемник не займет его место или же он будет недостаточно зрелым, чтобы принять поместье?
– Это случается редко. Среди моих предков такое произошло только один раз. Когда это происходит, нужно помнить, что есть и другие преемники, ждущие других поместий. Некоторые из них достаточно взрослые, чтобы наследовать, но еще имеют родителей, которые достаточно молоды, чтобы обзавестись вторым преемником и дожить до тех пор, пока этот второй вырастет. Одному из таких старо-молодых наследников, как их называют, было назначено получить мое поместье.
– А кто назначает это?
– У нас есть правящий совет, одной из функций которого является назначение преемника в случае преждевременной смерти. Конечно, все это делается по головидению.
– Но, послушайте, – сказал Пилорат, – если соляриане никогда не видят друг друга, как можно узнать, что где-то какой-то солярианин неожиданно – или в свое время – обратился в прах?
– Когда один из нас обращается в прах, – сказал Бэндер, – поступление энергии в поместье прекращается. Если никакой преемник не берет этого на себя, такая ненормальная ситуация замечается и принимаются корректирующие меры. Уверяю вас, что наша социальная система работает гладко.
– Нельзя ли нам посмотреть некоторые из фильмов, собранных здесь? – спросил Тревиз.
Бэндер замер, затем сказал:
– Вас извиняет только ваше невежество. Вы только что сказали непристойность.
– Простите меня, – извинился Тревиз. – Я не хотел навязываться, но мы уже объяснили, что очень хотим получить информацию о Земле. Мне пришло в голову, что самые ранние фильмы относятся к временам, когда Земля еще не была радиоактивной. Следовательно, она может упоминаться в них. Там могут быть какие-то подробности о ней. Мы не хотели нарушать вашего права собственности, но, может, вы сами просмотрели бы эти фильмы, или велели сделать это роботам, а потом поделились доступной информацией с нами? Конечно, если бы вы поняли наши мотивы и то, что мы уважаем ваши чувства, вы могли бы позволить нам самим посмотреть эти фильмы…
– Я вижу, вы не понимаете, что становитесь все более и более оскорбительным, – жестко сказал Бэндер. – Однако, мы можем закончить этот разговор сейчас же, ибо я говорю вам, что фильмов, представляющих моих получеловеческих предков, нет.
– Нет? – разочарованно спросил Тревиз.
– Когда-то они существовали, но даже вы можете представить, что на них было. Два получеловека, интересующиеся друг другом и даже, – Бэндер откашлялся и с усилием сказал: – взаимодействующие между собой. Разумеется, все получеловеческие фильмы были уничтожены много поколений назад.
– А как насчет записей других соляриан?
– Все уничтожены.
– Вы уверены?
– Было бы безумием не уничтожить их.
– Может оказаться, что некоторые соляриане БЫЛИ безумны, или сентиментальны или забывчивы. Надеемся, вы не откажитесь направить нас в соседние поместья.
Бэндер удивленно взглянул на Тревиза.
– Вы думаете, другие будут такими же терпимыми к вам, как я?
– А почему бы и нет, Бэндер?
– Этого не будет.
– Мы все-таки попытаемся.
– Нет, Тревиз, ни один из вас этого не сделает. Выслушайте меня. – Вдалеке показались роботы, а Бэндер нахмурился.
– Что такое, Бэндер? – спросил Тревиз с внезапным беспокойством.
– Мне, – сказал Бэндер, – нравилось говорить с вами и наблюдать вашу… э… странность. Это было уникальное переживание, которым я наслаждался, но я не могу упомянуть о нем в дневнике или увековечить в фильме.
– Почему?
– Мои разговоры с вами, выслушивание вас, привод вас в особняк, а затем в комнаты смерти – все это постыдные поступки.
– Но мы не соляриане. Мы значим для вас так же мало, как эти роботы, разве не так?
– Это может оправдать меня перед собой, но не перед другими.
– Что вас заботит? Вы абсолютно свободны делать то, что хотите, верно?
– Даже для нас свобода не является абсолютной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114