– Какой-то злой, что ли.
– Я такой, как всегда.
С минуту Келли смотрела на него, потом дернула плечом. Не хочет поделиться с ней, рассказать, что его мучает, и не надо. Не ее дело в конце концов.
Калеб хмуро уставился в чашку. Мысли снова вернулись к тем двум конвертам. Итак, ранчо принадлежит Келли. Но она об этом не знает и не узнает вовсе. Чтобы остаться здесь хозяином, нужно сделать самую малость – порвать дополнение к завещанию.
Есть еще один выход – жениться на Келли.
Он ругнулся про себя. Как все просто! Если он на ней женится, ранчо по-прежнему будет принадлежать ему. И Келли тоже. И в любой момент, когда только захочет, он сможет прикасаться к ней, обнимать, наслаждаться ею.
Загвоздка в том, что он не хочет жениться.
Почувствовав на себе взгляд Келли, он оторвался от чашки и встретился с ее прищуренными глазами под нахмуренными бровями.
– В чем дело? – хриплым от смешанного чувства вины и желания голосом спросил он.
Келли отпрянула, будто ее ударили.
– Ничего. Я… Мне просто хотелось узнать, что тебя так терзает. Может, тебе лучше выговориться?
– Нет, лучше не будет, – коротко отрезал Калеб.
– Ладно, пусть так. Но ты не в обиде на меня за то, что я заставила тебя пойти в церковь? – спросила она и, когда он отрицательно мотнул черной гривой волос, собралась с духом и поинтересовалась, смогут ли они повторить поход в следующее воскресенье.
Калеб сухо усмехнулся:
– Ты что, хочешь записать меня в святоши?
Губы Келли тронула лукавая улыбка:
– Не знаю. Думаешь, у меня получится?
– Я думаю, что в твоих силах сделать из меня все, что тебе заблагорассудится, – пробормотал Калеб.
– По крайней мере, – улыбаясь, промурлыкала Келли, – мне бы хотелось сделать из тебя примерного прихожанина. – Калеб нахмурился, и она добавила: – Ведь в церкви было хорошо, правда?
– Ничего особенного, – ворчливо проговорил Калеб, – но, наверное, кому-то по душе выслушивать блаженного старика, в жизни не совершившего дурного поступка, а потому считающего своим долгом разглагольствовать о вечных муках, уготованных грешникам в аду.
– Ты не веришь в существование ада?
– Нет, я верю лишь в то, что многие здесь, на земле, превращают в ад собственную жизнь.
– Это означает, что и в рай ты не веришь?
– А вот в рай я верю, – негромко протянул Калеб. Он обвел глазами лицо Келли, мучительно долго задержался на ее губах, потом перевел взгляд на грудь девушки. – В рай я определенно верю.
Сердце Келли на мгновение остановилось, а затем заколотилось с бешеной скоростью. Лицо жарко вспыхнуло, руки же, наоборот, заледенели, глубоко в животе что-то завибрировало, и уже через минуту вся она дрожала с головы до ног.
Келли, ты сводишь меня с ума. Да ты и сама знаешь, как сильно я тебя хочу.
Она медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от его лица и избавиться от нестерпимого жара, охватившего ее тело.
– Что ты скажешь, если я попрошу тебя на самом деле стать моей женой?
– Что? – еле слышно произнесла девушка; горло перехватило, и голос срывался.
– То, что слышала. Почему бы нам не пожениться по-настоящему? Ты обретешь положение, благосостояние и уверенность, а я…
Голос его вдруг осекся, предложение осталось незаконченным. К чему слова, если она и без них понимала, что именно он обретет и чего так от нее хочет.
– Но ты же меня не любишь.
Калеб неопределенно пожал плечами:
– Ты тоже не любишь меня. Какая разница?
– Я не желаю выходить замуж по расчету, будто совершаю какую-то сделку. Замужество – это навсегда. Оно должно быть прочным, красивым…
Метис встал и отошел от стола.
– Келли, подойди ко мне.
– Нет.
– Я не сделаю ничего плохого.
– Разве?
Покачав головой, он протянул к ней руку.
– Нет.
Это слово успело сорваться с ее губ, но было пустым, бессмысленным, потому что она уже поднялась и шла к нему.
– Калеб… пожалуйста…
– Молчи.
Он взял ее за руку, притянул к себе, и она тут же оказалась в теплом кольце его объятий.
Келли неотрывно глядела в его глаза, в эти темно-серые глаза, таящие в своей глубине секреты, которые ей так хотелось разгадать, и столько обещаний, которые он никогда не сдержит. Она это знала.
– Скажи «да», Келли.
Голос прошелестел как ветерок в темную летнюю ночь, дыхание обожгло щеку, взгляд заворожил, загипнотизировал.
– Я… я тебя почти совсем не знаю, – запинаясь, прошептала Келли.
– Нет, ты меня знаешь. – Голос Калеба стал глубже. – Ты всегда меня знала.
– Я боюсь.
– Меня?
Его ладони скользнули по рукам Келли, по ее плечам, и от этой ласки у нее по коже пробежали мурашки. Она покачала головой:
– Нет, я боюсь тебя прежнего, того, кем ты был раньше. Тыльной стороной ладони Калеб легонько коснулся ее щеки.
– Да? И кем же я был раньше?
– Наемником, охотником за преступниками. – Она смело встретила его взгляд и, опустив руку, дотронулась до рукоятки его револьвера. – Ты убивал мужчин…
Уголки его губ поползли вверх.
– Зато никогда еще не убивал женщин.
– Калеб, я хочу…
Келли не договорила. Чего она хочет?..
– Я буду к тебе хорошо относиться, Келли, никогда не подниму на тебя руку, никогда не стану заводить любовниц. Чего же ты еще хочешь от мужа?
– Любви! Я хочу любви. А ее не купить ни за какие деньги.
– Мне неведомо это чувство, я не знаю, что такое любовь, – пробормотал Калеб, проводя пальцем по ее нижней губе. – Зато знаю многое другое. – Он наклонился и запечатал ее рот долгим, иссушающим поцелуем. Все мысли испарились из головы Келли. Губы Калеба были теплыми, твердыми, жаждущими; от его поцелуя перехватывало дыхание, подкашивались ноги. Она слабо застонала.
Язык метиса нырнул в глубину ее рта, впитывая его сладость, потом встретился с ее языком, и это было как прикосновение к пламени, горячему, буйному, но не сжигающему дотла. От жара этого пламени кровь Келли вспыхнула и быстрее побежала по венам.
Сильные мужские руки сомкнулись вокруг ее плеч, сжали так тесно, что стало трудно дышать. Так тесно, что она чувствовала каждую клеточку его естества.
Это сумасшествие – снова позволить ему целовать ее, ласкать, шептать на ухо сладкие слова, полные страсти и обещаний.
Но сейчас, когда его руки блуждали совсем рядом с ее грудью, а губы касались ее губ, сознание Келли отказывалось противостоять опасности. Язык двигался в ее рту, как раскаленное железо, словно таким образом он собирался ее заклеймить, чтобы навеки оставить рядом.
Калеб немного отстранился, совсем немного, ровно настолько, чтобы разглядеть ее лицо. Глаза его подернулись дымкой и мерцали, как далекие огоньки в дождливую ночь.
– Келли, скажи «да».
Разум говорил «нет». Рассудок, благоразумие, здравый смысл твердили «нет». Но сердце кричало «да!». И Келли прислушалась к голосу сердца:
– Да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Я такой, как всегда.
С минуту Келли смотрела на него, потом дернула плечом. Не хочет поделиться с ней, рассказать, что его мучает, и не надо. Не ее дело в конце концов.
Калеб хмуро уставился в чашку. Мысли снова вернулись к тем двум конвертам. Итак, ранчо принадлежит Келли. Но она об этом не знает и не узнает вовсе. Чтобы остаться здесь хозяином, нужно сделать самую малость – порвать дополнение к завещанию.
Есть еще один выход – жениться на Келли.
Он ругнулся про себя. Как все просто! Если он на ней женится, ранчо по-прежнему будет принадлежать ему. И Келли тоже. И в любой момент, когда только захочет, он сможет прикасаться к ней, обнимать, наслаждаться ею.
Загвоздка в том, что он не хочет жениться.
Почувствовав на себе взгляд Келли, он оторвался от чашки и встретился с ее прищуренными глазами под нахмуренными бровями.
– В чем дело? – хриплым от смешанного чувства вины и желания голосом спросил он.
Келли отпрянула, будто ее ударили.
– Ничего. Я… Мне просто хотелось узнать, что тебя так терзает. Может, тебе лучше выговориться?
– Нет, лучше не будет, – коротко отрезал Калеб.
– Ладно, пусть так. Но ты не в обиде на меня за то, что я заставила тебя пойти в церковь? – спросила она и, когда он отрицательно мотнул черной гривой волос, собралась с духом и поинтересовалась, смогут ли они повторить поход в следующее воскресенье.
Калеб сухо усмехнулся:
– Ты что, хочешь записать меня в святоши?
Губы Келли тронула лукавая улыбка:
– Не знаю. Думаешь, у меня получится?
– Я думаю, что в твоих силах сделать из меня все, что тебе заблагорассудится, – пробормотал Калеб.
– По крайней мере, – улыбаясь, промурлыкала Келли, – мне бы хотелось сделать из тебя примерного прихожанина. – Калеб нахмурился, и она добавила: – Ведь в церкви было хорошо, правда?
– Ничего особенного, – ворчливо проговорил Калеб, – но, наверное, кому-то по душе выслушивать блаженного старика, в жизни не совершившего дурного поступка, а потому считающего своим долгом разглагольствовать о вечных муках, уготованных грешникам в аду.
– Ты не веришь в существование ада?
– Нет, я верю лишь в то, что многие здесь, на земле, превращают в ад собственную жизнь.
– Это означает, что и в рай ты не веришь?
– А вот в рай я верю, – негромко протянул Калеб. Он обвел глазами лицо Келли, мучительно долго задержался на ее губах, потом перевел взгляд на грудь девушки. – В рай я определенно верю.
Сердце Келли на мгновение остановилось, а затем заколотилось с бешеной скоростью. Лицо жарко вспыхнуло, руки же, наоборот, заледенели, глубоко в животе что-то завибрировало, и уже через минуту вся она дрожала с головы до ног.
Келли, ты сводишь меня с ума. Да ты и сама знаешь, как сильно я тебя хочу.
Она медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от его лица и избавиться от нестерпимого жара, охватившего ее тело.
– Что ты скажешь, если я попрошу тебя на самом деле стать моей женой?
– Что? – еле слышно произнесла девушка; горло перехватило, и голос срывался.
– То, что слышала. Почему бы нам не пожениться по-настоящему? Ты обретешь положение, благосостояние и уверенность, а я…
Голос его вдруг осекся, предложение осталось незаконченным. К чему слова, если она и без них понимала, что именно он обретет и чего так от нее хочет.
– Но ты же меня не любишь.
Калеб неопределенно пожал плечами:
– Ты тоже не любишь меня. Какая разница?
– Я не желаю выходить замуж по расчету, будто совершаю какую-то сделку. Замужество – это навсегда. Оно должно быть прочным, красивым…
Метис встал и отошел от стола.
– Келли, подойди ко мне.
– Нет.
– Я не сделаю ничего плохого.
– Разве?
Покачав головой, он протянул к ней руку.
– Нет.
Это слово успело сорваться с ее губ, но было пустым, бессмысленным, потому что она уже поднялась и шла к нему.
– Калеб… пожалуйста…
– Молчи.
Он взял ее за руку, притянул к себе, и она тут же оказалась в теплом кольце его объятий.
Келли неотрывно глядела в его глаза, в эти темно-серые глаза, таящие в своей глубине секреты, которые ей так хотелось разгадать, и столько обещаний, которые он никогда не сдержит. Она это знала.
– Скажи «да», Келли.
Голос прошелестел как ветерок в темную летнюю ночь, дыхание обожгло щеку, взгляд заворожил, загипнотизировал.
– Я… я тебя почти совсем не знаю, – запинаясь, прошептала Келли.
– Нет, ты меня знаешь. – Голос Калеба стал глубже. – Ты всегда меня знала.
– Я боюсь.
– Меня?
Его ладони скользнули по рукам Келли, по ее плечам, и от этой ласки у нее по коже пробежали мурашки. Она покачала головой:
– Нет, я боюсь тебя прежнего, того, кем ты был раньше. Тыльной стороной ладони Калеб легонько коснулся ее щеки.
– Да? И кем же я был раньше?
– Наемником, охотником за преступниками. – Она смело встретила его взгляд и, опустив руку, дотронулась до рукоятки его револьвера. – Ты убивал мужчин…
Уголки его губ поползли вверх.
– Зато никогда еще не убивал женщин.
– Калеб, я хочу…
Келли не договорила. Чего она хочет?..
– Я буду к тебе хорошо относиться, Келли, никогда не подниму на тебя руку, никогда не стану заводить любовниц. Чего же ты еще хочешь от мужа?
– Любви! Я хочу любви. А ее не купить ни за какие деньги.
– Мне неведомо это чувство, я не знаю, что такое любовь, – пробормотал Калеб, проводя пальцем по ее нижней губе. – Зато знаю многое другое. – Он наклонился и запечатал ее рот долгим, иссушающим поцелуем. Все мысли испарились из головы Келли. Губы Калеба были теплыми, твердыми, жаждущими; от его поцелуя перехватывало дыхание, подкашивались ноги. Она слабо застонала.
Язык метиса нырнул в глубину ее рта, впитывая его сладость, потом встретился с ее языком, и это было как прикосновение к пламени, горячему, буйному, но не сжигающему дотла. От жара этого пламени кровь Келли вспыхнула и быстрее побежала по венам.
Сильные мужские руки сомкнулись вокруг ее плеч, сжали так тесно, что стало трудно дышать. Так тесно, что она чувствовала каждую клеточку его естества.
Это сумасшествие – снова позволить ему целовать ее, ласкать, шептать на ухо сладкие слова, полные страсти и обещаний.
Но сейчас, когда его руки блуждали совсем рядом с ее грудью, а губы касались ее губ, сознание Келли отказывалось противостоять опасности. Язык двигался в ее рту, как раскаленное железо, словно таким образом он собирался ее заклеймить, чтобы навеки оставить рядом.
Калеб немного отстранился, совсем немного, ровно настолько, чтобы разглядеть ее лицо. Глаза его подернулись дымкой и мерцали, как далекие огоньки в дождливую ночь.
– Келли, скажи «да».
Разум говорил «нет». Рассудок, благоразумие, здравый смысл твердили «нет». Но сердце кричало «да!». И Келли прислушалась к голосу сердца:
– Да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92