Мистер Паттнам страшно смутился и заморгал, словно напуганный кролик. Лорд Стейд бросил на меня еще один взгляд. Я выдержала его и спокойно сказала своему кавалеру, который не находил себе места от стыда:
— Трогайте, мистер Паттнам.
Он немедленно отпустил вожжи, и пара серых рванула с места. Позади нас послышался хриплый, неприятный смех Стейда, и мои руки, лежавшие на коленях, против воли сжались в кулаки.
— Я очень и-извиняюсь, мисс Фитцджеральд, — сказал мистер Паттнам, заикаясь от волнения. — Я и понятия не имел, что лорд Стейд знает, кто я такой!
Последняя фраза Паттнама заинтересовала меня. Если мой спутник сказал правду, то это означало, что маркиз остановился рядом с нами из-за меня.
— В последнее время дела на его конюшне идут очень хорошо, — снова решился заговорить мистер Паттнам через некоторое время. — Два года назад его лошадь выиграла скачки, а трехлеток, которого он подготовил к нынешнему сезону, почти наверняка выиграет их снова. Племенной жеребец у Стейда — просто на удивление.
— Вы имеете в виду Алькасара? — спросила я.
— Да, именно его. Сам он как скаковая лошадь ничего особенного не показал, но как производитель — просто сокровище.
Солнце, отражаясь в медных пуговицах на пальто мистера Паттнама, разбрасывало вокруг такие яркие блики, что мне пришлось прищуриться.
— Вообще говоря, это удивительно, не так ли? Я помню, что мой отец был очень удивлен, когда узнал, что жеребенок, который впоследствии выиграл для Стейда скачки, был получен от Алькасара.
— Все этому удивлялись, — заметил мистер Паттнам. — Однако Алькасар — это не какое-то чудо-однодневка. Лошади, которых лорд Стейд выставил на скачки в прошлом году, были очень хороши, а нынешний трехлеток просто великолепен.
— А вы выставляете лошадей на скачки, мистер Паттнам? — поинтересовалась я, и весь остаток прогулки мой кавалер взахлеб рассказывал о своих планах создать собственную конюшню.
На следующий день дядя сказал мне, что он договорился съездить с Грейстоуном в поселок неподалеку от Винчестера, для того чтобы тот мог осмотреть меч, который когда-то якобы принадлежал королю Альфреду. Я не придавала этому большого значения до вечера пятницы. Когда же он наступил, дядя сообщил мне, что, как ему стало известно, некто хочет купить меч, опередив лорда Грейстоуна, и потому он, лорд Чарлвуд, собирается выехать в упомянутый поселок верхом и настоять на том, чтобы владелец меча не продавал его до тех пор, пока лорд Грейстоун не будет иметь возможности сделать на этот счет свое предложение.
— Вы должны поехать следом за мной вместе с Грейстоуном, Кейт, — сказал дядя. — Я оставлю подробные инструкции, благодаря которым легко добираться до нужного места. А я буду ждать вас в доме сквайра Рестона. Если я отложу свой выезд до завтрашнего полудня, о мече можно будет забыть.
Я все же не поняла до конца, чем была вызвана такая спешка, и запротестовала:
— Несколько часов все равно погоды не сделают, дядя Мартин.
— Я только что объяснил вам, Кейт, что как раз эти несколько часов могут оказаться решающими. Сквайр Рестон прислал мне записку, в которой сообщил, что у него появился другой покупатель. — Дядя посмотрел на меня невинными, прямо-таки лучащимися честностью и простодушием глазами. — У меня есть свои причины для того, чтобы сделать Грейстоуна своим должником, и мне очень хочется, чтобы именно я стал тем человеком, который разыщет для него этот клинок.
Взгляд дяди вызвал у меня глухое недоверие к тому, что он говорил.
— Ну хорошо, а почему я не могу просто передать Грейстоуну оставленные вами инструкции и отправить к сквайру Рестону его одного? — задала я резонный вопрос.
— Потому что я хочу, чтобы вы тоже туда съездили, — сказал дядя, и я поразилась тому, насколько угрожающе могут звучать слова, произнесенные мягким, даже приторным тоном. — У меня есть друг, поместье которого расположено неподалеку от Винчестера, а у него, в свою очередь, есть сын, с которым я хотел бы тебя познакомить. Возьми с собой что-нибудь из одежды. Осмотрев меч, мы заедем к ним в гости.
Изложенный дядей план мне не особенно понравился, но спорить не хотелось. Мое трусливое поведение было мне также не по вкусу, но тут я ничего не могла с собой поделать. В моем дяде было нечто такое, что заставляло меня все время нервничать.
На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, приехал граф Грейстоунский, чтобы забрать моего дядю. Он был одет в дорожное пальто с капюшоном, в котором казался просто огромным. Надо сказать, что смена заранее согласованного плана пришлась ему не по душе.
— Я прибыл в фаэтоне, — сказал он. — В нем есть место еще для одного человека, но не более, так что мисс Кранбурн не сможет вас сопровождать.
— Дядя Мартин будет ждать меня у сквайра Рестона, — заверила я Грейстоуна.
Лорд Грейстоун посмотрел на меня, и на лице его появилось скептическое выражение.
— Дядин план мне тоже показался не слишком хорошо обдуманным, — признала я, — однако он очень обеспокоен тем, как бы другой покупатель не увел у вас из-под носа предмет, которым вы интересуетесь.
Лорд Грейстоун промолчал.
— Обещаю, что я не причиню вам беспокойства, — сказала я и едва не прикусила губу, услышав в собственном голосе умоляющие интонации.
Он посмотрел на меня своими жесткими серыми глазами и затем пожал плечами.
— Ну что ж, хорошо, — промолвил он и сделал паузу. — Мисс Фитцджеральд, вы понимаете, что это пять часов езды?
— Перед вами не тепличное растение, милорд, — сказала я с достоинством. — Я в состоянии выдержать пятичасовую поездку, да еще при хорошей погоде.
Впервые за время нашего знакомства в глазах лорда Грейстоуна промелькнула тень улыбки.
— Очень хорошо. — Он красноречиво бросил взгляд на улицу. — Мне бы не хотелось, чтобы мои лошади остывали.
— Подождите буквально минутку, я только возьму мантилью и капор, — сказала я и выбежала из комнаты.
Обычно я не бываю стеснительной, однако к тому моменту, когда мы поехали в сторону окраины Лондона в западном направлении, я почувствовала, что с лордом Грейстоуном веду себя как-то скованно. И дело тут было не в его весьма привлекательной внешности. В конце концов, большую часть жизни у меня перед глазами был отец, которого все считали красивым мужчиной. Мне мешала его репутация героя войны. В битве при Ватерлоо под ним убили трех лошадей, а он после этого, уже будучи раненым, провел кавалерийскую атаку, о которой все потом вспоминали с восторгом в течение нескольких месяцев.
Правда, в то чудесное майское утро трудно было думать о войне, и к тому моменту, когда лондонские улицы с их оживленным движением остались позади, от столь необычных для меня смущения и скованности не осталось и следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101