Он остановил палец на следующем пассаже: «Рука Господа простерлась надо мной. Он духом своим вознес меня и опустил посреди долины: она вся была усеяна костями».
— Писано еще во втором веке, что это случится в Конце Света, — пояснил он.
Я проводил отца до выхода из грота. Снаружи стояли люди, была ночь. Лунный свет освещал отвесную скалу, отделявшую нас от остального мира. Вдалеке на темном горизонте выделялись известковые скалы, образующие лунный пейзаж Мертвого моря. На скальном выступе, тянущемся вдоль наших пещер, стояли все десять членов Высшего совета. Там были жрецы Иссахар, Перес и Иов, левиты Асбель, Ехи и Муппим, а также сыновья Израиля Гера, Нааман и Ард в сопровождении жреца Леви, бывшего моим наставником, — мужчина в зрелом возрасте с седыми шелковистыми волосами: кожа его, выдубленная солнцем, напоминала пергамент; у него были тонкие губы и высокомерная осанка. Он-то и приблизился к моему отцу.
— Не забывай, Давид Коэн, — произнес он, — ты связан тайной.
Отец слегка кивнул и, не говоря ни слова, стал, минуя трещины, смело спускаться по невидимой тропе, ведущей в знакомый мир.
* * *
Утром я снял свое облачение и вырядился в старенькую одежонку хасида , которой не касался более двух лет: белая рубашка и черные брюки. После этого я отправился в путь.
Я шел по безмолвной пустыне под давящей жарой; солнце жгло лицо, ослепительный свет резал глаза. Я пробирался через острые обломки скал и валуны, проходил по краям глубоких трещин и оврагов, следуя опасной, невидимой дорогой, известной только ессеям.
Впереди сверкало большое соляное озеро, лежащее на сотни метров ниже уровня моря. Над ним так жарко, что вода из него испаряется, делая озеро еще горше. Его называют Мертвым морем, так как в безжизненной воде не водятся ни рыбы, ни водоросли, в нем не тонут и лодки и очень редко — люди.
К югу — Содом. Содом разрушенный, свидетельство катаклизма, который когда-то покарал эти места. Острый запах серы, ужасающие формы нерукотворных скульптур из песка и горных пород — все свидетельствует здесь о власти Разрушения. Начало конца. Вот почему две тысячи лет назад ессеи пришли в эту пустыню, протянувшуюся к востоку от Иерусалима вплоть до гигантской низины, где улеглись реки Гор и Иордан и Мертвое море; пришли в эти спокойные и глухие места, где можно верить в Конец Света. На юге нашей пустыни есть еще одна, а южнее той — другая, та, где Моисей получил скрижали Завета. И в каждой есть древние роды пастухов, свидетели времен; и люди удаляются от мира, чтобы жить в пустыне и подчиняться ей.
Был полдень, когда я достиг мест, где совершилось преступление. На площадке из глинистого известняка было невыносимо жарко и душно.
Я прошел перед пещерами, отдавшими нашей секте последние из нескольких тысяч манускриптов: некоторые относились к III веку до рождения Иисуса Христа. Именно в 1947 году здесь нашли первый глиняный кувшин. Тогда-то и началась странная история с манускриптами Мертвого морях : было сделано самое необычное археологическое открытие. И все время, пока шли раскопки, пока приходили любопытные и паломники, считалось, что не осталось ничего нового под солнцем Иудеи. Два тысячелетия люди проходили рядом с этим сокровищем, не подозревая, что манускрипты времен Христа, чудесным образом сохранившиеся в глиняных кувшинах, находились там, сокрытые в пещерах Кумрана, в Иудейской пустыне, возле Мертвого моря, в тридцати километрах от Иерусалима.
Когда в 1999 году Верховный жрец Озия, участвовавший в извлечении Кумранских свитков, был найден распятым в православном храме Иерусалима, моя история вплотную столкнулась с манускриптами Мертвого моря. Один из этих свитков был у него похищен, и Шимон Делам, командующий израильской армией, пришел к моему отцу с просьбой оказать помощь в поисках. И я, Ари, был вместе со своим отцом.
В ходе поисков я и открыл, что в этих пещерах жили многие и многие поколения людей, которые, несмотря ни на что, хранили, переписывали пергаментные свитки, считая все писаное в них связанными между собой текстами.
Еще полчаса ходьбы, и я оказался почти на берегу Мертвого моря, на огромном утесе с руинами Кирбат-Кумрана. Полиция огородила место преступления; в этот час, когда солнце разбушевалось, там никого не было. Я пролез под веревкой и приблизился к кладбищу, расположенному рядом с руинами.
О Боже! Если бы только я не входил в эту юдоль печали и слез! Если бы только мог сказать: нет, я здесь не был, я ничего не знаю и не желаю знать, я ничего не видел, и если бы только я мог позабыть об этом зрелище! Моим глазам открылись тысяча сто могил; тысяча сто разрытых, оскверненных могил, скелеты в которых лежали по оси север — юг черепами к югу. Осуществились слова о долине, усеянной костями, и я не знал почему.
Не было ни малейшего ветерка, и, однако, мне казалось, что я слышу какой-то ропот: будто это голоса мертвецов, доносившиеся до меня; они словно взывали из могил. Голоса предков, привлеченных святостью, чистотой свершенного акта и намерения, потревоживших места их упокоения, где люди неукоснительно соблюдали закон Моисея и где эти ессеи — последние из последних в знойной пустыне — пытались из могил вдохновить Иудею на рождение своей смены, неисчислимого поколения Иуды и Вениамина, и старались распространить это послание ради сохранения памяти о себе.
Потом я заметил возле кучи камней маленький крестик, а, подняв голову, увидел каменный алтарь, установленный посреди оскверненного кладбища; на нем-то и была принесена жертва. Алтарь окружала красная пластиковая лента, а на жертвенной плите молом был очерчен человеческий силуэт. Человек, которого убили, был сперва связан, подобно жертвенному агнцу, затем ему перерезали горло, а потом сожгли на огне, взметнувшем к Господу позорный запах. Жертву надо было связать крепко, чтобы она не двигалась, тело ее должно было быть согнуто, ей нужно было обнажить горло и перерезать его острым ножом. Нужно было, чтобы текла кровь, чтобы горела плоть и дым взвивался кверху. Под алтарем — остатки костра. Вокруг алтаря — пепел и зола. На алтаре — семь кровавых полос.
Охваченный ужасом, я машинально отступил назад. Подобное жертвоприношение совершал Верховный жрец в день Киппур перед тем, как войти в святая святых, где он должен был встретить Бога. Но он приносил в жертву быка. Зачем же так убивать человека? Какой смысл в этом акте?
В нескольких метрах от кладбища руины Кумрана образовывали огромный четырехугольник. Я подошел к развалинам сооружений, хорошо мне известных. Там когда-то трудились мои предки, в этой пустыне, где от воды зависела жизнь и добывать воду было неимоверно трудно. Голоса, не отстававшие от меня, материализовывались, мало-помалу обретая плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Писано еще во втором веке, что это случится в Конце Света, — пояснил он.
Я проводил отца до выхода из грота. Снаружи стояли люди, была ночь. Лунный свет освещал отвесную скалу, отделявшую нас от остального мира. Вдалеке на темном горизонте выделялись известковые скалы, образующие лунный пейзаж Мертвого моря. На скальном выступе, тянущемся вдоль наших пещер, стояли все десять членов Высшего совета. Там были жрецы Иссахар, Перес и Иов, левиты Асбель, Ехи и Муппим, а также сыновья Израиля Гера, Нааман и Ард в сопровождении жреца Леви, бывшего моим наставником, — мужчина в зрелом возрасте с седыми шелковистыми волосами: кожа его, выдубленная солнцем, напоминала пергамент; у него были тонкие губы и высокомерная осанка. Он-то и приблизился к моему отцу.
— Не забывай, Давид Коэн, — произнес он, — ты связан тайной.
Отец слегка кивнул и, не говоря ни слова, стал, минуя трещины, смело спускаться по невидимой тропе, ведущей в знакомый мир.
* * *
Утром я снял свое облачение и вырядился в старенькую одежонку хасида , которой не касался более двух лет: белая рубашка и черные брюки. После этого я отправился в путь.
Я шел по безмолвной пустыне под давящей жарой; солнце жгло лицо, ослепительный свет резал глаза. Я пробирался через острые обломки скал и валуны, проходил по краям глубоких трещин и оврагов, следуя опасной, невидимой дорогой, известной только ессеям.
Впереди сверкало большое соляное озеро, лежащее на сотни метров ниже уровня моря. Над ним так жарко, что вода из него испаряется, делая озеро еще горше. Его называют Мертвым морем, так как в безжизненной воде не водятся ни рыбы, ни водоросли, в нем не тонут и лодки и очень редко — люди.
К югу — Содом. Содом разрушенный, свидетельство катаклизма, который когда-то покарал эти места. Острый запах серы, ужасающие формы нерукотворных скульптур из песка и горных пород — все свидетельствует здесь о власти Разрушения. Начало конца. Вот почему две тысячи лет назад ессеи пришли в эту пустыню, протянувшуюся к востоку от Иерусалима вплоть до гигантской низины, где улеглись реки Гор и Иордан и Мертвое море; пришли в эти спокойные и глухие места, где можно верить в Конец Света. На юге нашей пустыни есть еще одна, а южнее той — другая, та, где Моисей получил скрижали Завета. И в каждой есть древние роды пастухов, свидетели времен; и люди удаляются от мира, чтобы жить в пустыне и подчиняться ей.
Был полдень, когда я достиг мест, где совершилось преступление. На площадке из глинистого известняка было невыносимо жарко и душно.
Я прошел перед пещерами, отдавшими нашей секте последние из нескольких тысяч манускриптов: некоторые относились к III веку до рождения Иисуса Христа. Именно в 1947 году здесь нашли первый глиняный кувшин. Тогда-то и началась странная история с манускриптами Мертвого морях : было сделано самое необычное археологическое открытие. И все время, пока шли раскопки, пока приходили любопытные и паломники, считалось, что не осталось ничего нового под солнцем Иудеи. Два тысячелетия люди проходили рядом с этим сокровищем, не подозревая, что манускрипты времен Христа, чудесным образом сохранившиеся в глиняных кувшинах, находились там, сокрытые в пещерах Кумрана, в Иудейской пустыне, возле Мертвого моря, в тридцати километрах от Иерусалима.
Когда в 1999 году Верховный жрец Озия, участвовавший в извлечении Кумранских свитков, был найден распятым в православном храме Иерусалима, моя история вплотную столкнулась с манускриптами Мертвого моря. Один из этих свитков был у него похищен, и Шимон Делам, командующий израильской армией, пришел к моему отцу с просьбой оказать помощь в поисках. И я, Ари, был вместе со своим отцом.
В ходе поисков я и открыл, что в этих пещерах жили многие и многие поколения людей, которые, несмотря ни на что, хранили, переписывали пергаментные свитки, считая все писаное в них связанными между собой текстами.
Еще полчаса ходьбы, и я оказался почти на берегу Мертвого моря, на огромном утесе с руинами Кирбат-Кумрана. Полиция огородила место преступления; в этот час, когда солнце разбушевалось, там никого не было. Я пролез под веревкой и приблизился к кладбищу, расположенному рядом с руинами.
О Боже! Если бы только я не входил в эту юдоль печали и слез! Если бы только мог сказать: нет, я здесь не был, я ничего не знаю и не желаю знать, я ничего не видел, и если бы только я мог позабыть об этом зрелище! Моим глазам открылись тысяча сто могил; тысяча сто разрытых, оскверненных могил, скелеты в которых лежали по оси север — юг черепами к югу. Осуществились слова о долине, усеянной костями, и я не знал почему.
Не было ни малейшего ветерка, и, однако, мне казалось, что я слышу какой-то ропот: будто это голоса мертвецов, доносившиеся до меня; они словно взывали из могил. Голоса предков, привлеченных святостью, чистотой свершенного акта и намерения, потревоживших места их упокоения, где люди неукоснительно соблюдали закон Моисея и где эти ессеи — последние из последних в знойной пустыне — пытались из могил вдохновить Иудею на рождение своей смены, неисчислимого поколения Иуды и Вениамина, и старались распространить это послание ради сохранения памяти о себе.
Потом я заметил возле кучи камней маленький крестик, а, подняв голову, увидел каменный алтарь, установленный посреди оскверненного кладбища; на нем-то и была принесена жертва. Алтарь окружала красная пластиковая лента, а на жертвенной плите молом был очерчен человеческий силуэт. Человек, которого убили, был сперва связан, подобно жертвенному агнцу, затем ему перерезали горло, а потом сожгли на огне, взметнувшем к Господу позорный запах. Жертву надо было связать крепко, чтобы она не двигалась, тело ее должно было быть согнуто, ей нужно было обнажить горло и перерезать его острым ножом. Нужно было, чтобы текла кровь, чтобы горела плоть и дым взвивался кверху. Под алтарем — остатки костра. Вокруг алтаря — пепел и зола. На алтаре — семь кровавых полос.
Охваченный ужасом, я машинально отступил назад. Подобное жертвоприношение совершал Верховный жрец в день Киппур перед тем, как войти в святая святых, где он должен был встретить Бога. Но он приносил в жертву быка. Зачем же так убивать человека? Какой смысл в этом акте?
В нескольких метрах от кладбища руины Кумрана образовывали огромный четырехугольник. Я подошел к развалинам сооружений, хорошо мне известных. Там когда-то трудились мои предки, в этой пустыне, где от воды зависела жизнь и добывать воду было неимоверно трудно. Голоса, не отстававшие от меня, материализовывались, мало-помалу обретая плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66