Он уселся в ближайшем к девушке углу и, опершись на передние лапы, держал свое большое тело почти вертикально, словно демонстрируя, как высоко подняли его над своей животной сутью его ум и смышленность. Его высунутый язык покачивался между рядами больших белых клыков, а глаза перемещались с девушки на меня с выражением обжигающей силы.
— Вы будете рады узнать, Роберт, что мои финансовые затруднения стали менее острыми, — прервал наконец дядя свое молчание.
— Пастор сказал мне, что вы обнаружили конфиденциальный источник кредита, сэр, — ответил я.
Волнуясь, мой дядя становился привлекательным.
— Да, да, конфиденциальный источник, — запнулся он. — И я доволен этой своевременной возможностью сообщить вам об этом, так как после моей смерти — а в моем возрасте, мой мальчик, смерть ходит рядом с человеком — фирма «Баркли и Баркли» станет твоей и твоей присутствующей здесь кузины.
— И, я полагаю, мосье де Сен-Лаупа, — взорвался я с чрезмерным негодованием, не позволившем мне изобразить некоторое почтение к выставленным напоказ дешевым чувствам, ради которых он сделал небольшую паузу.
— Ax! — взглянув на Фелицию, воскликнул он, превращаясь в скучно играющего актера. — Что касается этого, то вы, видимо, располагаете иной, нежели я, информацией. Но мосье де Сен-Лауп сам на прошлой неделе предложил мне оплатить в срок мои подлежащие погашению векселя на сумму в тридцать тысяч долларов, и по моей просьбе немедленно сделал это на десять тысяч.
— И после этого вы уже не можете продолжать оставаться такой упрямой, не так ли, кузина? — внезапно повернувшись к Фелиции, спросил я с презрительной усмешкой, за которой — да простит меня Бог — я старался спрятать свое унижение.
— Смогла ли бы какая-нибудь девушка устоять против такого очевидного богатства и благородства поклонника, кузен? — вздернув свой изящный подбородок, возразила она. — Я услышала о его предложении только в среду, и не смогла сделать больше, чем пообещать мосье де Сен-Лаупу дать ему ответ сегодня вечером.
— Я желаю вам всего того счастья, которое, несомненно, будет у вас, — сказал я.
— Ну, вот и прекрасно, — воскликнул дядя с добрым радостным смешком. — Должен сказать, что вы галантны, Роберт. Ваши слова достойны джентльмена! Мысль о том, как вы воспримите эти новости, признаюсь, была причиной некоторой моей неловкости. Неосведомленный о состоянии ваших чувств, я боялся, однако…
Находясь в таком волнении, дядя мог сказать и больше, но даже если бы я и слушал его, то в этот момент я забыл бы все его слова. Неприступность его своенравного недомыслия заставили Фелицию и меня бросить друг на друга быстрые, полные изумления взгляды, и тотчас все мое существо запылало от восторга. Ибо в ее глазах, которые с момента ее гордого возражения на мою насмешку были опущены, я вдруг увидел слезы, и я понял, что радостный внешний вид и светящийся взгляд девушки были всего лишь игрой, исполненной ради дядиного спокойствия — факт, который только такой великий глупец, как я, мог не заметить с самого начала.
— Вы, я думаю, позабыли другие наши новости, дорогой дядя, — сказала она, когда он в конце концов перестал выражать свое удовлетворение моим достойным поведением.
— Ах, будь уверена, — воскликнул дядя. — Все наши неприятности близятся к концу. Волк, Роберт, ваш старый враг, выслеженный в своем логове, мертв, мой мальчик — он застрелен фермером примерно в пятнадцати милях отсюда.
— Но не без последнего гротескного штриха, который характеризует эту тварь. Не забывайте об этом, дядя Баркли.
— Гротескный штрих? Характеризует? Я не знаю, о чем идет речь, моя дорогая…
— Я имею в виду черного козла, — прервала дядю Фелиция. — Около двух или трех недель назад, кузен Роберт, на берегу реки было найдено тело мертвого черного козла. Козел был обезглавлен, но его голову найти не смогли. И сейчас я назвала этот штрих гротескным, не так ли? Я имею в виду, что козел был не тронут, что ни одна часть его туши не была съедена.
— Волк, — сказал дядя, — ни в один из своих набегов на наши окрестности не занимался добычей съестного для себя. Это очевидно. Он был убийцей, убивающим ради простого вожделения к крови. Старые переселенцы знакомы с таким типом волков.
— Но не странно ли, сэр, — спросила Фелиция, — что не было известий о набегах волка на овечьи стада или о его проникновении в загоны для крупного скота у наших соседей? Очевидно, совершая свои набеги, зверь соблюдал строгий пост.
— Во всяком случае, он нарушил свой пост, и очень действенно, на той ферме, владелец которой застрелил его, — ответил дядя. Но я признаюсь, что не обратил особого внимания на этот обмен репликами. В моем сознании всплыла та ночь, когда я находился в бреду.
«Черный козел, Козел отпущения, черный Козел отпущения с гор, Спаси это дитя…»
Я слышал это не в бреду. Уэшти, с ее бедным невежественным сознанием, действительно совершила надо мной обряд заклинания. Но почему ей показалось, что мне необходимы ее заклинания?
— Вы убеждены, что застреленное животное — действительно тот самый волк-убийца? — спросил я, обнаружив, что дядя с Фелицией прекратили разговор и смотрят на меня.
— Мосье де Сен-Лауп не верит в это, — ответила Фелиция.
— Но во Франции в королевских лесах охота на дичь была для него забавой или чем-то вроде этого, — сказал дядя. — Мосье просто не может представить себе, насколько невероятно, чтобы две таких твари могли бы бегать где-то рядом друг с другом.
Но после того, как мои визитеры ушли, после того, как я поужинал и Джуди оставила меня с зажженными свечами наедине с книгой, голова козла и причины, из-за которых Уэшти решилась использовать ее, заняли мои мысли. Нет, эти размышления не казались мне бесцельными; но если я настойчиво удерживал на этом свое сознание, то, по крайней мере, тем самым я отгонял от себя видения великолепия холодной красоты Фелиции или — что еще хуже — ее наполненных слезами глаз. И вдруг, призвав на помощь свою зрительную память, я увидел тот странный набор предметов, которые были разложены в ту ночь на моем стеганом покрывале: небольшой череп, перекрещенные прутья, ярко горящие свечи; я увидел и другие абсурдные картины: небольшую кучку на полу дядиной конюшни перед денником Де Реца, состоящую из костей, кусочков стали, цветных стекол, клочьев шерсти и венчающего весь этот холмик кровоточащей головы петуха. Я вспомнил вялые извинения Томаса за этот неубранный мусор… В моей памяти всплыл и рассказ Фелиции об Уэшти, о которой среди ее родного племени шла слава заклинательницы духов: и мой разум нашел ту связь между двумя феноменами, которая в рассудке более праздном могла бы быть проигнорирована как чересчур фантастическая даже для случайной мимолетной мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Вы будете рады узнать, Роберт, что мои финансовые затруднения стали менее острыми, — прервал наконец дядя свое молчание.
— Пастор сказал мне, что вы обнаружили конфиденциальный источник кредита, сэр, — ответил я.
Волнуясь, мой дядя становился привлекательным.
— Да, да, конфиденциальный источник, — запнулся он. — И я доволен этой своевременной возможностью сообщить вам об этом, так как после моей смерти — а в моем возрасте, мой мальчик, смерть ходит рядом с человеком — фирма «Баркли и Баркли» станет твоей и твоей присутствующей здесь кузины.
— И, я полагаю, мосье де Сен-Лаупа, — взорвался я с чрезмерным негодованием, не позволившем мне изобразить некоторое почтение к выставленным напоказ дешевым чувствам, ради которых он сделал небольшую паузу.
— Ax! — взглянув на Фелицию, воскликнул он, превращаясь в скучно играющего актера. — Что касается этого, то вы, видимо, располагаете иной, нежели я, информацией. Но мосье де Сен-Лауп сам на прошлой неделе предложил мне оплатить в срок мои подлежащие погашению векселя на сумму в тридцать тысяч долларов, и по моей просьбе немедленно сделал это на десять тысяч.
— И после этого вы уже не можете продолжать оставаться такой упрямой, не так ли, кузина? — внезапно повернувшись к Фелиции, спросил я с презрительной усмешкой, за которой — да простит меня Бог — я старался спрятать свое унижение.
— Смогла ли бы какая-нибудь девушка устоять против такого очевидного богатства и благородства поклонника, кузен? — вздернув свой изящный подбородок, возразила она. — Я услышала о его предложении только в среду, и не смогла сделать больше, чем пообещать мосье де Сен-Лаупу дать ему ответ сегодня вечером.
— Я желаю вам всего того счастья, которое, несомненно, будет у вас, — сказал я.
— Ну, вот и прекрасно, — воскликнул дядя с добрым радостным смешком. — Должен сказать, что вы галантны, Роберт. Ваши слова достойны джентльмена! Мысль о том, как вы воспримите эти новости, признаюсь, была причиной некоторой моей неловкости. Неосведомленный о состоянии ваших чувств, я боялся, однако…
Находясь в таком волнении, дядя мог сказать и больше, но даже если бы я и слушал его, то в этот момент я забыл бы все его слова. Неприступность его своенравного недомыслия заставили Фелицию и меня бросить друг на друга быстрые, полные изумления взгляды, и тотчас все мое существо запылало от восторга. Ибо в ее глазах, которые с момента ее гордого возражения на мою насмешку были опущены, я вдруг увидел слезы, и я понял, что радостный внешний вид и светящийся взгляд девушки были всего лишь игрой, исполненной ради дядиного спокойствия — факт, который только такой великий глупец, как я, мог не заметить с самого начала.
— Вы, я думаю, позабыли другие наши новости, дорогой дядя, — сказала она, когда он в конце концов перестал выражать свое удовлетворение моим достойным поведением.
— Ах, будь уверена, — воскликнул дядя. — Все наши неприятности близятся к концу. Волк, Роберт, ваш старый враг, выслеженный в своем логове, мертв, мой мальчик — он застрелен фермером примерно в пятнадцати милях отсюда.
— Но не без последнего гротескного штриха, который характеризует эту тварь. Не забывайте об этом, дядя Баркли.
— Гротескный штрих? Характеризует? Я не знаю, о чем идет речь, моя дорогая…
— Я имею в виду черного козла, — прервала дядю Фелиция. — Около двух или трех недель назад, кузен Роберт, на берегу реки было найдено тело мертвого черного козла. Козел был обезглавлен, но его голову найти не смогли. И сейчас я назвала этот штрих гротескным, не так ли? Я имею в виду, что козел был не тронут, что ни одна часть его туши не была съедена.
— Волк, — сказал дядя, — ни в один из своих набегов на наши окрестности не занимался добычей съестного для себя. Это очевидно. Он был убийцей, убивающим ради простого вожделения к крови. Старые переселенцы знакомы с таким типом волков.
— Но не странно ли, сэр, — спросила Фелиция, — что не было известий о набегах волка на овечьи стада или о его проникновении в загоны для крупного скота у наших соседей? Очевидно, совершая свои набеги, зверь соблюдал строгий пост.
— Во всяком случае, он нарушил свой пост, и очень действенно, на той ферме, владелец которой застрелил его, — ответил дядя. Но я признаюсь, что не обратил особого внимания на этот обмен репликами. В моем сознании всплыла та ночь, когда я находился в бреду.
«Черный козел, Козел отпущения, черный Козел отпущения с гор, Спаси это дитя…»
Я слышал это не в бреду. Уэшти, с ее бедным невежественным сознанием, действительно совершила надо мной обряд заклинания. Но почему ей показалось, что мне необходимы ее заклинания?
— Вы убеждены, что застреленное животное — действительно тот самый волк-убийца? — спросил я, обнаружив, что дядя с Фелицией прекратили разговор и смотрят на меня.
— Мосье де Сен-Лауп не верит в это, — ответила Фелиция.
— Но во Франции в королевских лесах охота на дичь была для него забавой или чем-то вроде этого, — сказал дядя. — Мосье просто не может представить себе, насколько невероятно, чтобы две таких твари могли бы бегать где-то рядом друг с другом.
Но после того, как мои визитеры ушли, после того, как я поужинал и Джуди оставила меня с зажженными свечами наедине с книгой, голова козла и причины, из-за которых Уэшти решилась использовать ее, заняли мои мысли. Нет, эти размышления не казались мне бесцельными; но если я настойчиво удерживал на этом свое сознание, то, по крайней мере, тем самым я отгонял от себя видения великолепия холодной красоты Фелиции или — что еще хуже — ее наполненных слезами глаз. И вдруг, призвав на помощь свою зрительную память, я увидел тот странный набор предметов, которые были разложены в ту ночь на моем стеганом покрывале: небольшой череп, перекрещенные прутья, ярко горящие свечи; я увидел и другие абсурдные картины: небольшую кучку на полу дядиной конюшни перед денником Де Реца, состоящую из костей, кусочков стали, цветных стекол, клочьев шерсти и венчающего весь этот холмик кровоточащей головы петуха. Я вспомнил вялые извинения Томаса за этот неубранный мусор… В моей памяти всплыл и рассказ Фелиции об Уэшти, о которой среди ее родного племени шла слава заклинательницы духов: и мой разум нашел ту связь между двумя феноменами, которая в рассудке более праздном могла бы быть проигнорирована как чересчур фантастическая даже для случайной мимолетной мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59