Это была вереница совсем юных девушек, которых вела монахиня. Все они были одеты в белые платьица с повязанными поверх фартучками. Волосы их были заплетены в косы. Монахиня держала в руке серебряный колокольчик, весело заливавшийся при каждом ее шаге.
— Уверен, что это было поучительное зрелище. Ты говоришь, совсем юные девушки? Ну, теперь я понимаю, почему ты не мог отвести от них глаз, — это произнес его брат Оскар — он взял гитару, дека которой была расписана причудливым цыганским орнаментом, и сев опять за стол, начал тихо наигрывать, не обращая почти никакого внимания на разговор за столом.
Освальд красноречиво вздохнул.
— Это зрелище подействовало на меня угретающе. Мне было невыносимо видеть целую шеренгу нетронутых, но вполне созревших для брачных уз девиц, которых так зорко пасут и охраняют!
Раздался резкий звук, как будто напильником прошлись по пиле — это Густав громко, предупредительно кашлянул, кивнув в сторону Андлежины.
Освальд, недовольно нахмурившись, замолк и даже слегка покраснел, но тут же румянец неловкости сошел с его раздраженного лица.
Рольф оторвал глаза от бокала с бренди.
— Здесь поблизости есть женский монастырь?
— Нет, не монастырь в обычном понимании слова. Это — школа при маленькой монастырской обители, в которой преподают три монахини.
— Надеюсь, ты ничего не упустил при осмотре?
Вопрос прозвучал довольно зло и язвительно. Но было заметно, что Освальд рад дать на этот счет исчерпывающий ответ.
— Ничего. Я все проверил лучшим образом, не вызвав и тени подозрения. Это маленькая обитель, где обучаются двадцать или тридцать юных созданий, большинство из которых живет на полном пансионе при обители в зимнее время года. Школа была учреждена одной леди из местных прихожанок по обету, данному во время болезни ее малолетней дочери. Молоденькая леди, с которой я говорил, очаровательная кокетка, остановившаяся завязать шнурок на туфельке как раз в то время, когда я спешился, чтобы подтянуть подпругу, сказала, что в обители только три взрослых дамы. Это их учительницы-монахини. Среди же учениц нет новых пансионерок, и никто из женщин в возрасте около двадцати лет давно уже не посещал обитель.
— Я не могу вообразить себе, чтобы мадемуазель де Бюи отправилась в монастырскую школу, — это замечание сделал Мейер, улыбка скрыла его уродливый шрам в уголке рта, но в его беспокойно бегающих глазах таилась тревога.
Рольф вдруг резко повернулся в сторону Анджелины, вызывающе обратившись к ней:
— А вы что думаете о такой возможности?
Вопрос был для нее полной неожиданностью.
— Что я могу сказать? Если вы верите, что Клэр там, вы все равно перевернете вверх дном всю обитель. А если уверены, что там ее нет, оставите монастырь в покое. Это ваше дело. Если же хоть что-то может повлиять на ваше решение, то я хочу напомнить вам, существуют определенные законы жизни святой обители, которые нельзя нарушать.
— Вообще-то я в этом ничего не понимаю. Но, впрочем, мы еще посмотрим что к чему, — произнес принц с задумчивым взором. — А вы хорошо знаете эту школу?
— Я там училась с двенадцати лет и до недавних пор.
Он коротко глянул на нее взглядом, полным нескрываемой иронии — так нарочито подчеркнула она свою принадлежность к веренице невинных созданий, которых только что описал Освальд.
Но допрос принца на этом не кончился. Один за другим его люди докладывали ему об увиденном и услышанном, описывая места и людей — стариков на уличных перекрестках, женщину, добывающую мох с коры деревьев, чтобы набить матрас, мальчика, погоняющего корову домой с пастбища. Они добрались до самого русла реки, завязали разговор даже с одним черным рабом, а двое из них доехали по поручению принца до города, прочесав его вдоль и поперек. Они навели справки у приходского священника маленькой церкви во имя Святого Мартина.
Густав, которому нечего было доложить после целого дня несения службы в доме, взял меж тем яблоко с большого блюда, где они возвышались остроконечной горкой. Тщательно установленное равновесие было нарушено, и еще одно яблоко скатилось по столу на колени Густава. Одноглазый страж подобрал второе яблоко и, зажав его в руке, вонзил крепкие белые зубы в сочную мякоть первого. Через несколько мгновений он отбросил в сторону огрызок и, достав еще один плод, стал жонглировать двумя яблоками, перебрасывая их из руки в руку. Красно-коричневые яблочки, поблескивая в полутьме полированными боками, быстро мелькали в воздухе.
Густав снова бросил взгляд на блюдо. Освобождая пространство третьему яблоку, он все выше и выше подбрасывал поочередно первых два. Поглощенный своим занятием, он забыл о низко висящей люстре с расположенными в ее ячейках пятидесятью свечками. Когда он потянулся за третьим плодом, высоко взмывшее яблоко сильно ударилось о металлическую основу люстры, и одна из восковых свеч, выпрыгнув из своего гнезда, дымя и разбрызгивая воск, устремилась вниз на стол.
Выругавшись, Густав молниеносно отдернул руку от блюда, поймав свечу, которая метила как раз на салфетку, еще в воздухе. Одновременно он отклонился так, чтобы не дать упасть стремительно снижающемуся яблоку и снова ввел его в игру — и так неистово извиваясь и балансируя, он ни на минуту не прекращал жонглировать двумя яблоками и погасшей свечой.
Мужчины за столом разразились громом аплодисментов и подбадривающими возгласами. Безрассудный Освальд с беспечной улыбкой на устах вскочил на ноги.
Схватив яблоко, он запустил его вверх. Оно не задело люстру, а упало прямо на блюдо, рассыпав остальные плоды по всему столу. Сразу же в воздухе замелькали десятки яблок, брошенных и пойманных с великолепной отточенной реакцией. Металлическая люстра неуклюже закачалась из стороны в сторону от града ударов, нацеленных на нее. Еще одна свеча, качнувшись, устремилась вниз. А за ней третья, и свечи шипя и оставляя за собой дымный след, начали сыпаться сверху на развлекающихся мужчин. Их подхватывали на лету, и вот уже в воздухе мельтешил нестройный хоровод яблок и оплывших огарков, а свечи продолжали срываться вниз с бешено ходившей ходуном люстры, как падающие звезды, мелькая среди своевольных планет.
Это была своеобразная игра с огнем, сопровождавшаяся грубым смехом и не всегда пристойными шуточками, отпускаемыми в адрес античных богов и богинь, изображенных на закопченном сводчатом потолке. Один Рольф праздно сидел, уставившись в огонь очага. А Оскар, вяло огрызнувшись, когда в него попало яблоко, казалось, не замечал царящей вокруг него яростной свистопляски, тихо наигрывая что-то на струнах своей гитары, которую он держал на коленях. Анджелина молча наблюдала за всей этой дикрй сценой с затаенной в глубине глаз улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Уверен, что это было поучительное зрелище. Ты говоришь, совсем юные девушки? Ну, теперь я понимаю, почему ты не мог отвести от них глаз, — это произнес его брат Оскар — он взял гитару, дека которой была расписана причудливым цыганским орнаментом, и сев опять за стол, начал тихо наигрывать, не обращая почти никакого внимания на разговор за столом.
Освальд красноречиво вздохнул.
— Это зрелище подействовало на меня угретающе. Мне было невыносимо видеть целую шеренгу нетронутых, но вполне созревших для брачных уз девиц, которых так зорко пасут и охраняют!
Раздался резкий звук, как будто напильником прошлись по пиле — это Густав громко, предупредительно кашлянул, кивнув в сторону Андлежины.
Освальд, недовольно нахмурившись, замолк и даже слегка покраснел, но тут же румянец неловкости сошел с его раздраженного лица.
Рольф оторвал глаза от бокала с бренди.
— Здесь поблизости есть женский монастырь?
— Нет, не монастырь в обычном понимании слова. Это — школа при маленькой монастырской обители, в которой преподают три монахини.
— Надеюсь, ты ничего не упустил при осмотре?
Вопрос прозвучал довольно зло и язвительно. Но было заметно, что Освальд рад дать на этот счет исчерпывающий ответ.
— Ничего. Я все проверил лучшим образом, не вызвав и тени подозрения. Это маленькая обитель, где обучаются двадцать или тридцать юных созданий, большинство из которых живет на полном пансионе при обители в зимнее время года. Школа была учреждена одной леди из местных прихожанок по обету, данному во время болезни ее малолетней дочери. Молоденькая леди, с которой я говорил, очаровательная кокетка, остановившаяся завязать шнурок на туфельке как раз в то время, когда я спешился, чтобы подтянуть подпругу, сказала, что в обители только три взрослых дамы. Это их учительницы-монахини. Среди же учениц нет новых пансионерок, и никто из женщин в возрасте около двадцати лет давно уже не посещал обитель.
— Я не могу вообразить себе, чтобы мадемуазель де Бюи отправилась в монастырскую школу, — это замечание сделал Мейер, улыбка скрыла его уродливый шрам в уголке рта, но в его беспокойно бегающих глазах таилась тревога.
Рольф вдруг резко повернулся в сторону Анджелины, вызывающе обратившись к ней:
— А вы что думаете о такой возможности?
Вопрос был для нее полной неожиданностью.
— Что я могу сказать? Если вы верите, что Клэр там, вы все равно перевернете вверх дном всю обитель. А если уверены, что там ее нет, оставите монастырь в покое. Это ваше дело. Если же хоть что-то может повлиять на ваше решение, то я хочу напомнить вам, существуют определенные законы жизни святой обители, которые нельзя нарушать.
— Вообще-то я в этом ничего не понимаю. Но, впрочем, мы еще посмотрим что к чему, — произнес принц с задумчивым взором. — А вы хорошо знаете эту школу?
— Я там училась с двенадцати лет и до недавних пор.
Он коротко глянул на нее взглядом, полным нескрываемой иронии — так нарочито подчеркнула она свою принадлежность к веренице невинных созданий, которых только что описал Освальд.
Но допрос принца на этом не кончился. Один за другим его люди докладывали ему об увиденном и услышанном, описывая места и людей — стариков на уличных перекрестках, женщину, добывающую мох с коры деревьев, чтобы набить матрас, мальчика, погоняющего корову домой с пастбища. Они добрались до самого русла реки, завязали разговор даже с одним черным рабом, а двое из них доехали по поручению принца до города, прочесав его вдоль и поперек. Они навели справки у приходского священника маленькой церкви во имя Святого Мартина.
Густав, которому нечего было доложить после целого дня несения службы в доме, взял меж тем яблоко с большого блюда, где они возвышались остроконечной горкой. Тщательно установленное равновесие было нарушено, и еще одно яблоко скатилось по столу на колени Густава. Одноглазый страж подобрал второе яблоко и, зажав его в руке, вонзил крепкие белые зубы в сочную мякоть первого. Через несколько мгновений он отбросил в сторону огрызок и, достав еще один плод, стал жонглировать двумя яблоками, перебрасывая их из руки в руку. Красно-коричневые яблочки, поблескивая в полутьме полированными боками, быстро мелькали в воздухе.
Густав снова бросил взгляд на блюдо. Освобождая пространство третьему яблоку, он все выше и выше подбрасывал поочередно первых два. Поглощенный своим занятием, он забыл о низко висящей люстре с расположенными в ее ячейках пятидесятью свечками. Когда он потянулся за третьим плодом, высоко взмывшее яблоко сильно ударилось о металлическую основу люстры, и одна из восковых свеч, выпрыгнув из своего гнезда, дымя и разбрызгивая воск, устремилась вниз на стол.
Выругавшись, Густав молниеносно отдернул руку от блюда, поймав свечу, которая метила как раз на салфетку, еще в воздухе. Одновременно он отклонился так, чтобы не дать упасть стремительно снижающемуся яблоку и снова ввел его в игру — и так неистово извиваясь и балансируя, он ни на минуту не прекращал жонглировать двумя яблоками и погасшей свечой.
Мужчины за столом разразились громом аплодисментов и подбадривающими возгласами. Безрассудный Освальд с беспечной улыбкой на устах вскочил на ноги.
Схватив яблоко, он запустил его вверх. Оно не задело люстру, а упало прямо на блюдо, рассыпав остальные плоды по всему столу. Сразу же в воздухе замелькали десятки яблок, брошенных и пойманных с великолепной отточенной реакцией. Металлическая люстра неуклюже закачалась из стороны в сторону от града ударов, нацеленных на нее. Еще одна свеча, качнувшись, устремилась вниз. А за ней третья, и свечи шипя и оставляя за собой дымный след, начали сыпаться сверху на развлекающихся мужчин. Их подхватывали на лету, и вот уже в воздухе мельтешил нестройный хоровод яблок и оплывших огарков, а свечи продолжали срываться вниз с бешено ходившей ходуном люстры, как падающие звезды, мелькая среди своевольных планет.
Это была своеобразная игра с огнем, сопровождавшаяся грубым смехом и не всегда пристойными шуточками, отпускаемыми в адрес античных богов и богинь, изображенных на закопченном сводчатом потолке. Один Рольф праздно сидел, уставившись в огонь очага. А Оскар, вяло огрызнувшись, когда в него попало яблоко, казалось, не замечал царящей вокруг него яростной свистопляски, тихо наигрывая что-то на струнах своей гитары, которую он держал на коленях. Анджелина молча наблюдала за всей этой дикрй сценой с затаенной в глубине глаз улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145