Я подкралась к двери, делая вид, что рассматриваю глиняную посуду, и услышала голоса.
— О чем они говорили?
— Не уверена, но, кажется, речь шла о профессоре Эриксоне… и Серебряном свитке.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил я.
— Свиток написали не ессеи и не зелоты. Он составлен в Средние века, и говорится в нем о баснословном сокровище!
— Отец был прав, когда говорил, что в этой истории не хватает одного элемента, одного звена цепи.
Сумерки спускались на величественные набережные Сены; легкий ветерок трепал волосы Джейн, делая их еще воздушнее.
— А ты, — тихо спросила она, — ты что-нибудь открыл для себя в Медном свитке?
— Я увидел в нем то, что может увидеть любой хасид.
— Значит, ты его постиг?
— Что?
— Двекут .
Дойдя до Пон-дез-Ар, мы сели на скамью; по реке сновали взад-вперед прогулочные катера, пофыркивая и разбрасывая вокруг себя зеленый, красный, оранжевый цвета. Я слишком влюблен, подумал я в эту минуту, потому что мое сердце переполнено любовью; я слишком поглощен ею, и я уже не Мессия, а мужчина, живущий только для нее; моя религия — это она, она — мой закон, мое ожидание, транс, двекут. Я дошел до того, что любовью разрушил свою жизнь и не могу сдержать слез, когда думаю, что не смог бы ликовать перед Ним, что мое время еще не пришло и что я не смог бы обнять и поцеловать Его, как Моисей поцеловал Бога.
Любовь… Я слышал о ней, читал в книгах, на университетских скамьях. Меня научили, что если любовный опыт неудачен, то мужчины и женщины не могут полностью постичь чувство, свойственное человеку, и неспособны испытывать к остальному человечеству ту благожелательность, без которой человечество становится злым. Но я всегда верил, что любовь — это опасность, стихийная сила, что она — не благо, и я остерегался мужчины, который любит женщину. Ибо пути его — пути мрака и тропинки греха.
— Все это так, — сказала Джейн, — до твоего избрания ты был писцом, а еще раньше — хасидом, а до того…
— А до того я был солдатом. Но все это в прошлом.
— Тебе уже не хватает твоей писанины?
Мое движение как будто было неожиданно прервано событиями, которые куда-то повлекли меня независимо от моей воли и так же неожиданно заставили остановиться, тогда как я не должен останавливаться неизвестно где и когда, чтобы не потерять сосредоточенность… Но чего мне больше всего не хватает, так это моей общины.
— Ты встретишься с ней, — успокоила меня Джейн. — Очень скоро.
— Нет.
— Почему же?
— Я покинул их, Джейн. Я убежал от ессеев.
Джейн недоуменно смотрела на меня, не понимая.
— Я ушел, потому что они отказывались отпустить меня сюда. А я очень хотел быть там, где ты.
— Ари, — упрекнула Джейн. — Не следовало этого делать. Это…
— Я тебя люблю.
Мы замолчали.
— Я полюбил тебя, — продолжил я, — еще в тот раз. Два года назад. Но тогда это было так неожиданно, что я не понимал. Потом удивление прошло, но любовь осталась.
— Такое невозможно, — проговорила Джейн, вставая, — такое невозможно, и ты это хорошо знаешь. Если ты тот, кто есть… Все это бессмысленно.
— Бессмысленно? — удивился я. — Может, и так. Помнишь, в Евангелии говорится, что Иисус любил одного своего ученика. Но имя его никогда не упоминается.
— Думаю, речь идет об Иоанне Евангелисте. Так?
— Ты права.
Джейн с удивлением взглянула на меня.
— Ты считаешь, что я твой ученик, Ари? Потому что мое имя похоже на его?
— Может быть.
— Но ты не пошел… ты ничего не понял. У меня нет роли, нет миссии. Я не из ваших. Ари, я не хочу играть ту роль, которую ты предлагаешь, не вижу в ней смысла. — Она встала и с огорченным видом заявила: — Я не верю в твою любовь.
С наступлением вечера мы опять стояли под фонарным столбом рядом с домом Кошки и снова ждали в неловком молчании, которое не могли побороть ни она, ни я.
Часом позже показался тот же самый крытый грузовичок. На этот раз Кошка сразу сел в него и отправился прямо к Брансийским воротам.
Мы очутились перед тем же зданием, что и накануне.
Было около восьми. Не зная, что делать, мы пошли в забегаловку на углу улицы, это было очень старое, насквозь прокуренное кафе с облупленными стенами. В нем обычно встречались завсегдатаи из здешнего квартала и, засиживаясь у бара, обменивались впечатлениями дня: идеальное место для сбора информации.
Едва мы сели за столик у окна, как хозяин, жизнерадостный толстяк с красными щеками, уже протягивал нам меню.
— Смотри-ка, как странно! — удивилась Джейн. — Совсем не похоже на обычное меню!
— Что? — насупился толстяк. — Вам не нравится меню?
— Да нет, не то чтобы оно мне не нравилось… Просто кухня у вас довольно оригинальная.
— Дело в том, что… — с пафосом произнес хозяин, — дело в том, что моя кухня идет из глубины веков, видите ли, она перешла ко мне от моих родителей, прародителей…
Он нагнулся к нам и почти прошептал:
— Это старинная кухня тамплиеров, рыцарей в белых плащах с красным крестом! Они привезли с Востока книгу рецептов одного из племянников Саладина — Вушла Хилла аль-Хабиба.
— Кого?
— Вушла Хилла аль-Хабиба, — повторил хозяин довольно убедительно. — Величайший кулинар! Именно во время одного из их угощений Великий магистр ордена Храма решил доверить тамплиерам роль международных воинов. Примерно такая же роль сейчас у национальной жандармерии или, точнее, групп быстрого реагирования: они родоначальники… голубых касок ООН!
Мы с Джейн переглянулись полувопросительно, полуиронично.
— Но почему именно тамплиеры? — спросила Джейн.
— Тамплиеры, — продолжил хозяин, — были превосходными аптекарями. Они открыли лечебные свойства Spirea Ulmeria — королевы лугов — против суставных болей, что в дальнейшем позволило выделить из этой травы производные салициловой кислоты. Новый медикамент, мадемуазель, пользующийся наибольшим спросом в мире, я назвал… — Хозяин закатил глаза для усиления эффекта. — …аспирин! Кухня, мадемуазель, издавна связана с колдовством. Но у вас печальный вид… Нектар красен, он прогонит печаль. К тому же уксус или прокисшее… вино — чудесное средство для более здоровой жизни. Уксус, лук, эстрагон, перец молотый, гвоздика, тмин, лавровый лист, чеснок… Если вы настоите в бокале все эти ингредиенты примерно месяц, то можете добавлять содержимое в любые блюда, и вы убедитесь…
Он наклонился к самому уху Джейн с почти угрожающим видом:
— Следует знать, мадемуазель, что капуста хороша с рисом, корнишоны — с мясом или дичью, что томаты очень хороши с рыбой, а особенно не забывайте про вино и хлеб! Вода и мука, дождевая вода — все это натуральные продукты, поступающие сверху, с неба. Так что кухня мигрирует вместе с миграцией священных племен — с запада на восток.
— А вы можете нам сказать, — спросила Джейн, решившись прервать эти словоизвержения, — что, например, содержится в баклажанной икре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— О чем они говорили?
— Не уверена, но, кажется, речь шла о профессоре Эриксоне… и Серебряном свитке.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил я.
— Свиток написали не ессеи и не зелоты. Он составлен в Средние века, и говорится в нем о баснословном сокровище!
— Отец был прав, когда говорил, что в этой истории не хватает одного элемента, одного звена цепи.
Сумерки спускались на величественные набережные Сены; легкий ветерок трепал волосы Джейн, делая их еще воздушнее.
— А ты, — тихо спросила она, — ты что-нибудь открыл для себя в Медном свитке?
— Я увидел в нем то, что может увидеть любой хасид.
— Значит, ты его постиг?
— Что?
— Двекут .
Дойдя до Пон-дез-Ар, мы сели на скамью; по реке сновали взад-вперед прогулочные катера, пофыркивая и разбрасывая вокруг себя зеленый, красный, оранжевый цвета. Я слишком влюблен, подумал я в эту минуту, потому что мое сердце переполнено любовью; я слишком поглощен ею, и я уже не Мессия, а мужчина, живущий только для нее; моя религия — это она, она — мой закон, мое ожидание, транс, двекут. Я дошел до того, что любовью разрушил свою жизнь и не могу сдержать слез, когда думаю, что не смог бы ликовать перед Ним, что мое время еще не пришло и что я не смог бы обнять и поцеловать Его, как Моисей поцеловал Бога.
Любовь… Я слышал о ней, читал в книгах, на университетских скамьях. Меня научили, что если любовный опыт неудачен, то мужчины и женщины не могут полностью постичь чувство, свойственное человеку, и неспособны испытывать к остальному человечеству ту благожелательность, без которой человечество становится злым. Но я всегда верил, что любовь — это опасность, стихийная сила, что она — не благо, и я остерегался мужчины, который любит женщину. Ибо пути его — пути мрака и тропинки греха.
— Все это так, — сказала Джейн, — до твоего избрания ты был писцом, а еще раньше — хасидом, а до того…
— А до того я был солдатом. Но все это в прошлом.
— Тебе уже не хватает твоей писанины?
Мое движение как будто было неожиданно прервано событиями, которые куда-то повлекли меня независимо от моей воли и так же неожиданно заставили остановиться, тогда как я не должен останавливаться неизвестно где и когда, чтобы не потерять сосредоточенность… Но чего мне больше всего не хватает, так это моей общины.
— Ты встретишься с ней, — успокоила меня Джейн. — Очень скоро.
— Нет.
— Почему же?
— Я покинул их, Джейн. Я убежал от ессеев.
Джейн недоуменно смотрела на меня, не понимая.
— Я ушел, потому что они отказывались отпустить меня сюда. А я очень хотел быть там, где ты.
— Ари, — упрекнула Джейн. — Не следовало этого делать. Это…
— Я тебя люблю.
Мы замолчали.
— Я полюбил тебя, — продолжил я, — еще в тот раз. Два года назад. Но тогда это было так неожиданно, что я не понимал. Потом удивление прошло, но любовь осталась.
— Такое невозможно, — проговорила Джейн, вставая, — такое невозможно, и ты это хорошо знаешь. Если ты тот, кто есть… Все это бессмысленно.
— Бессмысленно? — удивился я. — Может, и так. Помнишь, в Евангелии говорится, что Иисус любил одного своего ученика. Но имя его никогда не упоминается.
— Думаю, речь идет об Иоанне Евангелисте. Так?
— Ты права.
Джейн с удивлением взглянула на меня.
— Ты считаешь, что я твой ученик, Ари? Потому что мое имя похоже на его?
— Может быть.
— Но ты не пошел… ты ничего не понял. У меня нет роли, нет миссии. Я не из ваших. Ари, я не хочу играть ту роль, которую ты предлагаешь, не вижу в ней смысла. — Она встала и с огорченным видом заявила: — Я не верю в твою любовь.
С наступлением вечера мы опять стояли под фонарным столбом рядом с домом Кошки и снова ждали в неловком молчании, которое не могли побороть ни она, ни я.
Часом позже показался тот же самый крытый грузовичок. На этот раз Кошка сразу сел в него и отправился прямо к Брансийским воротам.
Мы очутились перед тем же зданием, что и накануне.
Было около восьми. Не зная, что делать, мы пошли в забегаловку на углу улицы, это было очень старое, насквозь прокуренное кафе с облупленными стенами. В нем обычно встречались завсегдатаи из здешнего квартала и, засиживаясь у бара, обменивались впечатлениями дня: идеальное место для сбора информации.
Едва мы сели за столик у окна, как хозяин, жизнерадостный толстяк с красными щеками, уже протягивал нам меню.
— Смотри-ка, как странно! — удивилась Джейн. — Совсем не похоже на обычное меню!
— Что? — насупился толстяк. — Вам не нравится меню?
— Да нет, не то чтобы оно мне не нравилось… Просто кухня у вас довольно оригинальная.
— Дело в том, что… — с пафосом произнес хозяин, — дело в том, что моя кухня идет из глубины веков, видите ли, она перешла ко мне от моих родителей, прародителей…
Он нагнулся к нам и почти прошептал:
— Это старинная кухня тамплиеров, рыцарей в белых плащах с красным крестом! Они привезли с Востока книгу рецептов одного из племянников Саладина — Вушла Хилла аль-Хабиба.
— Кого?
— Вушла Хилла аль-Хабиба, — повторил хозяин довольно убедительно. — Величайший кулинар! Именно во время одного из их угощений Великий магистр ордена Храма решил доверить тамплиерам роль международных воинов. Примерно такая же роль сейчас у национальной жандармерии или, точнее, групп быстрого реагирования: они родоначальники… голубых касок ООН!
Мы с Джейн переглянулись полувопросительно, полуиронично.
— Но почему именно тамплиеры? — спросила Джейн.
— Тамплиеры, — продолжил хозяин, — были превосходными аптекарями. Они открыли лечебные свойства Spirea Ulmeria — королевы лугов — против суставных болей, что в дальнейшем позволило выделить из этой травы производные салициловой кислоты. Новый медикамент, мадемуазель, пользующийся наибольшим спросом в мире, я назвал… — Хозяин закатил глаза для усиления эффекта. — …аспирин! Кухня, мадемуазель, издавна связана с колдовством. Но у вас печальный вид… Нектар красен, он прогонит печаль. К тому же уксус или прокисшее… вино — чудесное средство для более здоровой жизни. Уксус, лук, эстрагон, перец молотый, гвоздика, тмин, лавровый лист, чеснок… Если вы настоите в бокале все эти ингредиенты примерно месяц, то можете добавлять содержимое в любые блюда, и вы убедитесь…
Он наклонился к самому уху Джейн с почти угрожающим видом:
— Следует знать, мадемуазель, что капуста хороша с рисом, корнишоны — с мясом или дичью, что томаты очень хороши с рыбой, а особенно не забывайте про вино и хлеб! Вода и мука, дождевая вода — все это натуральные продукты, поступающие сверху, с неба. Так что кухня мигрирует вместе с миграцией священных племен — с запада на восток.
— А вы можете нам сказать, — спросила Джейн, решившись прервать эти словоизвержения, — что, например, содержится в баклажанной икре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66