Во дворе встретили Кольку Барбуса, он сидел верхом на столике, где обычно сражались местные доминошники, нахохлившийся, как воробей.
— Выручайте, мужики, — сказал он. — Мамаша ревизию навела в личном сейфе. Выгребла все подчистую. Трояк не одолжите до послезавтра?..
И тут Барбус рассмотрел лицо Тимофея.
— Вы что, маханулись между собой? — удивленно протянул он, на время позабыв о деньгах.
— С Квашеным повстречались, — сухо ответил Тим.
— Ну-ну. — Барбус недоверчиво глянул на него. — Так как насчет трояка?
— Глухо, — сказал Тимофей.
Барбус огорченно махнул рукой и направился на поклон к Алле Рассолько: мама ее деньги считать не любила, и Алла, пользовавшаяся этой слабостью, обычно располагала некоторой суммой на карманные расходы.
— Знаешь, о чем я подумал? — сказал Тим, когда сутулый силуэт Барбуса растворился в сумерках.
— Ну?
— Можно попробовать одолжить деньги.
— Одолжить? У кого?
— Не знаю. Может, у Лосика. Может, еще у кого-нибудь.
— Ты сразу к Мавроди иди, — сказал Серега. — Не ошибешься.
Часть 3
МИША КУН-ФУ — ПОСЛЕДНИЙ МОСКОВСКИЙ НИНДЗЯ
Глава 14
Прошло несколько дней, а может, даже и недель, в течение которых многое успело измениться: лето перевалило за половину, а еще прошел сильный ливень, Димка Смольский уехал с родителями к родственникам в Кемерово, а Наташка Решетникова безнадежно втрескалась в Майкла Джексона, еще в Тимином доме начали проводить капитальный ремонт, из-за чего отключили на несколько дней газ, канализацию и холодную воду.
Менялось все.
Все — кроме одного: ни Тим, ни Серега так и не придумали, где взять восемнадцать тысяч.
«Моечный» бизнес оправдывал себя все меньше и меньше; иногда Тимофею казалось, что он с гораздо большей пользой потратил бы время, просто загорая на Битце. В конце концов Серега сказал:
— Ладно, давай попробуем одолжить у кого-нибудь.
И они отправились сначала к Будильнику, который, будучи заядлым, хотя и не слишком удачливым игроком в «храпа» (у него дома даже проводились «чемпионаты» с призовым фондом в несколько десятков долларов), водил знакомство с местными ростовщиками.
— Да кому вы упали? — пренебрежительно сморщился Будильник. — И под какие гарантии вы собираетесь брать деньги?.. Каждому из вас со всеми потрохами красная цена — тысяча рублей, и то в красивой упаковке… Вот эту сумму кто-нибудь, возможно, и рискнет вам одолжить. Хотя я бы лично не рисковал.
— У нас большие проблемы, Гена, — с чувством произнес Тим.
Серега накануне запретил ему говорить о матери.
— Начхать, — кратко заметил Будильник.
И Тим с Серегой отправились к Семе Дворскому.
Сема Дворский, как более удачливый игрок и более лояльный человек, благосклонно выслушал их и даже назвал в качестве путеводной звезды имя одной известной на Газопроводе (хотя и не слишком уважаемой) личности — Ахмета Бердыева.
— Ахмет дает деньги под двадцать процентов в месяц. Но он выживет из ума не раньше чем лет через шестьдесят. А пока что не даст вам ни копейки.
— А ты поручись за нас, — посоветовал Тим.
— Я ведь тоже не дурак, — усмехнулся Сема. — Сколько вам нужно-то?
Когда Серега назвал цифру, тот перестал усмехаться и выразительно покрутил пальцем у виска.
— Если кто заикнется Ахмету, что это я вывел вас на него, — головы поотворачиваю, — пообещал он.
И показал огромный кулачище — страшный, костистый, весь в засохших царапинах.
Потом Сема Дворский ушел. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он все-таки считает себя дураком — потому что сразу не послал Серегу и Тимофея подальше.
* * *
Между друзьями произошел короткий спор, в результате которого дружба чуть было не расстроилась опять; дальше было решено все-таки сунуться к подозрительной личности по имени Ахмет Бердыев — больше для очистки совести, чтобы не думать потом, будто ничего не пытались сделать.
Ахмет проживал на углу Газопровода и Дорожной. Тим хорошо знал его адрес, потому что у подъезда Бердыева часто собиралась местная газопроводская шушера — выпивали, резались в «храпа», дрались или просто стояли с умным видом и плевали на асфальт. Этот пункт сбора назывался «у Ахметки».
Сегодня тусовщики, видно, устроили себе выходной. Или отправились в магазин. Тим с Серегой беспрепятственно поднялись на третий этаж (именно из этого окна обычно торчала лохматая голова Бердыева) и позвонили в дверь.
Долго не открывали. Потом послышались осторожные шаги, чья-то тень заслонила свет в дверном глазке, и глухой голос спросил:
— Чего надо?
— Мы к Ахмету.
Дверь распахнулась настежь, и чья-то рука схватила Серегу за волосы и втянула внутрь. Тим не успел даже пикнуть, как ворот его майки оказался намотан на чей-то кулак. Послышался треск рвущейся ткани. Тимофея грубо втолкнули в квартиру вслед за другом.
Трое незнакомых мужчин в прихожке: черные суконные брюки (не иначе как от «Неккермана»), тонкие дорогие рубашки — но руки синие от наколок, и глаза крохотные, мышиные, а челюсти — во!.. Ахмет, весь серо-белый, как мартовский снеговик, сидел в гостиной в одних трусах, привязанный к стулу ремнями. На его кудлатой голове виднелась странная широкая проплешина — от затылка до лба, напоминающая медвежью таежную тропу… Высокий незнакомый господин в черном смокинге возвышался над Ахметом с опасной бритвой в руках, словно художник с кистью перед мольбертом.
— Кто такие? — спросил он спокойным голосом, обернувшись через плечо на Тима и Сергея.
— Мы к Ахмету, — упорно повторил Серега.
— Понятно, — сказал мужчина, отступая и кивая в сторону Бердыева. — Вот вам Ахмет. Что дальше?
Тим и Серега промолчали. Они уже не сомневались, что снова влипли в историю.
Один из «конвоиров» наклонился к Сереге и прошептал ему на ухо:
— Отвечай, когда тебя спрашивают, щенок.
От него здорово несло спиртным (Серега так полагал, что это виски) и еще чем-то колючим, едким, — наверное, одеколоном.
Тут на помощь друзьям неожиданно пришел Ахмет. Он вдруг заскулил высоким бабьим голосом:
— Не нада-a-a-a-aL. Мужики-и-и-ы-ы-ы!!..
В ту же секунду лезвие бритвы оказалось у него под подбородком.
— Тебя побрить, Ахмет? — поинтересовался высокий.
Бердыев промычал в ответ что-то нечленораздельное: если бы он раздвинул челюсти, бритва проехалась бы по его горлу.
— Мальчишек — на кухню, — скомандовал мужчина в черном. — И поживее.
«Поживее»… Это слово (вернее, его буквальный смысл) прозвучало жестокой насмешкой. Серега захлопал глазами и скрутил ноги жгутом — жизнь и уборная сравнялись для него по своей значимости; он попытался было закричать, но огромная синяя, в наколках, ладонь мягко легла на его лицо. Другая ладонь обхватила тонкую шею Тимофея, словно ствол молодого деревца. Пальцы с холеными ногтями сомкнулись на его горле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Выручайте, мужики, — сказал он. — Мамаша ревизию навела в личном сейфе. Выгребла все подчистую. Трояк не одолжите до послезавтра?..
И тут Барбус рассмотрел лицо Тимофея.
— Вы что, маханулись между собой? — удивленно протянул он, на время позабыв о деньгах.
— С Квашеным повстречались, — сухо ответил Тим.
— Ну-ну. — Барбус недоверчиво глянул на него. — Так как насчет трояка?
— Глухо, — сказал Тимофей.
Барбус огорченно махнул рукой и направился на поклон к Алле Рассолько: мама ее деньги считать не любила, и Алла, пользовавшаяся этой слабостью, обычно располагала некоторой суммой на карманные расходы.
— Знаешь, о чем я подумал? — сказал Тим, когда сутулый силуэт Барбуса растворился в сумерках.
— Ну?
— Можно попробовать одолжить деньги.
— Одолжить? У кого?
— Не знаю. Может, у Лосика. Может, еще у кого-нибудь.
— Ты сразу к Мавроди иди, — сказал Серега. — Не ошибешься.
Часть 3
МИША КУН-ФУ — ПОСЛЕДНИЙ МОСКОВСКИЙ НИНДЗЯ
Глава 14
Прошло несколько дней, а может, даже и недель, в течение которых многое успело измениться: лето перевалило за половину, а еще прошел сильный ливень, Димка Смольский уехал с родителями к родственникам в Кемерово, а Наташка Решетникова безнадежно втрескалась в Майкла Джексона, еще в Тимином доме начали проводить капитальный ремонт, из-за чего отключили на несколько дней газ, канализацию и холодную воду.
Менялось все.
Все — кроме одного: ни Тим, ни Серега так и не придумали, где взять восемнадцать тысяч.
«Моечный» бизнес оправдывал себя все меньше и меньше; иногда Тимофею казалось, что он с гораздо большей пользой потратил бы время, просто загорая на Битце. В конце концов Серега сказал:
— Ладно, давай попробуем одолжить у кого-нибудь.
И они отправились сначала к Будильнику, который, будучи заядлым, хотя и не слишком удачливым игроком в «храпа» (у него дома даже проводились «чемпионаты» с призовым фондом в несколько десятков долларов), водил знакомство с местными ростовщиками.
— Да кому вы упали? — пренебрежительно сморщился Будильник. — И под какие гарантии вы собираетесь брать деньги?.. Каждому из вас со всеми потрохами красная цена — тысяча рублей, и то в красивой упаковке… Вот эту сумму кто-нибудь, возможно, и рискнет вам одолжить. Хотя я бы лично не рисковал.
— У нас большие проблемы, Гена, — с чувством произнес Тим.
Серега накануне запретил ему говорить о матери.
— Начхать, — кратко заметил Будильник.
И Тим с Серегой отправились к Семе Дворскому.
Сема Дворский, как более удачливый игрок и более лояльный человек, благосклонно выслушал их и даже назвал в качестве путеводной звезды имя одной известной на Газопроводе (хотя и не слишком уважаемой) личности — Ахмета Бердыева.
— Ахмет дает деньги под двадцать процентов в месяц. Но он выживет из ума не раньше чем лет через шестьдесят. А пока что не даст вам ни копейки.
— А ты поручись за нас, — посоветовал Тим.
— Я ведь тоже не дурак, — усмехнулся Сема. — Сколько вам нужно-то?
Когда Серега назвал цифру, тот перестал усмехаться и выразительно покрутил пальцем у виска.
— Если кто заикнется Ахмету, что это я вывел вас на него, — головы поотворачиваю, — пообещал он.
И показал огромный кулачище — страшный, костистый, весь в засохших царапинах.
Потом Сема Дворский ушел. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он все-таки считает себя дураком — потому что сразу не послал Серегу и Тимофея подальше.
* * *
Между друзьями произошел короткий спор, в результате которого дружба чуть было не расстроилась опять; дальше было решено все-таки сунуться к подозрительной личности по имени Ахмет Бердыев — больше для очистки совести, чтобы не думать потом, будто ничего не пытались сделать.
Ахмет проживал на углу Газопровода и Дорожной. Тим хорошо знал его адрес, потому что у подъезда Бердыева часто собиралась местная газопроводская шушера — выпивали, резались в «храпа», дрались или просто стояли с умным видом и плевали на асфальт. Этот пункт сбора назывался «у Ахметки».
Сегодня тусовщики, видно, устроили себе выходной. Или отправились в магазин. Тим с Серегой беспрепятственно поднялись на третий этаж (именно из этого окна обычно торчала лохматая голова Бердыева) и позвонили в дверь.
Долго не открывали. Потом послышались осторожные шаги, чья-то тень заслонила свет в дверном глазке, и глухой голос спросил:
— Чего надо?
— Мы к Ахмету.
Дверь распахнулась настежь, и чья-то рука схватила Серегу за волосы и втянула внутрь. Тим не успел даже пикнуть, как ворот его майки оказался намотан на чей-то кулак. Послышался треск рвущейся ткани. Тимофея грубо втолкнули в квартиру вслед за другом.
Трое незнакомых мужчин в прихожке: черные суконные брюки (не иначе как от «Неккермана»), тонкие дорогие рубашки — но руки синие от наколок, и глаза крохотные, мышиные, а челюсти — во!.. Ахмет, весь серо-белый, как мартовский снеговик, сидел в гостиной в одних трусах, привязанный к стулу ремнями. На его кудлатой голове виднелась странная широкая проплешина — от затылка до лба, напоминающая медвежью таежную тропу… Высокий незнакомый господин в черном смокинге возвышался над Ахметом с опасной бритвой в руках, словно художник с кистью перед мольбертом.
— Кто такие? — спросил он спокойным голосом, обернувшись через плечо на Тима и Сергея.
— Мы к Ахмету, — упорно повторил Серега.
— Понятно, — сказал мужчина, отступая и кивая в сторону Бердыева. — Вот вам Ахмет. Что дальше?
Тим и Серега промолчали. Они уже не сомневались, что снова влипли в историю.
Один из «конвоиров» наклонился к Сереге и прошептал ему на ухо:
— Отвечай, когда тебя спрашивают, щенок.
От него здорово несло спиртным (Серега так полагал, что это виски) и еще чем-то колючим, едким, — наверное, одеколоном.
Тут на помощь друзьям неожиданно пришел Ахмет. Он вдруг заскулил высоким бабьим голосом:
— Не нада-a-a-a-aL. Мужики-и-и-ы-ы-ы!!..
В ту же секунду лезвие бритвы оказалось у него под подбородком.
— Тебя побрить, Ахмет? — поинтересовался высокий.
Бердыев промычал в ответ что-то нечленораздельное: если бы он раздвинул челюсти, бритва проехалась бы по его горлу.
— Мальчишек — на кухню, — скомандовал мужчина в черном. — И поживее.
«Поживее»… Это слово (вернее, его буквальный смысл) прозвучало жестокой насмешкой. Серега захлопал глазами и скрутил ноги жгутом — жизнь и уборная сравнялись для него по своей значимости; он попытался было закричать, но огромная синяя, в наколках, ладонь мягко легла на его лицо. Другая ладонь обхватила тонкую шею Тимофея, словно ствол молодого деревца. Пальцы с холеными ногтями сомкнулись на его горле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49