Дождь все усерднее хлестал по крыше кареты, а из-под колес и лошадиных копыт летели каскады брызг. Через полчаса, прошедшие под неумолчный шум дождя, провожатый вновь обратился к Вальдштейну.
– Теперь мы в Гохауце, – сообщил он. – Здесь на заводике Шлика варят крепкое пиво, что славится по всему королевству. Господин проехал уже полдороги.
Вальдштейн не слушал его. Он подпер голову рукой и задремал.
Когда карета наконец остановилась, он пробудился и хотел открыть глаза, но ощутил полную слепоту. Это вернуло ему память. Не снимая повязки, он вылез из кареты. Дождя уже не было, и под ногами у него скрипел гравий. Чья-то рука взяла его за запястье.
– Пойдемте со мной, господин, – произнес голос, явно не принадлежавший спутнику Вальдштейна. – Вас давно ожидают.
Они пошли по гравийной дорожке. По-осеннему пахло поздними розами и опавшей листвой.
– Ступеньки! – предупредил голос.
Вальдштейн поднялся по лестнице и пошел по каменным плитам, куда направляла его невидимая рука – направо, налево, еще раз направо. Наконец вожатый отпустил его руку. Несмотря на повязку, он почувствовал, что попал в ярко освещенное помещение. Сзади прошептали: «Госпожа…» В следующее мгновение послышался сдержанный смех и звонкий голос произнес:
– Господину незачем выглядеть строгим, как сама Фемида. Снимите же наконец повязку с глаз и подойдите поближе, ибо вас здесь принимают с радостью и от чистого сердца.
Вальдштейн сдернул повязку. Комната, куда его привели, была освещена не так ярко, как ему показалось вначале. Ее озаряли только огонь в камине да две восковые свечи, стоявшие в серебряном подсвечнике на столе, накрытом на две персоны. У камина сидела дама в платье из темно-лилового бархата, уже не модном в те дни, но великолепно обрисовывающем все контуры ее тела. Ее волосы отливали красноватым блеском, кисти рук были узкими и нежными, фигурка – хрупкой. Но это было все, что смог усмотреть Вальдштейн, ибо лицо ее было закрыто маской.
«Вот это да! Так это и есть патрон? Надо же, дама!» – подумал Вальдштейн, отвешивая хозяйке вежливый поклон.
– Я нахожу поистине прелестным то, что господин все-таки осмелился приехать ко мне. Признаться, я даже не смела надеяться, – прозвенел из-за маски нежный голос дамы. – Господин проделал ради меня такой долгий путь в такую скверную погоду, да еще по немощеным дорогам.
– Ну, это пустяки, – возразил Вальдштейн. – Я привык к любым дорогам. Правда, как воин я предпочитаю ездить верхом, а не в карете.
– Я знаю, что вы были капитаном драгун, – сказала дама.
– Был и остаюсь им, к услугам барышни, – подтвердил Вальдштейн с новым поклоном.
Тем временем двое слуг в таких же масках, как и у хозяйки, внесли первую перемену ужина, включавшую в себя винный суп, грудинку ягненка, жареного поросенка, красную капусту, куриные крылышки с ножками и окорок дикой свиньи.
Дама пригласила Вальдштейна за стол.
– Удовлетворитесь, сударь, – попросила она, пока слуга наполнял стаканы, – тем, что есть в доме и на кухне. Конечно, это не так уж много…
– Только чтобы не огорчить милостивую барышню! – в соответствии с правилами хорошего тона произнес молодой дворянин и положил себе кусочек ягнячьей грудки, два куриных крылышка, немного красной капусты и пару ломтиков ветчины.
Когда они покончили со второй переменой, состоявшей из телятины и куропаток, слуга подал десерт. Когда он удалился, Вальдштейн решил, что пора обсудить с патроном предприятие, сулившее ему шесть сотен дукатов.
– Я пью, – сказал он, подняв свой стакан и глядя в глаза хозяйке дома, – за удачу нашего дела завтрашней ночью!
– Я бы охотно приняла ваш тост, – возразила замаскированная дама, – но я не понимаю, с какой стати вы говорите о завтрашней ночи. Для меня самое главное – это чтобы вы не забыли о сегодняшней, на которую я возлагаю большие надежды. Или вы из тех шустряков, кто, еще не кончив одно дело, уже думает о следующем?
– Как? Я не ослышался? Дело должно завершиться уже сегодня? – поразился и еще больше встревожился Вальдштейн. – Боюсь, что нам не хватит времени…
– Почему это не хватит? Или вы торопитесь к своей вдове портного? – спросила дама довольно резким тоном.
– О нет, патрон, – усмехнулся Вальдштейн. – Но если начать дело еще сегодня…
– Как вы меня назвали? – воскликнула хозяйка дома. – Еще ни один из господ, бывших у меня в гостях, не называл меня патроном. Может быть, это ваша обычная манера обращаться к дамам, по рангу и происхождению ничуть не уступающим вам, барон фон Вальдштейн?!
– Простите меня, – ошеломленно пробормотал молодой Вальдштейн. – Но один из ваших слуг сообщил мне, что вас следует именовать именно так.
– Неужто? – живо вскрикнула дама. – И кто же это из моей прислуги позволяет себе такие глупые шутки?
– Тот самый, что приходил сегодня утром с известием от вас, он же был и вчера, – объяснил Вальдштейн. – Я знал, как его зовут, но сейчас что-то не могу припомнить…
– Тот, кто так далеко зашел во лжи, уже не обойдется без наказания, – проворковала замаскированная дама, поднялась со своего кресла и словно кошка обежала вокруг Вальдштейна. – Позвольте вам сказать, капитан, что я не верю ни единому вашему слову. Ни вчера, ни сегодня утром я никого не посылала к вам с известием!
– Но он уверял меня, – сказал Вальдштейн, – что пришел от вас и что вам угодно поговорить со мной о предприятии с глазу на глаз.
– О предприятии! – захохотала дама. – Вот еще новости! Ну же, мой капитан! Я не хочу хвалить вас в глаза, но посудите сами – могла ли я пригласить такого красивого и молодого офицера, как вы, для того, чтобы толковать о каком-то предприятии? Нет, капитан, кто так говорит, тот меня не знает. Боюсь, вы окончательно запутались в сети ошибок!
– Теперь и мне так кажется, – опечаленно заметил молодой Нальдштейн, чувствуя, что его шестьсот дукатов уплывают безвозвратно. – Но, в таком случае, не объясните ли вы мне, с какой целью заставили меня прибыть сюда?
– Можно подумать, ваш язык еще не забыл вкус молока кормилицы! – засмеялась из-под маски дама и вновь принялась виться вокруг гостя, как играющая кошка, поглядывая на Вальдштейна то с одной, то с другой стороны. – Почему я вас позвала сюда? Разве так трудно угадать? А ну-ка, пошевелите мозгами!
Едва услышав ее смех, Вальдштейн мгновенно сообразил, что все происходящее является ничем иным, как любовным приключением, но слова Лейнитцера о том, что ему в жизни не будет более случая добыть шестьсот дукатов, не давали ему покоя. Он угрюмо смотрел в пространство перед собой и молчал.
– Мне говорили, что у вас редкий ум, – продолжала между тем дама. – Но мне кажется, что вы используете его с излишней умеренностью. А зря! Господин капитан, я встречала вас уже много раз и давно помышляла о возможности поговорить с вами, ибо мне казалось, что в вас есть нечто особенное, отличающее вас от всех мужчин, каких я знала прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101