Если их супружество состоялось, то его успех должен начаться сразу с абсолютной честности. Она не пыталась быть обольстительной, скрываясь за потоком прекрасных волос. Просто она должна быть любящей, достойной носить голубые ленты на ночной рубашке, но только не этой ночью.
Она разделась, умылась, надела простую длинную белую рубашку и заплела волосы в две косы. Она сидела при дневном свете, когда вернулся Уильям. Он сразу спросил:
– Почему вы не остались в постели? Я думал, вы уже заснули.
– Заснула?
– Дорогая, неужели вы подумали, что я хочу спать вместе эту ночь, когда вы нездоровы? Для этого будут лучшие времена.
Беатрис пристально посмотрела на него. Почему он так оправдывается?
– Это действительно важно для вас, уверяю. Я закажу другую комнату для себя. Вы ляжете в постель и хорошенько отдохнете. Я загляну сюда только сказать вам спокойной ночи.
Он подошел и поцеловал ее в лоб. На его лице отражалась только забота о ней, больше ничего. Неизвестно, вовремя или нет, но она сказала:
– Разве вы не видите, что я надела простую рубашку и заплела волосы в косу. Не уходите, Уильям. Я хочу сказать вам кое-что.
Уильям поднял брови.
– Вы уже хотите сделать мне выговор?
– Не говорите глупостей. Я только хочу сказать, что знаю, вы не любите меня. Я боялась упоминать об этом раньше на случай, если вы измените мнение обо мне. И я не хочу, чтобы все было так плохо, потому что люблю вас с того самого дня, когда мы ловили бабочек. Вы помните? С раздвоенным хвостом. Павлиний махаон. Я даже запомнила ее латинское название. – Она с беспокойством посмотрела на него. Он заскучал? – Но даже если вы никогда не полюбите меня, моей любви хватит на нас двоих, и наше супружество будет хорошим. Думаю, для большинства людей начало было менее счастливым, чем наше. Вы не должны быть на меня в претензии, что я попыталась вам это сказать. Мне хотелось бы, чтобы каждый из нас был всегда честным.
Она замолчала, так как заметила, что он улыбнулся.
– Но, Беатрис, моя глупая маленькая жена, конечно, я люблю вас. Только не сегодня ночью. Сегодняшняя ночь не годится для любви или длинных разговоров. – Он раскланялся. Значит, ему было скучно. – И давайте отложим вашу «речь» на то время, когда я буду с вами в постели. – Он наклонился и еще раз поцеловал ее в лоб. – Доброго вам сна. Завтра Париж. Гей-го!
Он ушел. Как легкое и изящное прикосновение одной из его бабочек, не испытывая глубоких мыслей или эмоций, не желая проникнуть в ее сердце, да и в свое. Она знала, что дала ему первый урок. Он не выносил сильных чувств или откровенных речей и предпочитал благоприятно истолковывать слишком нелегкие вопросы, делая вид, что их просто не существует.
Возможно, он был прав, а она заблуждалась. Она должна быть благодарной, что у него легкий характер, иначе он никогда не женился бы на ней, даже из-за суммы в две тысячи фунтов годовых, и зная, что его фамильный дом не сохранится для будущих поколений.
От всех этих мыслей Беатрис оросила слезами кружевной свадебный платок. Она-то думала, что Уильям успокоит ее, принеся извинения за то, что сбежал в эту ночь из ее постели.
Но, возможно, это было просто потому, что она устала от длинного, длинного дня.
Глава 4
На следующий день погода была облачная и сырая, и Уильям простудился.
Он извинился, сказав с легкой насмешкой, что Беатрис не станет слишком сердиться.
Теперь они поменялись ролями, она почувствовала, что совсем поправилась, и вместе со здоровьем к ней вернулся оптимизм.
Однако она заметила, что у ее мужа появился нездоровый румянец и блеск в глазах; он чувствовал себя несчастным и без конца обращался к ней. После долгой дороги в Париж и устройства в отеле она настояла, чтобы он уединился, у нее не хватило ума, чтобы не делать этого, но она хотела любовью и заботой вырвать его из этого состояния.
– Сегодня вечером мы оба будем ужинать у себя в номере, – сказала она, – вы можете позвонить, чтобы нам принесли меню.
– Вы ведете себя как опытный путешественник, – сказал Уильям, и она вспыхнула от удовольствия.
– Но заказать еду придется вам. Я не осмеливаюсь это сделать. Мой французский ужасающий.
– Тогда давайте пошлем за метрдотелем.
Они восхитительно поужинали вдвоем в ее комнате и даже Хокенс не позволили распаковать платья.
– Вы сделаете это завтра, когда мистер Овертон почувствует себя лучше, – сказала Беатрис.
Счастье, что в комнате находилась еще одна постель. Уильяму это давало возможность разрешить ей спать в стороне от него, поскольку простуда заразна.
Несмотря на душевный подъем после совместного ужина, его состояние ухудшалось. Он чувствовал слабость, характерную для его семьи, и рассказал Беатрис только то, что она хорошо знала. Климат Индии, который был таким губительным для детей, надолго оставил ему в наследство хрупкое здоровье и еще нечто более неуловимое, что обнаружила Беатрис этой ночью, когда Уильям стонал и кричал, одолеваемый ночными кошмарами.
Она наклонилась над ним, держа ночник, и окликала его, пытаясь разбудить.
– Что с вами, мой дорогой? У вас что-нибудь болит?
Он открывал лихорадочно горящие глаза и всматривался в нее, словно она была частью тех ужасов, которые он помнил. Затем он медленно выбирался из снов, которые заставляли его кричать, и сбрасывал одеяло, смятое в комок.
Он с облегчением смущенно улыбался.
– О Беа! Как хорошо, что вы здесь. – Он хватал ее за руку, крепко и с благодарностью, как если бы просил ее прогнать этих драконов, чтобы любой ценой они ушли прочь.
Она и делала это. Такая роль была более присуща матери, чем жене, но она принимала ее как подарок. Так чудесно было чувствовать, что он нуждается в ней. – Ночные кошмары? – спросила она.
Его лицо стало напряженным. Беатрис села на край кровати и сказала:
– Расскажите мне, мой дорогой.
Выражение нежности на лице, которой он удостоил ее днем, легко обрушилось на Беатрис сейчас, ночью, в этих обстоятельствах.
– Это был ужасающий случай, – сказал он. – Какое счастье, что я жил в Индии только до семи лет! Я отправился, как обычно, в экипаже на утреннюю прогулку со своим амахом. Возница привез нас на окраину города, где мы не должны были быть. Так или иначе, но мы приехали туда безо всякого предупреждения – на место резни.
– Вы имеете в виду… мертвых людей?
– Да. Несколько индусов и один мой знакомый, сержант Эдвард Майор, он был симпатичным, моим хорошим другом. Он сажал меня на плечо и играл со мной в крикет. Это был большой широкоплечий парень, блондин с огромными светлыми свисающими усами. Собственно, по этим усам я и узнал его. Он был почти весь в крови, и его глаза почти выклевали хищные птицы.
– Какой кошмар! Какое потрясение для ребенка! Уильям болезненно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Она разделась, умылась, надела простую длинную белую рубашку и заплела волосы в две косы. Она сидела при дневном свете, когда вернулся Уильям. Он сразу спросил:
– Почему вы не остались в постели? Я думал, вы уже заснули.
– Заснула?
– Дорогая, неужели вы подумали, что я хочу спать вместе эту ночь, когда вы нездоровы? Для этого будут лучшие времена.
Беатрис пристально посмотрела на него. Почему он так оправдывается?
– Это действительно важно для вас, уверяю. Я закажу другую комнату для себя. Вы ляжете в постель и хорошенько отдохнете. Я загляну сюда только сказать вам спокойной ночи.
Он подошел и поцеловал ее в лоб. На его лице отражалась только забота о ней, больше ничего. Неизвестно, вовремя или нет, но она сказала:
– Разве вы не видите, что я надела простую рубашку и заплела волосы в косу. Не уходите, Уильям. Я хочу сказать вам кое-что.
Уильям поднял брови.
– Вы уже хотите сделать мне выговор?
– Не говорите глупостей. Я только хочу сказать, что знаю, вы не любите меня. Я боялась упоминать об этом раньше на случай, если вы измените мнение обо мне. И я не хочу, чтобы все было так плохо, потому что люблю вас с того самого дня, когда мы ловили бабочек. Вы помните? С раздвоенным хвостом. Павлиний махаон. Я даже запомнила ее латинское название. – Она с беспокойством посмотрела на него. Он заскучал? – Но даже если вы никогда не полюбите меня, моей любви хватит на нас двоих, и наше супружество будет хорошим. Думаю, для большинства людей начало было менее счастливым, чем наше. Вы не должны быть на меня в претензии, что я попыталась вам это сказать. Мне хотелось бы, чтобы каждый из нас был всегда честным.
Она замолчала, так как заметила, что он улыбнулся.
– Но, Беатрис, моя глупая маленькая жена, конечно, я люблю вас. Только не сегодня ночью. Сегодняшняя ночь не годится для любви или длинных разговоров. – Он раскланялся. Значит, ему было скучно. – И давайте отложим вашу «речь» на то время, когда я буду с вами в постели. – Он наклонился и еще раз поцеловал ее в лоб. – Доброго вам сна. Завтра Париж. Гей-го!
Он ушел. Как легкое и изящное прикосновение одной из его бабочек, не испытывая глубоких мыслей или эмоций, не желая проникнуть в ее сердце, да и в свое. Она знала, что дала ему первый урок. Он не выносил сильных чувств или откровенных речей и предпочитал благоприятно истолковывать слишком нелегкие вопросы, делая вид, что их просто не существует.
Возможно, он был прав, а она заблуждалась. Она должна быть благодарной, что у него легкий характер, иначе он никогда не женился бы на ней, даже из-за суммы в две тысячи фунтов годовых, и зная, что его фамильный дом не сохранится для будущих поколений.
От всех этих мыслей Беатрис оросила слезами кружевной свадебный платок. Она-то думала, что Уильям успокоит ее, принеся извинения за то, что сбежал в эту ночь из ее постели.
Но, возможно, это было просто потому, что она устала от длинного, длинного дня.
Глава 4
На следующий день погода была облачная и сырая, и Уильям простудился.
Он извинился, сказав с легкой насмешкой, что Беатрис не станет слишком сердиться.
Теперь они поменялись ролями, она почувствовала, что совсем поправилась, и вместе со здоровьем к ней вернулся оптимизм.
Однако она заметила, что у ее мужа появился нездоровый румянец и блеск в глазах; он чувствовал себя несчастным и без конца обращался к ней. После долгой дороги в Париж и устройства в отеле она настояла, чтобы он уединился, у нее не хватило ума, чтобы не делать этого, но она хотела любовью и заботой вырвать его из этого состояния.
– Сегодня вечером мы оба будем ужинать у себя в номере, – сказала она, – вы можете позвонить, чтобы нам принесли меню.
– Вы ведете себя как опытный путешественник, – сказал Уильям, и она вспыхнула от удовольствия.
– Но заказать еду придется вам. Я не осмеливаюсь это сделать. Мой французский ужасающий.
– Тогда давайте пошлем за метрдотелем.
Они восхитительно поужинали вдвоем в ее комнате и даже Хокенс не позволили распаковать платья.
– Вы сделаете это завтра, когда мистер Овертон почувствует себя лучше, – сказала Беатрис.
Счастье, что в комнате находилась еще одна постель. Уильяму это давало возможность разрешить ей спать в стороне от него, поскольку простуда заразна.
Несмотря на душевный подъем после совместного ужина, его состояние ухудшалось. Он чувствовал слабость, характерную для его семьи, и рассказал Беатрис только то, что она хорошо знала. Климат Индии, который был таким губительным для детей, надолго оставил ему в наследство хрупкое здоровье и еще нечто более неуловимое, что обнаружила Беатрис этой ночью, когда Уильям стонал и кричал, одолеваемый ночными кошмарами.
Она наклонилась над ним, держа ночник, и окликала его, пытаясь разбудить.
– Что с вами, мой дорогой? У вас что-нибудь болит?
Он открывал лихорадочно горящие глаза и всматривался в нее, словно она была частью тех ужасов, которые он помнил. Затем он медленно выбирался из снов, которые заставляли его кричать, и сбрасывал одеяло, смятое в комок.
Он с облегчением смущенно улыбался.
– О Беа! Как хорошо, что вы здесь. – Он хватал ее за руку, крепко и с благодарностью, как если бы просил ее прогнать этих драконов, чтобы любой ценой они ушли прочь.
Она и делала это. Такая роль была более присуща матери, чем жене, но она принимала ее как подарок. Так чудесно было чувствовать, что он нуждается в ней. – Ночные кошмары? – спросила она.
Его лицо стало напряженным. Беатрис села на край кровати и сказала:
– Расскажите мне, мой дорогой.
Выражение нежности на лице, которой он удостоил ее днем, легко обрушилось на Беатрис сейчас, ночью, в этих обстоятельствах.
– Это был ужасающий случай, – сказал он. – Какое счастье, что я жил в Индии только до семи лет! Я отправился, как обычно, в экипаже на утреннюю прогулку со своим амахом. Возница привез нас на окраину города, где мы не должны были быть. Так или иначе, но мы приехали туда безо всякого предупреждения – на место резни.
– Вы имеете в виду… мертвых людей?
– Да. Несколько индусов и один мой знакомый, сержант Эдвард Майор, он был симпатичным, моим хорошим другом. Он сажал меня на плечо и играл со мной в крикет. Это был большой широкоплечий парень, блондин с огромными светлыми свисающими усами. Собственно, по этим усам я и узнал его. Он был почти весь в крови, и его глаза почти выклевали хищные птицы.
– Какой кошмар! Какое потрясение для ребенка! Уильям болезненно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97