Старая рысь высунула из веток плоскую голову, изготовилась. Ужас сковал оленя. Большие глаза его, подёрнутые страхом смерти, хмельно озирались. Каким-то сверхусилием сдвинувшись с места, он избежал когтей рыси, упавшей рядом в густой куст барбариса. Зло и встревоженно рявкнул медведь. Олень собрал последние силы, ноги его спружинили и распрямились. Громадным прыжком он взлетел на уступ камня перед собой, рысь бросилась за ним, но он успел оттолкнуться от этого камня и перескочил на высокую скалу. На какое-то мгновение олень остановился, освещённый низким солнцем, похожий на чёрное изваяние на ярчайшем фоне неба, увидел у самых своих ног мрачную, бездонную пропасть, наполненную сизым вечерним туманом, и, гордо закинув израненную голову, рухнул туда, в стометровую пустоту.
Гордая смерть…
Два хищника остались друг против друга.
Добыча ушла. Глаза рыси горели ненавистью. Медведь вдруг почувствовал в себе силу и прежнюю мощь. Он не видел больше оленя, зато он видел яростную рысь, виновницу его неудачной охоты. Жажда мщения охватила его. Он ринулся на рысь и раздавил бы её, но, взвившись над местом схватки, она по-кошачьи упала сверху на медведя, и два десятка кинжальных когтей её вонзились в податливую шкуру противника.
Медведь взвыл от боли и ненависти. Стряхнув врага, он с размаху ударил рысь по спине.
Мяуканье, визг и рык раздавались в притихшем лесу. Сбившись в клубок, звери катались между скал. Кровь обрызгала редкие пучки вейника и щучки. Тяжёлый и сильный медведь прижал наконец рысь к камням и бешено рвал её стальное тело. Она истекала кровью. Весь израненный, медведь хрипел, но не слез с хищницы, пока судорога не потрясла её тело.
Все утихло в лесу. Зашло солнце. Быстро темнело.
Медведь лежал на животе и зализывал раны. Одно ухо у него было оторвано, он хрипло дышал и раскачивал головой, сбрасывая с шерсти капли крови. Иногда он вставал и с глухим рычанием обходил, обнюхивал неподвижное тело противника.
Всю ночь он не уходил с поля боя. Дремал, просыпался в жару и лапой ощупывал холодную рысь.
Под утро больной зверь шатающейся походкой обошёл скалы, почуял слабый запах оленя и кое-как забрался на верх скалы. Свесив одноухую голову, долго изучал пропасть, ещё наполненную ночной темнотой.
Оленя он нашёл только к полудню. Его привёл сюда запах шакалов, сбежавшихся к месту происшествия. Они мгновенно исчезли. По-хозяйски обнюхав тушу, медведь лёг и, предвкушая сытую жизнь на много дней, долго дремал перед тем, как вознаградить себя за тяжкие дни охоты.
Около убитой рыси, затоптанное в глину, осталось его левое ухо, разорванное в клочья.
Левое ухо со старой меткой: треугольный вырез, который был сделан много лет назад.
2
Лобик, воспитанный людьми и привыкший к людям, позже немало пострадал от этого воспитания и привычек.
Если бы Александр Молчанов располагал свободным временем, он, несомненно, уделил бы одинокому медведю не один час и день, и тем самым гораздо легче нашёл бы путь для сближения с постепенно дичавшим Лобиком. Но частые поездки в университет, работа над лекциями и книгами, многочисленные служебные обязанности в заповеднике не давали ему разыскать Лобика на огромной территории лесных гор, тем более что взрослевший медведь, не в пример оленю, то и дело уходил с обжитого им места в новые, часто пересекал границу заповедника, чтобы спуститься поближе к селениям, где, на худой конец, можно было разжиться в огородах то сладкой кукурузой, то картофелем или забежавшим в лес поросёнком. Его тянуло к людям, ведь он боялся их меньше, чем другие медведи.
Опыт обкрадывания человека, приобретённый ещё во времена браконьера Козинского, иной раз выручал Лобика в голодные дни весны и лета, он не брезговал этим способом пропитания и однажды, вспомнив прошлое, запросто явился в столовую лесорубов чуть-чуть не к самому обеду. Кухарка с удивительным для её полноты проворством залезла на осину; никого больше здесь не было, и Лобик по-хозяйски распорядился добром: сунув нос в кастрюлю с борщом, он обжёгся, осерчал и, разумеется, перевернул посуду, а заодно и картошку на противне, быстро съел нарезанный хлеб, повалил стол с мисками и убежал, оставив лесорубов без дневного рациона. За ним гнались, даже стреляли. Когда же вскоре обнаружил недалеко от лесосеки тушку обжаренного гуся в соседстве со свежесложенными ветками, то эта странная доброта человеческая насторожила его. К гусю он и близко не подошёл. Но запах жареного не позволил ему и уйти. Лобик стал швырять в приманку камни, ветки и швырял до тех пор, пока наконец не услышал страшный щёлк стальных челюстей капкана и не догадался, что теперь он может полакомиться гусем.
Потом, желая отомстить обезвреженному капкану, он вытащил его вместе с цепью и брёвнам, зачаленным за цепь, долго волочил за собой, пока не оказался на скалистом берегу реки и не без удовольствия спровадил дьявольское ухищрение охотников в воду.
Такую шутку с капканами, нацеленными на него доброхотными звероловами, для которых законы не писаны, Лобик проделал за эти годы множество раз и настолько мастерски, что приводил в изумление самых опытных охотников.
И все равно его тянуло к людям. Не только из корысти, но из любопытства тоже.
Он часами мог лежать где-нибудь за огородами лесного посёлка и глядеть из-под куста можжевельника на женщин, идущих доить коров, на детей, играющих во дворе, слушал голоса, смех, ощущал запах хлеба, вареного мяса, и эти картины, звуки, запахи вызывали в его потускневшей памяти отрывочные воспоминания из детства. Эти воспоминания размягчали его, он безмятежно засыпал, а проснувшись, чувствовал только голод, подымался и уже думал лишь о том, как добыть пищу. Мог забраться в огород и поломать кукурузу; мог вытащить из сарая поросёнка или выпить молоко из корытца, приготовленное не для него.
К третьему году жизни Лобик стал выглядеть более чем внушительно. Поднявшись на задние лапы, он передними царапал кору на высоте ста восьмидесяти сантиметров. Шерсть его сделалась тёмной. В этом цвете он был страшней. Каждую весну шерсть отрастала густая, длинная, в своей шубе Лобик не боялся ни снега, ни мороза. А в жару с удовольствием залезал в холодную воду горных озёр и долго плескался, по женски подпрыгивая и окунаясь. Плечи его раздались, он чуть-чуть косолапил, и когда шёл, то сильно вихлял задом. Широколобая чёрная голова с маленькими заросшими ушами и длинным носом прочно сидела на мохнатой мощной шее, а жёлтые глаза с карими зрачками порой смотрели так умно, что, казалось, медведь вот-вот заговорит. Красавец весом центнера на три с половиной.
Любопытству Лобика не было предела. Все интересовало его и часто без особой нужды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62