— Ты еще молод, князь, — подал голос Иван Акинфич, — и нам, боярам, забедно зрети твое вдовство!
— Женись, княже, Господь да благословит тя наследником, а нас господином! — добродушно подхватил Михайло Терентьич.
Василий Протасьич тоже веско склонил голову, примолвив:
— И невеста на примете добра — дочь князя Федора Святославича, Евпраксея.
— Дому утешение, а княжеству помога! — подхватил и Феофан Бяконтов. — Федор Святославич роду князей смоленских, а к Москве привержен искони, понеже еговый батюшка из руки покойного Юрья Данилыча на брянский удел ставлен! Достоит тебе породнитися с им в ущерб Литве!
Василий Окатьич тоже склонил голову, присовокупив:
— Согласно, думою мыслили, княже, не обессудь!
Афиней, с противоположной лавки, осторожно добавил:
— И братьев твоих достоит женити, заждались молодцы!
— Князев приплод княжеству не в убыток! — добродушно пошутил Андрей Кобыла и тем снял напряжение со всех. Расхмылились многие, и сам Симеон бледно улыбнулся в ответ Андрею.
Дорогобужский князь, и верно, ходил в подручниках у Москвы (брата его не так давно убили в Брянске вечники). Отец князя Федора, Святослав, приходился двоюродным братом нынешнему смоленскому князю Ивану Александровичу, и у Москвы была постоянная надежда «всадить» кого-нибудь из Святославичей на смоленский стол, понеже князь Иван имел ряд с Гедимином и упорно тянул к Литве, несмотря на все старания покойного родителя. Но думать о браке с дочерью Федора до днешней поры Семену как-то не приходило в ум.
Он обвел глазами палату. Бояре кивали, коротко или велеречиво повторяя уже сказанное. Действительно думою решали! Симеон отмолвил, что примет к сердцу совет бояринов своих и помыслит о сем с духовным отцом Алексием и митрополитом Феогностом. Бояре удоволенно покивали головами. С Феогностом и Алексием было уже говорено, и посему слова князя означали полное согласие. Перешли к насущным делам.
Жаркими июньскими ночами Симеон и сам чуял, что надобно ему искать новую жену. Невесть почему он брезговал податливыми холопками, к тому же испытывал смутную вину перед дочерью, которую в эти месяцы старался особенно привечать, и потому перемогался в строгом одиночестве вдовой своей постели. Меж тем вновь ощутимо сгущалась гроза на западных рубежах, и союз хотя с одним из князей смоленских был бы ныне очень и очень кстати. Никогда не видавши невесты, Симеон дал согласие на брак и послал сватов.
Опять же по совету бояр Симеон сыскал невесту для младшего брата, Андрея — Марию, Машу, дочь галицкого князя Ивана Федоровича. Ярлык на Галич, купленный покойным Калитою, Москва пока прочно удерживала в своих руках, но все же опас поиметь стоило. Женившись на Маше, Андрей тем самым в грядущем получал известные права на галицкий стол. Андрей, по своему почину поехал со сватами глядеть невесту и воротился довольный — Маша приглянулась ему.
Теперь следовало женить вторым браком Ивана, коему прочили было муромскую княжну, но тут вокруг Симеона начались шепоты и умолчания. Иван ходил потерянный, точно опущенный в воду. Тысяцкий Вельяминов по времени как-то странно взглядывал на великого князя. Загадка разрешилась буднично просто — невзначай брошенным одною из сенных боярынь словом.
Услышав, поняв, Симеон долго не мог взять в толк. Иван и Шура, дочка Вельяминовых? Он вызвал брата для разговора с глазу на глаз и тут, видя, как краснеет и бледнеет Иван, понял наконец, что дело створилось нешуточное
— Когда?! — невольно ярея, вопросил он. Иван стоял перед ним упрямый и жалкий, бормотал:
— Святками… слово дал…
— Кому?!
— Ей! Сашеньке, Шуре…
— Вон! — рявкнул Семен, и Иван, всхлипнув, исчез.
Беспричинное бешенство овладело Симеоном. Почему, почто именно ему, Ивану, само собою достается все то, о чем он, Симеон, может только мечтать? Ему, Симеону, — княжеский брак по расчету и приговору бояр, а Ивану — опрокидывающая все расчеты любовь! Та самая любовь, которой был о сю пору лишен Симеон и о которой украдкой мечтал, не признаваясь в этом ни батюшке, ни даже самому себе. И чья любовь! Красавицы, умницы — Шуры Вельяминовой!
Он еще яростно мерял шагами тесный спальный покой, когда дверь отворилась и перед ним, без зова, предстал плечистый и румяный Андрей, благополучный жених галицкой княжны.
— Ты что? — набычась, буркнул Семен.
— Ето я их свел! — брякнул Андрей, невступно и смело глядя в очи великому князю.
— ?! — молча воззрился в него Симеон.
— Любят друг друга, дак потому! — пояснил брат, не опуская очей.
Симеон молчал, сопя. Андрей тоже молчал, переминаясь. Примолвил тихо:
— Ване без Олександры не жисть.
Сейчас и не брат, и не князь, а два мужика, задетые в том самом кровном и стыдном, из-за чего яростно сходятся в кулачном бою, стояли друг перед другом.
— Ступай, сводник! — глухо отмолвил Симеон. И уже не глядел, пока за братом не захлопнулась дверь.
Еще одна одинокая жаркая ночь… Семен потел, откидывал одеяло, многажды вставал испивать квасу, глухо, яростно бормотал: «Любовь!» Но ярость тотчас сменялась грустью: да, любовь! И не для него уже, а для них… всех прочих… А он должен жертвовать собою за други своя… И уже далеко за полночь ему в ум пришла наконец благая (и верная!) мысль: а чем, собственно, не невеста Ивану дочь Вельяминовых? Ивану, который, ежели у него, Симеона, не будет сыновей, должен наследовать великий стол! А ежели будут? Теперь-то могут и быть! Не лучше ли, не спокойнее ли станет ему самому, ежели дети Ивана родятся не от княжны, а от боярыни? Не меньше ли возникнет зависти, споров и возможной борьбы за великокняжеское достоинство меж его и Ивановыми потомками?
Мысль была не своя. Отцова. Умная, но недобрая мысль. С заглядом вдаль и с тайным умыслом. И Симеон, осознав вся тайная тайных согласия своего на брак Ивана с Шурой Вельяминовой, сжал зубы, поморщился и даже головой покрутил — гадок стал он самому себе в этот миг! А инако поглядеть: сим браком укрепит он навечно Протасьев род, наследственных тысяцких Москвы. Мочно станет не страшить ничьих происков, и Алексей Хвост становит более не страшен для Василья Протасьича. И почему, почто не породниться ему, в конце концов, с Вельяминовыми? Хотя бы так, через брата своего! И опять же невступные очи Андрея: любят друг друга!
Уже где-то к утру он сдался, вконец измученный и, пробормотав: «Быть по сему!» — уснул.
ГЛАВА 54
Симеон не желал для своей второй женитьбы пышных празднеств, но скоро понял, что ход событий ему уже не подвластен. Надобно было поддержать честь великого княжения, надобно было не уронить и чести Москвы, надобно было, наконец, оказать уважение смоленскому княжескому дому. И хотя сердце подсказывало ему, что добра от этого брака не жди, поделать Симеон уже не мог ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166