ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– У него хорошие результаты.
– Давай, давай, говори, чего там. Он делает чудеса?
И поскольку Матиас не возникает, я смягчаю тон;
– В любой религии должны присутствовать папа и разные чудеса... Спиритуальное без чудес – это все эфемерно, все равно что сахарная вата: ты откусываешь кусок, а во рту все равно пусто! А что за чудо он сотворил, твой Клистир?
Матиас хмурится. Его новая среда уже наложила на него свой отпечаток; он начинает сердиться, когда насмехаются над его второй родней.
– Он произвел сенсацию, он вылечил нескольких больных, считавшихся неизлечимыми, – с угрюмым видом отвечает он на мой вопрос.
– А чем он их лечил: заклинаньями «ам-страмм-грамм» или антибиотиками?
– Вы – скептик, господин комиссар.
– У меня в голове не укладывается, как это врач может заниматься шарлатанством, парень. А что они делают с твоей половиной?
– Молятся, чтобы она родила красивого мальчика.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ему, что рождение красивого мальчика в данном случае было бы чудом из чудес.
– Для мужика с такой безупречной служебной карьерой, – ухмыляюсь я, – все это, мягко говоря, кажется мне странным, Матиас.
Часы останавливают меня и бьют ровно десять с половиной.
– У меня такое впечатление, что этот заика сегодня не позвонит, – уверенно говорю я. – Он передумал.
И, естественно, именно в этот момент аппарат заиграл нам «Снимименяпожалуйстаискажимнеалло». Мы переглядываемся. Рыжий от волнения начинает трястись, как лист, как одноименный композитор во время сочинения рапсодии «Рыжие листья».
– Давай, бери трубку, дружок, – подбадриваю я его.
Он тянется дрожащей рукой к телефонной трубке.
– Слушаю, – лепечет он.
Он сводит брови, разводит ноздри носа и бормочет:
– Нет, это невозможно! – таким жалобным голосом, что появляется желание завернуть его в носовой платок.
Решительным жестом я беру параллельную трубку. Мои перепонки прогибаются внутрь от сочного голоса Толстяка.
–...Разумеется, если ты ничего не имеешь против? – говорит преподаватель хороших манер.
– Наоборот.
– Тогда, хоккей, я еду!
И оба кладут трубки.
– Берю? – рассеянно спрашиваю я.
Матиас утвердительно кивает головой.
– Что он тебе говорил?
– Он узнал номер моего домашнего телефона в школе, он срочно хочет со мной поговорить по одному делу чрезвычайной важности.
Я в нерешительности соображаю.
– Ладно, давай подождем его.
Мы закуриваем.
– Стряхивайте пепел в кадку с зеленым растением, – рекомендует мне Матиас, открывая окно, чтобы вышел дым, – они мне не разрешают курить в квартире!
Да это же настоящая тюрьма! Уж лучше бы он сломал сразу обе подставки в тот день, когда должен был встретиться со своей девицей на лыжной базе в горах.
По другую сторону стены его Святость Клистир продолжает служить обедню во славу своего потомства. Верующие исполняют гимн. Затем слышится какая-то суховатая музыка.
Затягиваясь своей цигаркой, я озабоченно гляжу на телефон. Только сейчас меня начинает охватывать тройное беспокойство в связи с этим заикающимся или восточным корреспондентом. Я не могу разгадать его намерения. С другой стороны, нет никакого просвета и в этой темной истории. Два самоубийства в школе, два покушения на Матиаса. Один шутник чинил раковину в санчасти. Еще один (а может тот же самый) шарился в вещах Толстяка. Да, все это меня чрезвычайно беспокоит. Матиас меланхолически грустит о своем. Мой приезд в дом Клистиров вдруг открыл ему глаза на весь интеллектуальный дискомфорт его нового существования.
– Послушай, Рыжий, – шепчу я, – поскольку я тебя люблю, я дам тебе один совет: когда твоя половина родит тебе ребятенка, хватай их обоих под ручки и мотай отсюда как можно быстрее и как можно дальше. Иначе ты станешь шутом с ярмарки в этом идиотском окружении.
Он нерешительно покачал головой.
Внезапно пение и звуки гармоники в соседней комнате смолкают. Я различаю какие-то восклицания. После этого на натертый воском пол на всей скорости вкатывается старая желтушная горничная, которую я недавно видел на лестничной клетке.
– Вы можете войти, господин Ксавье! – быстро произносит она голосом, напоминающим визг трамвая на повороте.
– Что случилось? – вздрагивает рыжий.
– Там какой-то тип требует вас и что-то говорит о скандале.
Мы встаем. Старая замечает сигареты в наших руках, и это ее шокирует больше, чем если бы мы расстегнули штаны и показали ей своих ушастых. И тут она выкинула такую штуку, которую со мной еще никогда не проделывали. Она выхватывает из моего рта сигарету и выбрасывает ее в раскрытое окно. То же самое она проделывает с Матиасом.
– Какой срам! – скрипит она зубами, как флюгер, раскачиваемый ветром.
Я взрываюсь:
– Послушайте, вы, прокатчица стульев в городском саду, если бы вам не было сто десять лет, я бы вам дал хорошего пинка под зад, чтобы на нем появился хотя бы легкий румянец! Что это за манеры!
Я обращаюсь к живому Ван Гогу.
– И ты это терпишь, дубина?
На всякий случай мисс Тыквенное семя трижды осеняет себя знамением, чтобы изгнать из меня сатану. Она из породы тех, у которых девственность с годами получила бурное развитие. У нее целомудрие и ум слились вместе. Но не дополняют Друг друга, а, наоборот, мешают.
Она пикирует на меня. В двух с половиной сантиметрах от моего шнобсля она, повизгивая, как напильник, выдает:
– Вы настоящий хам, головорез, бандит, горемыка...
– Перестаньте, Марта! – отчитывает ее Матиас, авторитет которого она подрывает под крышей родителей своей жены.
Но эта змеища продолжает шипеть.
–... Нахал, дьявол, вы...
– Послушайте, моя распрекрасная мумия персико-абрикосового оттенка, – обрываю я ее, – позвольте вам дать один совет. Вам нужно жрать чеснок или пить наливку из мяты, в общем, короче, надо сбрызгивать рот чем-нибудь крепким, так как запах из вашего рта сразу наводит меня на мысль о том месте, где ассенизаторы проводили сидячую забастовку! Когда вы дышите, от вас идет такая вонь, как будто забыли спустить бачок унитаза после пользования им по-большому. Вам бы не мешало проконсультироваться у зубника, а еще лучше обратиться в фирму Жакоб Делафон, чтобы они установили вам в пасти сифонную систему.
Выбитая из колеи, раздавленная и озлобленная до мозга костей позвоночника, она, как мешок, валится в кресло, а мы на рысях бежим к его тестю.
Войдя в просторный салон доктора, мы становимся свидетелями редкого зрелища.
В комнате собралось около десяти человек. Все замаскированы под друидов, т.е. кельтских жрецов! На всех надето что-то напоминающее длинную белую ризу, на голове – лавровые венки.
Стол. На столе лежит жена Матиаса, у нее под головой вместо подушки валик. Каждый из этой честной компании держит в руке веточку белой розы и машет ею над ее животом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97