Почти как птицей быть, как летать. А ты еще не попробовал.
Маноло не мог ответить. Горло его сжалось и стало жутко сухим.
— Давай, — настаивал Хайме, смеясь и таща Маноло за собой.
— Не… не хочу я прыгать, — ухитрился сказать Маноло, не дойдя до телеги.
— Почему? — удивился Хайме. — Почему ты не хочешь прыгать?
Тут-то и появился хозяин телеги. Он и мальчишки заметили друг друга одновременно.
— Убирайтесь! — закричал погонщик, кидаясь к ним с кнутом в руке.
Но мальчики уже бросились врассыпную. Они неслись по дороге, смеясь и крича. Убежали все, кроме Маноло.
— Убийцы! Разбойники! — вопил погонщик, потрясая кнутом вслед исчезавшим.
Маноло почти не обращал на него внимания.
Если бы погонщик не вернулся, думал он, его друзья, конечно, заметили бы то, что знал теперь он сам: он испугался, он трус.
— Вы мне сено раскидали! — продолжал погонщик. Маноло чуть не подпрыгнул и наконец-то обернулся к кричавшему человеку. — Вы, мальчишки, мне всё сено по дороге раскидали! И мула моего напугали!
— Я сложу ваше сено обратно, — предложил Маноло, чувствуя себя более скверно, чем когда-либо в жизни.
— Убирайся, пока я кнутом по тебе не прошёлся! — закричал погонщик, наклоняясь и подбирая рассыпанное сено.
Маноло хотелось, чтоб его выпороли. Он заслуживал порки за то, что испугался.
— Пожалуйста, разрешите мне помочь! — настаивал он.
— Ну ладно, помогай уж, — нехотя согласился погонщик.
Подбирая сено и укладывая его на воз, Маноло подумал, что верхушка вовсе не такая уж высокая. Но даже будь она так высоко, как ему казалось, он, сын храбрейшего из мужчин, не имел права испугаться.
Потом, медленно идя домой, он пытался вспомнить, когда ещё он, сам того не понимая, боялся и показывал это. Например, прошлым летом. Все, кого он знал, плавали или хотя бы учились плавать. Кроме него. Он не учился, потому что боялся. Он притворялся, что просто не хочет купаться. На самом-то деле он смотрел, как другие плещутся, смеются и ныряют, и завидовал им; но сам так и не попытался научиться плавать. Теперь он знал, он был твердо уверен — это потому, что он трус.
Ещё была история с велосипедом. Наверное, только он один во всей школе не умел ездить на велосипеде. Правда, своего велосипеда у него не было. Но многие владельцы велосипедов охотно одалживали их приятелям. А ему никогда даже не хотелось попробовать. Это тоже показывало, что он трус.
«Как же я жил столько лет, — недоумевал Маноло, — не зная, что я — величайший трус на земле? Это я-то, сын храбрейшего из мужчин?» От этого осознания его затошнило.
Получалось, что боялся он всегда. Всю жизнь, постоянно, всего на свете. Но что же делать теперь, когда он знает? Надо будет приспособиться это скрывать, пока… пока он не научится быть храбрым. Он знал, что научиться придётся и что начать надо немедленно.
В тот же миг, когда он принял решение, случилось второе происшествие. Маноло как раз переходил площадь, и неожиданно огромная чёрная масса устремилась прямо на него, почти сбив его на всей своей рычащей скорости. Он отпрыгнул от машины и опрокинулся в канаву.
Было четыре часа пополудни, и площадь была та самая, со статуей его отца посередине.
Мужчины, которые обычно целыми днями сидели за столиками перед кафе, были там, как и всегда. Упав, он услышал их смех.
— Маноло! Стой крепко, мальчик!
— Никогда не отпрыгивай назад! Никогда, слышишь?
— Удерживай позицию!
— Как твой отец! Он в жизни назад не отпрыгивал.
— Как не стыдно! Пообещай никогда так больше не делать.
Он встал, мечтая убежать и спрятаться навсегда. Но они заставили его сесть рядом с ними. Они угостили его мороженым и всё говорили с ним и говорили.
Их было шестеро, для каждого главным содержанием жизни была коррида, и все следили когда-то за историей его отца. Шестеро мужчин в чёрных костюмах и белых рубашках, они были очень похожи, похоже думали и похоже говорили. Шестеро мужчин, знавших всё о корриде и о Хуане Оливаре. Шестеро мужчин, часть целого города, ожидающего от сына Хуана Оливара, что он вернёт Арканхело былую славу.
Хотя он знал их, сколько себя помнил, Маноло не отличал одного от другого. Он знал, что зовут их по-разному, что лица у них не совсем одинаковые и что живут они не вместе. Но видел он их вместе всегда — они говорили, сидели, пили, курили, прогуливались и ждали. Все шестеро. Шестеро, видевшие его испуганным; шестеро, которым сейчас было неудобно, потому что они видели, как он отступил.
— Мы слишком надолго оставили тебя одного, Маноло, — сказал один из них.
— Давно пора, чтоб ты сам увидел, как надо поступать, если что-то бежит на тебя.
— Давно пора тебе увидеть первую корриду.
— Посидишь с нами у заграждения, это и будет твой первый урок.
— Сегодня!
Глава 3
До начала корриды оставалось полчаса. За это время шестеро мужчин отчаянно пытались рассказать Маноло всё, что они знали о бое быков. Но чтобы пересказать то, что они знали, потребовался бы не один день.
— Евангелистов было четверо, — сказал один из них. — Но чтобы записать всё, что надо знать о бое быков, хватило одного человека.
— Ты должен прочитать пятитомный труд Альфонсо Кастильо «О быках и мужчинах, с ними сражавшихся».
— Мальчик чересчур мал, чтобы читать Кастильо.
— Я много читаю, — робко вставил Маноло, не желая, чтобы его сочли чересчур маленьким.
— Пока просто слушай нас. Слушай и учись.
— В древние времена, особенно на Крите, разводили сильных и храбрых быков. Известно, что с такими быками стравливали львов. Позже человек стал меряться ловкостью с бычьей силой. Но в античную эпоху не было ни таких свирепых, ни таких больших быков, как испанские.
— Вначале, сотни лет назад, когда в Испании начал развиваться бой быков, это было развлечение только для дворянства. В результате тщательного отбора в быках развилась та необычайная храбрость, которой совершенно нет у других бычьих пород — только у тех, что происходят с нашего полуострова. Их отбирали за отвагу, а выбраковывали за миролюбивый нрав и трусость. Сейчас боевой и ручной быки схожи не больше, чем волк и комнатная собачка.
— После мы расскажем тебе, как различаются быки. У каждого есть свои особые свойства. Когда-нибудь, увидев входящего на арену быка, ты сможешь сказать или хотя бы догадаться, как он будет вести себя на протяжении битвы.
— Это займет время, но ты научишься.
— Ты научишься определять, чем быки отличаются и как надо обходиться с каждым, не только по правилам корриды, но и учитывая слабые и сильные стороны быка.
«Знал ли это мой отец?» — задумался Маноло. Знал ли его отец всё, чему он только должен научиться? Как будто прочитав его мысли, один из мужчин сказал:
— Когда твоему отцу было столько, сколько тебе сейчас, граф де ла Каса уже многому его научил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Маноло не мог ответить. Горло его сжалось и стало жутко сухим.
— Давай, — настаивал Хайме, смеясь и таща Маноло за собой.
— Не… не хочу я прыгать, — ухитрился сказать Маноло, не дойдя до телеги.
— Почему? — удивился Хайме. — Почему ты не хочешь прыгать?
Тут-то и появился хозяин телеги. Он и мальчишки заметили друг друга одновременно.
— Убирайтесь! — закричал погонщик, кидаясь к ним с кнутом в руке.
Но мальчики уже бросились врассыпную. Они неслись по дороге, смеясь и крича. Убежали все, кроме Маноло.
— Убийцы! Разбойники! — вопил погонщик, потрясая кнутом вслед исчезавшим.
Маноло почти не обращал на него внимания.
Если бы погонщик не вернулся, думал он, его друзья, конечно, заметили бы то, что знал теперь он сам: он испугался, он трус.
— Вы мне сено раскидали! — продолжал погонщик. Маноло чуть не подпрыгнул и наконец-то обернулся к кричавшему человеку. — Вы, мальчишки, мне всё сено по дороге раскидали! И мула моего напугали!
— Я сложу ваше сено обратно, — предложил Маноло, чувствуя себя более скверно, чем когда-либо в жизни.
— Убирайся, пока я кнутом по тебе не прошёлся! — закричал погонщик, наклоняясь и подбирая рассыпанное сено.
Маноло хотелось, чтоб его выпороли. Он заслуживал порки за то, что испугался.
— Пожалуйста, разрешите мне помочь! — настаивал он.
— Ну ладно, помогай уж, — нехотя согласился погонщик.
Подбирая сено и укладывая его на воз, Маноло подумал, что верхушка вовсе не такая уж высокая. Но даже будь она так высоко, как ему казалось, он, сын храбрейшего из мужчин, не имел права испугаться.
Потом, медленно идя домой, он пытался вспомнить, когда ещё он, сам того не понимая, боялся и показывал это. Например, прошлым летом. Все, кого он знал, плавали или хотя бы учились плавать. Кроме него. Он не учился, потому что боялся. Он притворялся, что просто не хочет купаться. На самом-то деле он смотрел, как другие плещутся, смеются и ныряют, и завидовал им; но сам так и не попытался научиться плавать. Теперь он знал, он был твердо уверен — это потому, что он трус.
Ещё была история с велосипедом. Наверное, только он один во всей школе не умел ездить на велосипеде. Правда, своего велосипеда у него не было. Но многие владельцы велосипедов охотно одалживали их приятелям. А ему никогда даже не хотелось попробовать. Это тоже показывало, что он трус.
«Как же я жил столько лет, — недоумевал Маноло, — не зная, что я — величайший трус на земле? Это я-то, сын храбрейшего из мужчин?» От этого осознания его затошнило.
Получалось, что боялся он всегда. Всю жизнь, постоянно, всего на свете. Но что же делать теперь, когда он знает? Надо будет приспособиться это скрывать, пока… пока он не научится быть храбрым. Он знал, что научиться придётся и что начать надо немедленно.
В тот же миг, когда он принял решение, случилось второе происшествие. Маноло как раз переходил площадь, и неожиданно огромная чёрная масса устремилась прямо на него, почти сбив его на всей своей рычащей скорости. Он отпрыгнул от машины и опрокинулся в канаву.
Было четыре часа пополудни, и площадь была та самая, со статуей его отца посередине.
Мужчины, которые обычно целыми днями сидели за столиками перед кафе, были там, как и всегда. Упав, он услышал их смех.
— Маноло! Стой крепко, мальчик!
— Никогда не отпрыгивай назад! Никогда, слышишь?
— Удерживай позицию!
— Как твой отец! Он в жизни назад не отпрыгивал.
— Как не стыдно! Пообещай никогда так больше не делать.
Он встал, мечтая убежать и спрятаться навсегда. Но они заставили его сесть рядом с ними. Они угостили его мороженым и всё говорили с ним и говорили.
Их было шестеро, для каждого главным содержанием жизни была коррида, и все следили когда-то за историей его отца. Шестеро мужчин в чёрных костюмах и белых рубашках, они были очень похожи, похоже думали и похоже говорили. Шестеро мужчин, знавших всё о корриде и о Хуане Оливаре. Шестеро мужчин, часть целого города, ожидающего от сына Хуана Оливара, что он вернёт Арканхело былую славу.
Хотя он знал их, сколько себя помнил, Маноло не отличал одного от другого. Он знал, что зовут их по-разному, что лица у них не совсем одинаковые и что живут они не вместе. Но видел он их вместе всегда — они говорили, сидели, пили, курили, прогуливались и ждали. Все шестеро. Шестеро, видевшие его испуганным; шестеро, которым сейчас было неудобно, потому что они видели, как он отступил.
— Мы слишком надолго оставили тебя одного, Маноло, — сказал один из них.
— Давно пора, чтоб ты сам увидел, как надо поступать, если что-то бежит на тебя.
— Давно пора тебе увидеть первую корриду.
— Посидишь с нами у заграждения, это и будет твой первый урок.
— Сегодня!
Глава 3
До начала корриды оставалось полчаса. За это время шестеро мужчин отчаянно пытались рассказать Маноло всё, что они знали о бое быков. Но чтобы пересказать то, что они знали, потребовался бы не один день.
— Евангелистов было четверо, — сказал один из них. — Но чтобы записать всё, что надо знать о бое быков, хватило одного человека.
— Ты должен прочитать пятитомный труд Альфонсо Кастильо «О быках и мужчинах, с ними сражавшихся».
— Мальчик чересчур мал, чтобы читать Кастильо.
— Я много читаю, — робко вставил Маноло, не желая, чтобы его сочли чересчур маленьким.
— Пока просто слушай нас. Слушай и учись.
— В древние времена, особенно на Крите, разводили сильных и храбрых быков. Известно, что с такими быками стравливали львов. Позже человек стал меряться ловкостью с бычьей силой. Но в античную эпоху не было ни таких свирепых, ни таких больших быков, как испанские.
— Вначале, сотни лет назад, когда в Испании начал развиваться бой быков, это было развлечение только для дворянства. В результате тщательного отбора в быках развилась та необычайная храбрость, которой совершенно нет у других бычьих пород — только у тех, что происходят с нашего полуострова. Их отбирали за отвагу, а выбраковывали за миролюбивый нрав и трусость. Сейчас боевой и ручной быки схожи не больше, чем волк и комнатная собачка.
— После мы расскажем тебе, как различаются быки. У каждого есть свои особые свойства. Когда-нибудь, увидев входящего на арену быка, ты сможешь сказать или хотя бы догадаться, как он будет вести себя на протяжении битвы.
— Это займет время, но ты научишься.
— Ты научишься определять, чем быки отличаются и как надо обходиться с каждым, не только по правилам корриды, но и учитывая слабые и сильные стороны быка.
«Знал ли это мой отец?» — задумался Маноло. Знал ли его отец всё, чему он только должен научиться? Как будто прочитав его мысли, один из мужчин сказал:
— Когда твоему отцу было столько, сколько тебе сейчас, граф де ла Каса уже многому его научил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24