Если он не отзывается, обезьяны вызывают следующего, ясно? Никому не дают второй попытки, если он отказался от первой.
Этого они раньше не слышали. Остальное Дюрандаль слышал уже не раз, даже странные рассказы про обезьян. Купцы настаивали на том, что монастырь Золотого Меча охраняется говорящими обезьянами ростом с человека.
– Погоди. Эти обезьяны – они что, записывают имена? Кабук закашлялся, словно вопрос поразил его своей глупостью.
– Обезьяны не умеют ПИСАТЬ, господин хороший! – О говорящих я тоже раньше не слышал. Сколько ждать своей очереди?
– Обыкновенно пару недель, господин.
– Мне говорили, пару месяцев.
– Редко так долго. Я не проверял, что с очередью сейчас. Кромман почесал колено. Они условились, что инквизитор будет шевелить левой рукой всякий раз, когда уловит ложь.
– Выходит, обезьяны помнят каждое имя в порядке очереди? Месяцами?
– Это не обычные обезьяны, господин хороший. Они помнят лица много лет. О чем это я? – Заготовленная речь Кабука пошла насмарку. Стоило его перебить, как ему пришлось начинать чуть ли не с начала.
– Обезьяна выкликает мое имя.
– Э… да. Когда человек слышит свое имя, он выходит вперед, чтобы бросить вызов. Обезьяны проверяют, действительно ли он вооружен одним мечом, и он должен раздеться по пояс, чтобы показать, что не носит брони. Он ударяет в гонг. Дверь открывается, выходит один из братьев с золотым мечом, и они бьются. Если соискатель ранит брата, его проводят внутрь, и он берет там столько золота, сколько сможет унести. Все, что он уронит, пока не дойдет до ворот, должно остаться. Если он упадет, он теряет все, но это достойное наказание за жадность, верно? Все очень просто, Я сам видел это много, много раз.
– Что происходит, если брат убивает его? Старик пожал худыми плечами.
– Он умирает, конечно. Но вы производите впечатление благородного и умелого мечника, господин, и ваши спутники тоже. – Он неуверенно покосился на Кроммана, который такого впечатления не производил, хотя для любителя фехтовал очень и очень неплохо. – Я уверен, что вы преуспеете, тем более что вы живете под этим приносящим счастье кровом.
Дверь со скрипом отворилась. Вошла женщина с кожаным ведерком и тремя рогами под мышкой. Из ведерка доносился ни с чем не сравнимый запах пива. Вонючее алтаинское пойло делалось из козьего молока, а может, и из чего похуже, но купцы утверждали, что оно предохраняет от дизентерии. Желудок оно, во всяком случае, успокаивало.
– Моя старшая, – сказал Кабук. – Хороша, правда? Во всем Алтаине не найти сисек лучше. Сбрось платье, детка, покажи этим благородным господам свои прелести.
– Это не обязательно, – резко оборвал его Дюрандаль. – Оставь пиво, девка. Мы справимся сами. – Он подождал, пока она не вышла. – Как еще можно попасть к братьям?
– Э… не понимаю, господин.
– Если мне просто надо поговорить с ними… или с одним из них – могу ли я подойти к двери в другое время дня, не посылая вызова?
– Но зачем? – Вид у Кабука был настолько пораженный, что становилось ясно: этого вопроса и правда раньше ему никто не задавал. – Какое еще у вас может быть к ним дело?
– Предположим, я просто хотел поспрашивать их.
– Я никогда о таком не слышал, господин. Никто не входит в монастырь и не выходит из него иначе, чем я сказал. Пальцы Кроммана не шевельнулись.
– Но кто доставляет им пищу? – настаивал Дюрандаль.
– Я… я не знаю, господин.
– Как часто соискатель выигрывает? Раз в месяц?
– О, гораздо чаще. Кромман потер подбородок.
– Эти братья и впрямь бессмертны, как утверждают легенды?
– Конечно, так оно и есть, господин хороший, – неохотно кивнул старик. – Я видел их всю жизнь. Когда я был еще маленьким, отец сажал меня на стену, чтобы я смотрел на поединки, и это были те же люди, что и сейчас. Я знаю их всех:
Герат, Шариф, Яркан, Тебриз и все остальные. Они и сейчас не старше, чем были тогда.
Пальцы Кроммана оставались неподвижны.
– Спасибо. Пусть несут еду. – Дюрандаль бросил монету, которую Кабук выловил из темноты с удивительной ловкостью – может, захватить его с собой в Айронхолл?
– По большей части правда, – сказал инквизитор по-шивиальски, когда дверь за стариком закрылась.
– Но не раз в месяц? – Нет. Что говорили охранники каравана? – Примерно раз в год. Или реже.
– Они, должно быть, чертовски хорошие бойцы! – свирепо фыркнул Волкоклык. – А соискатели глупы как пробка! Три или четыре сотни на одного? Не стоит и пробовать.
– Сэру Волкоклыку и правда не стоит, – кивнул Дюрандаль. – Но если бы ты был сильным молодым пастухом, у которого нет ничего – ни стад, ни земли, ни какого-то другого способа заработать на свадьбу, – это, возможно, представилось бы в другом свете.
Его осторожный Клинок явно не соглашался с этими доводами. Он бы возражал еще сильнее, если бы его непутевый подопечный сам решил поиграть в эти игры.
Кромман встал и, скрипя половицами, пошел в угол посмотреть на стоявшие там горшки.
– Вам не кажется, что шансы нарочно подгадываются с тем, чтобы привлекать нужное количество соискателей? Об этом Дюрандаль не подумал.
– Вы хотите сказать, что братья нарочно проигрывают раз в год? Пламень! – В таком случае они не просто отличные, но потрясающие бойцы.
– Вы не спросили про сэра Эвермена, – наполовину спросил, наполовину констатировал Волкоклык. – Мне хотелось посмотреть, не назовет ли его наш молью траченый приятель сам. Теперь я хочу знать, почему он этого не сделал. И потом, у нас впереди еще весь остаток жизни. Будем разгадывать их тайны шаг за шагом.
– Я еще могу сделать из вас относительно профессионального агента, – заметил Кромман своим неприятно скрежещущим голосом.
– Когда мы поедим, – торопливо сказал Дюрандаль, заметив в глазах своего Клинка опасный блеск, – и не разболеемся от этого, мне хотелось бы прогуляться по городу.
Волкоклык встал и подошел к двери, заслонив ее. Потом достал из ножен Клык и поднял его, словно салютуя.
– Только через мой труп.
– Убери его; ты блефуешь.
Клык исчез в ножнах.
– Но я не шучу, сэр. Все эти сильные молодые крестьяне, о которых вы говорили, запертые здесь на несколько месяцев в ожидании своей очереди, без денег… Вы не помните, куда и подевал кандалы?
Он был прав. Самаринда после захода солнца – не самое безопасное место, и разумный человек будет знакомиться с ней при дневном свете.
– Ладно, нянюшка, сегодня я буду вести себя хорошо.
– Спасибо.
– Вот это, мне кажется, кувшин для воды, – заметил инквизитор, – а это – ночной горшок. Проверьте, не ошибаюсь ли я, сэр Волкоклык.
Примерно раз в год Кромман демонстрировал чувство юмора.
3
Они вышли из дома с первыми лучами солнца и заперли дверь за собой, прекрасно понимая, что это не помешает Кабуку рыться в их отсутствие в их вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Этого они раньше не слышали. Остальное Дюрандаль слышал уже не раз, даже странные рассказы про обезьян. Купцы настаивали на том, что монастырь Золотого Меча охраняется говорящими обезьянами ростом с человека.
– Погоди. Эти обезьяны – они что, записывают имена? Кабук закашлялся, словно вопрос поразил его своей глупостью.
– Обезьяны не умеют ПИСАТЬ, господин хороший! – О говорящих я тоже раньше не слышал. Сколько ждать своей очереди?
– Обыкновенно пару недель, господин.
– Мне говорили, пару месяцев.
– Редко так долго. Я не проверял, что с очередью сейчас. Кромман почесал колено. Они условились, что инквизитор будет шевелить левой рукой всякий раз, когда уловит ложь.
– Выходит, обезьяны помнят каждое имя в порядке очереди? Месяцами?
– Это не обычные обезьяны, господин хороший. Они помнят лица много лет. О чем это я? – Заготовленная речь Кабука пошла насмарку. Стоило его перебить, как ему пришлось начинать чуть ли не с начала.
– Обезьяна выкликает мое имя.
– Э… да. Когда человек слышит свое имя, он выходит вперед, чтобы бросить вызов. Обезьяны проверяют, действительно ли он вооружен одним мечом, и он должен раздеться по пояс, чтобы показать, что не носит брони. Он ударяет в гонг. Дверь открывается, выходит один из братьев с золотым мечом, и они бьются. Если соискатель ранит брата, его проводят внутрь, и он берет там столько золота, сколько сможет унести. Все, что он уронит, пока не дойдет до ворот, должно остаться. Если он упадет, он теряет все, но это достойное наказание за жадность, верно? Все очень просто, Я сам видел это много, много раз.
– Что происходит, если брат убивает его? Старик пожал худыми плечами.
– Он умирает, конечно. Но вы производите впечатление благородного и умелого мечника, господин, и ваши спутники тоже. – Он неуверенно покосился на Кроммана, который такого впечатления не производил, хотя для любителя фехтовал очень и очень неплохо. – Я уверен, что вы преуспеете, тем более что вы живете под этим приносящим счастье кровом.
Дверь со скрипом отворилась. Вошла женщина с кожаным ведерком и тремя рогами под мышкой. Из ведерка доносился ни с чем не сравнимый запах пива. Вонючее алтаинское пойло делалось из козьего молока, а может, и из чего похуже, но купцы утверждали, что оно предохраняет от дизентерии. Желудок оно, во всяком случае, успокаивало.
– Моя старшая, – сказал Кабук. – Хороша, правда? Во всем Алтаине не найти сисек лучше. Сбрось платье, детка, покажи этим благородным господам свои прелести.
– Это не обязательно, – резко оборвал его Дюрандаль. – Оставь пиво, девка. Мы справимся сами. – Он подождал, пока она не вышла. – Как еще можно попасть к братьям?
– Э… не понимаю, господин.
– Если мне просто надо поговорить с ними… или с одним из них – могу ли я подойти к двери в другое время дня, не посылая вызова?
– Но зачем? – Вид у Кабука был настолько пораженный, что становилось ясно: этого вопроса и правда раньше ему никто не задавал. – Какое еще у вас может быть к ним дело?
– Предположим, я просто хотел поспрашивать их.
– Я никогда о таком не слышал, господин. Никто не входит в монастырь и не выходит из него иначе, чем я сказал. Пальцы Кроммана не шевельнулись.
– Но кто доставляет им пищу? – настаивал Дюрандаль.
– Я… я не знаю, господин.
– Как часто соискатель выигрывает? Раз в месяц?
– О, гораздо чаще. Кромман потер подбородок.
– Эти братья и впрямь бессмертны, как утверждают легенды?
– Конечно, так оно и есть, господин хороший, – неохотно кивнул старик. – Я видел их всю жизнь. Когда я был еще маленьким, отец сажал меня на стену, чтобы я смотрел на поединки, и это были те же люди, что и сейчас. Я знаю их всех:
Герат, Шариф, Яркан, Тебриз и все остальные. Они и сейчас не старше, чем были тогда.
Пальцы Кроммана оставались неподвижны.
– Спасибо. Пусть несут еду. – Дюрандаль бросил монету, которую Кабук выловил из темноты с удивительной ловкостью – может, захватить его с собой в Айронхолл?
– По большей части правда, – сказал инквизитор по-шивиальски, когда дверь за стариком закрылась.
– Но не раз в месяц? – Нет. Что говорили охранники каравана? – Примерно раз в год. Или реже.
– Они, должно быть, чертовски хорошие бойцы! – свирепо фыркнул Волкоклык. – А соискатели глупы как пробка! Три или четыре сотни на одного? Не стоит и пробовать.
– Сэру Волкоклыку и правда не стоит, – кивнул Дюрандаль. – Но если бы ты был сильным молодым пастухом, у которого нет ничего – ни стад, ни земли, ни какого-то другого способа заработать на свадьбу, – это, возможно, представилось бы в другом свете.
Его осторожный Клинок явно не соглашался с этими доводами. Он бы возражал еще сильнее, если бы его непутевый подопечный сам решил поиграть в эти игры.
Кромман встал и, скрипя половицами, пошел в угол посмотреть на стоявшие там горшки.
– Вам не кажется, что шансы нарочно подгадываются с тем, чтобы привлекать нужное количество соискателей? Об этом Дюрандаль не подумал.
– Вы хотите сказать, что братья нарочно проигрывают раз в год? Пламень! – В таком случае они не просто отличные, но потрясающие бойцы.
– Вы не спросили про сэра Эвермена, – наполовину спросил, наполовину констатировал Волкоклык. – Мне хотелось посмотреть, не назовет ли его наш молью траченый приятель сам. Теперь я хочу знать, почему он этого не сделал. И потом, у нас впереди еще весь остаток жизни. Будем разгадывать их тайны шаг за шагом.
– Я еще могу сделать из вас относительно профессионального агента, – заметил Кромман своим неприятно скрежещущим голосом.
– Когда мы поедим, – торопливо сказал Дюрандаль, заметив в глазах своего Клинка опасный блеск, – и не разболеемся от этого, мне хотелось бы прогуляться по городу.
Волкоклык встал и подошел к двери, заслонив ее. Потом достал из ножен Клык и поднял его, словно салютуя.
– Только через мой труп.
– Убери его; ты блефуешь.
Клык исчез в ножнах.
– Но я не шучу, сэр. Все эти сильные молодые крестьяне, о которых вы говорили, запертые здесь на несколько месяцев в ожидании своей очереди, без денег… Вы не помните, куда и подевал кандалы?
Он был прав. Самаринда после захода солнца – не самое безопасное место, и разумный человек будет знакомиться с ней при дневном свете.
– Ладно, нянюшка, сегодня я буду вести себя хорошо.
– Спасибо.
– Вот это, мне кажется, кувшин для воды, – заметил инквизитор, – а это – ночной горшок. Проверьте, не ошибаюсь ли я, сэр Волкоклык.
Примерно раз в год Кромман демонстрировал чувство юмора.
3
Они вышли из дома с первыми лучами солнца и заперли дверь за собой, прекрасно понимая, что это не помешает Кабуку рыться в их отсутствие в их вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103