… Ректор политехнического института вызвал к себе в кабинет председателя приёмной комиссии Татьяну Васильевну. Вид у него был озабоченный. Поздоровался сухо. Даже не предложил даме сесть, чего прежде никогда не бывало.
— Вы помните фамилию того абитуриента, который ловил камбалу на Дальнем востоке? Который не прошёл по конкурсу — спросил ректор.
— Дай Бог память… — Татьяна Васильевна закатила глаза к потолку. — Кажется, Осинцев. Ну да, Осинцев.
— Это точно?
— Ну конечно! Я его хорошо запомнила. Как же не запомнить, если он тут блефовал как последний шулер. Сказки про Афганистан рассказывал.
— Вы уверены, что блефовал?
— Никакого сомнения.
— Нельзя понапрасну шельмовать человека, Татьяна Васильевна, — сказал ректор. Он нахмурился и стал барабанить пальцами по столу, усиленно размышляя о чём-то. После минутной весьма неприятной для Татьяны Васильевны паузы прибавил: — Этот абитуриент, как выяснилось, не блефовал и сказок не рассказывал. Он не поведал нам и миллионной доли того, что должен был сказать. А ваши помощнички и вы сами не удосужились заглянуть в его личное дело, внимательно прочитать анкету. — Ректор снова стал барабанить пальцами по столу: — Теперь я должен объявить вам выговор за халатность.
— Но позвольте, — опешила Татьяна Васильевна. Она в растерянности посмотрела на ректора. Потом приложила пальцы к вискам, силясь вспомнить что-то. Вспомнила, заговорила быстро, напористо: — Даже если он и был в Афганистане… Может быть такое. Утверждать ничего не берусь. Но ведь он сам же сказал, что в боях не участвовал. Припомните-ка весь наш разговор от начала до конца. Ну? Какие могут быть заслуги?
— Заслуги такие, что родина отметила их самыми высшими наградами. Такие награды у нас дают редко. Очень редко. В исключительных случаях. — Ректор подвинул к себе бумагу, лежавшую на столе. — У меня вот официальное письмо от прокурора области. И был ещё звонок из обкома партии. И очень неприятный для меня разговор.
— Я ничего не понимаю. — Татьяна Васильевна была в полной растерянности.
— Теперь поздно разбираться, чего мы понимаем, чего недопонимаем, — ответил ректор. — Надо срочно искать этого парня. Вы напортачили, вы и ищите. Как хотите. Хоть из-под земли достаньте. Но чтоб он приступил нынче к занятиям.
… В село Зорино на имя Осинцева пришёл вызов из политехнического института. Олег в это время загорал на сочинских пляжах. В октябре, пока совершал турне по Прибалтике и бродил по петербургским музеям, было ещё два вызова. А когда в Иркутске его трясла безумная лихоманка при виде Марины с другими мужчинами, из Троицкого военкомата пришла уже пятая повестка. Дед, попросив Антонину Леонтьевну попутно навестить Олега, ничего не сказал ей ни о вызовах в институт, ни о повестках в военкомат. Он просил лишь передать, что ждёт внука. Соскучился. После разговора с Антониной Леонтьевной у Олега началась ностальгия по родным местам. Вскоре он получил расчёт и поехал домой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Гимнастика ума
I
Олег прибыл в Зорино на попутной машине. Вот и родная Ангара перед глазами — покрыта угловатыми торосами, запорошена снегом. А вот и улица родная. Олег прибавил шагу. Как встретит дед? «Старик наверно все тот же, — радостно думал Олег, — ходит с тростью, оброс пышной бородой и седыми волосами. Вид у него могучий. Что твой патриарх или апостол. Вряд ли изменились и привычки: пьёт водку и матерится, как дьявол. Жаль бабушки нет. Вот досада! Уходил в армию, она была совсем здорова. А теперь нет её. Завтра пойду на могилку», — решил он.
Сердце забилось, когда увидел родной дом с голубыми ставнями.
— Ба! Алька! — вскрикнул дед Илларион, увидев ворвавшегося в дом человека в мохнатой кроличьей шапке. Старик сидел за столом лицом к двери и в этот миг собрался закручивать цыгарку. От неожиданности он рассыпал табак. — Ты что? Откуда? Отпустили на побывку, али уволился? — кричал дед, опираясь на трость и с кряхтеньем поднимаясь ему навстречу.
— Здорово, дед! — воскликнул Олег, сжимая стариковскую руку, — Уволился. Домой насовсем.
— Да ну! Насовсем? Ты не раздевайся, а дуй-ка за бутылкой.
— А есть, — сказал Олег, вытаскивая из чемодана портвейн.
— Это что? Бормотуха? На кой хрен она. Белая есть?
— Белой нет.
— Иди, пока магазин открытый.
— Не хочу я, дедка, людям на глаза сейчас лезть, — сказал внук, снимая куртку и шапку и вешая у двери. — Начнут расспрашивать: откуда? да что? да как? Не люблю я этого, особенно когда хвалиться нечем. Давай лучше кого-нибудь пошлём.
— А вот, — сказал дед, показывая тростью на белокурую девочку лет шести, вышедшую из соседней комнаты. — Где мать?
— К тётке Матрёне за молоком пошла, — сказала девочка писклявым и робким дискантом, выставив вперёд животик и насупив лицо.
— Ну, раз к тётке Матрёне — ушла за смертью, будет сидеть до утра, — сказал дед. — Беги живо за ней! — приказал он, обращаясь к девочке.
— Погоди, девочка. Как тебя зовут? — спросил Олег, доставая из чемодана гостинец.
— Аня.
— А меня зови дядя Олег. Поняла? Девочка кивнула головой.
— Ну вот и молодец, — сказал Олег, нагибаясь к ней. — На конфетку. Беги к тётке Матрёне и скажи своей маме, чтоб скорее шла домой. Только оденься, смотри, потеплее.
Девочка убежала. Не успели дед с внуком разговориться о службе в армии, как пришла квартирантка с дочерью. Познакомились. Звали её Августа Петровна. Невысокая, белокурая, лет тридцати пяти. Было видно по её открытому простодушному лицу и особенно когда она приветливо улыбнулась, здороваясь с Олегом, что это добрая женщина.
— Я сразу догадалась, кто приехал, — сказала она, поставив бидон с молоком на кухонный стол в соседней комнате.
— Гутя, — вмешался старик. Он сидел на табуретке, прищурив глаз и попыхивая цыгаркой. — Ты не сбегаешь в магазин?
— Боже мой! Конечно, — сказала Августа Петровна, выходя из кухни.
— Беленькой надо взять. А то Алька по дороге взял бормотухи. А в магазин идти не хочет. Боится — не сглазили бы.
Олег дал ей деньги и попросил взять бутылку столичной и что-нибудь закусить.
Пока она ходила в магазин, дед расспрашивал, внук отвечал. Вернувшись, Августа Петровна истопила плиту, пожарила картофель со свининой, накрыла стол «чем Бог послал» и пригласила ужинать.
Олег не пил водки более трёх лет, с тех пор, как напился на проводинах в армию, и сразу захмелел. Дед выпил полный гранёный стакан, и ни в одном глазу. Августа Петровна пила портвейн. Девочка сидела рядом с матерью и ела конфеты. Дед налил себе ещё полстакана и собрался наливать внуку.
— Нет, дедка, извини, — сказал Олег, прикрывая ладонью стакан, — я уже готов.
— За помин души Агафьи Софроновны, — сказал дед, держа бутылку набекрень. — Помянем старуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122